— Выпить хочешь? — не трогаясь с места, спросил окончательно определившийся Наполеон.
— Не пью. — Андрей тоже не тронулся с места.
— Похвально. Хотя выпивка не есть блудство, а есть лакомство, богом данное. Так говорил один знакомый поп. Где служил? — вдруг без всякого перехода спросил он.
— В ОМОНе… Рижском, — после некоторой паузы добавил Андрей, чтобы с самого начала расставить все на свои места.
— Даже так? Уважаю. Но, насколько я слышал, вас тут ищут по стране.
— И еще долго будут искать19. Так что пить или заводить знакомства со мной опасно, — прощупывал хозяина Андрей. Если и после такого сообщения он не побоится вести знакомство, значит, не все чисто у ребятишек в отношениях с государством.
— Это не опасность, — спокойно отреагировал Наполеон. — Я не из тех, кто после любого чиха правительства желает ему здоровья и подносит сопливчик.
— Смело вы.
— Отнюдь, для этого смелости не требуется. Наше правительство давно уже, выпучив глаза, рулит в одну сторону, а страна несется совершенно в другую. Поэтому остаюсь при своем мнении и приглашаю тебя на рюмку чая. Поехали, — на этот раз потребовал он и направился к «тойоте».
Надо полагать, он тоже прекрасно понимал, что Андрей пришел на встречу не для того, чтобы лишний раз подраться. Появился — значит, готов выставить себя на смотрины. И не без личной выгоды, надо полагать. Вот только какой?
В машине указал место рядом с собой. Андрей утонул в мягком, удобном сиденье, но это не помешало ему заметить, как Наполеон через пульт на своей дверце довернул зеркальце так, чтобы видеть соседа. Так же с пульта приоткрыл задние стекла. Из охранников никого не пригласил и, оглянувшись, Андрей увидел, как они суетятся, заталкиваясь в «девятки». Не сдержавшись, оценил:
— Одну половину надо гнать в шею, а вторую — дрючить.
Замечание хозяину «тойоты» не понравилось, и он упреждающе поднял руку:
— Давай сначала о тебе.
Машина взяла с места мощно, и Андрей услышал, как автоматически заблокировались дверцы. Запикал маячок-предупреждение — значит, стрелка спидометра перевалила за сто десять километров. Да, это не их отрядный «уазик»…
— Сто семьдесят девять лошадей, — с любовью похлопал по коричневой баранке руля и водитель. Включил магнитофон, но музыка зашипела, и он, приноровившись, поджал тумблер спичкой. — Техника японская, а кассеты наши, — оправдался он за маленькую оплошность в комфорте. — Ну, и где ты? Что ты? Могу представить твое положение, но, наверное, не до конца.
Он чуть повернул голову — в приготовленное для этой цели зеркало, где Андрей встретил его внимательные глаза. Да, этот кулаками не машет. Но что благополучный среди вселенского хаоса, и благодаря именно этому хаосу, сможет понять в жизни отверженного? Что он, в конечном счете, может почувствовать в такой ранимой душе, какая была у его Зиты? Поверит ли, что сердце разрывается и за страну, выталкиваемую на помойку?
Сосед ненавязчиво ждал, и постепенно Андрей разговорился. И вновь запереживал, и сжимали горло спазмы, и замолкал, чтобы не сорваться на крик или мат, — и хозяин машины тоже на удивление чутко убрал газ, и умолк даже сигнальчик скорости, словно подчеркивая соучастие в событиях.
Но, возвращаясь к реальности, Андрей чувствовал чудовищную ненормальность такого своего откровения. Кому он рассказывает? И, презирая себя, из последних сил сдерживался, чтобы не взять за грудки садящую рядом прилизанную куклу и не рвануть в сторону руль, чтобы загреметь под откос и тем самым раз и навсегда прервать свою боль и страдания…
— Да-а, не позавидуешь, — вполне искренне посочувствовал хозяин, когда Андрей смолк. — Чем теперь думаешь заняться?
— До женитьбы Мишки было еще ничего, а теперь надо и совесть иметь. Наверное, поеду в Приднестровье или каким-нибудь образом в Югославию.
— Повоевать хочется?
— Лучше воевать, чем сидеть в ларьках и торговать жвачкой. Честнее.
— Воевать интересно до тридцати лет, — со знанием дела сообщил собеседник. — А если я предложу тебе что-нибудь близкое по профилю здесь?
— Что?
— Я — майор запаса Кот Николай Тимофеевич, начальник службы безопасности.
— Чьей — безопасности?
— Кто наймет и заплатит. Охрана коммерческих банков, вечеринок разных, банкетов, других мероприятий. А главное, — опередил он следующий вопрос, — все законно. Мы зарегистрированы как охранная фирма «Стрелец», так что с юридической точки зрения к нам не подкопаться.
— Чем же тогда занимается милиция?
— Милиция не просчитала время. Она думала, что сможет накручивать взятки только за то, что греет пузо у какой-нибудь двери. А тут появляемся мы — более тренированные, культурные, официальные. Оплату запрашиваем повыше, но уже ни копейки сверх. И все постепенно начинают поворачиваться к нам и фирмам подобного типа. Милиции в охране скоро места не останется, помяни мое слово.
Поминать не хотелось — не было смысла. «Стрелец» его мог интересовать только как объект, где он сможет, видимо, подзаработать. А дальше будет видно.
— Ну, так каковы намерения? — опять глянул в зеркальце Наполеон.
— Пока — выпить предложенную рюмку чая, — решился Андрей, отдавая себя случаю.
— Рисковый ты парень, — после небольшой паузы проговорил Кот и пригладил языком и без того аккуратные кончики усов. — Не боишься нарваться?
Он имел в виду все встречи, и Андрей понял его.
— Я свое отбоялся.
— Мне нужны такие люди.
— Когда выходить на службу? — мгновенно перевел разговор на практические рельсы Тарасевич.
Хозяин «тойоты» ответил не сразу: закончилась кассета, и он перевернул ее, словно судьбу своего попутчика, на другую сторону. Спичка выпала, и раздалось что-то шипящее, суматошное, невнятное…
4
«Стрелец» занимал двухэтажный особнячок, снаружи и изнутри, как мухами, облепленный строителями-армяками.
По вскрытым полам, через груду кирпичей, заготовленных для камина, через десятки подобострастных «здравствуйте, уважаемый», прошли в дальний, уже отреставрированный угол здания. За высокой, еще не покрашенной дверью оказался просторный кабинет, весь в люстрах и мягкой мебели.
— Здесь разместится наша бухгалтерия, — небрежно махнул рукой по стенам Кот, давая понять, насколько они богаты, если могут министерский кабинет отдать какой-то бухгалтерии. Не присаживаясь, наклонился к селектору: — Нина, у меня гость. Чай, лимон, кекс.
— Садись, — он в самом деле умел и любил командовать. И не успел Андрей устроиться на небольшом диванчике, как хозяин вновь надавил своей властностью. — Условия таковы: дежурства — сутки через двое. Бывшим разведчикам, десантникам, морским пехотинцам — плюс десять процентов к окладу. За каждый спортивный разряд — еще плюс пятнадцать. Но за первое появление на службе в нетрезвом виде — пятьдесят процентов долой, а на второй раз — расчет и до свидания. За первое опоздание — минус пятнадцать процентов, за второе — уже пятьдесят, а на третий раз — тоже до свидания, мы с вами незнакомы. Устраивает?
— Без проблем.
— Все, что видится и слышится у нас или в обслуживаемых фирмах, — тут же и умирает.
— Это само собой.
— Физподготовка два раза в неделю, независимо от дежурств или отдыха…
…Похоже, «Стрелец» — в самом деле не шарашкина контора. Здесь — военная дисциплина, помноженная на зарплату кооператора. Орешек…
— Спортом меня запугать тоже достаточно сложно.
— А я и не пугаю, — усмехнулся майор, и Андрей внутренне собрался: все, хватит. Контракт заключен, и его дело — слушать и выполнять команды. Без комментариев.
— Прошу прощения, — извинясь, торопливо вставил он реплику, но начальник продолжил;
— Я не пугаю. Я никогда никого не пугаю. Я обозначаю круг прав и обязанностей, а потом только действую — без слов и уговоров.
— Я понял, — еще раз извинился Андрей.
Скрипнула дверь, прервав разговор. В проеме показался вначале расписной поднос с чашками, а потом, заставив Тарасевича вздрогнуть — Нина: на ней оказалось почти такое же сиреневое платье, как у Зиты. Сходство на этом заканчивалось, но, по мере приближения сиреневого пятна, сердце колотилось все учащеннее, на лбу выступил пот: боль по жене никуда не исчезала, она просто чуть притаилась до первого импульса. От майора, видимо, не ускользнуло его волнение, потому что, когда Нина вышла, он вопросительно замер, требуя объяснений.
— Жену напомнила, — не стал скрывать Андрей.
На этот раз, в отличие от поездки в машине, Кот сочувствовать не стал, дав Андрею пометить для себя еще один пунктик: личное в «Стрельце» — до фени. Служба — и только она. Платится только за это. Есть спортивный разряд — плюс пятнадцать процентов, опоздал на развод — минус пятнадцать. Рынок. Даже в отношениях между людьми — рынок. А когда-то заграницу больше всего бесила именно открытость советских людей, их готовность идти за чувством, а не расчетом. Рациональный Запад прекрасно понимал, что отношения между людьми на одной шестой части суши, окрашиваемой на всех картах в красный цвет, сохранились без учета шелеста купюр и предварительно просчитанной выгоды. Это был им немой укор, который они всячески замалчивали и не желали вытаскивать наружу даже в своих внутренних спорах. Советский строй сумел каким-то образом устоять перед лозунгом «Делать деньги — чтобы ими делать новые деньги». Он доказал, что не все решают деньги.
И вот это нравственное преимущество стало, видать, разрушаться с приходом рынка. Почему же все хотят подсчитывать только плюсы, кто займется минусами?
Отхлебнув несколько глотков чая, Андрей встал.
— Спасибо за угощение и доверие. Но, поскольку я теперь подчиненный, позвольте перейти на «вы» и приступить к своим обязанностям.
— Прекрасно, — оценил Кот. — Сейчас тебя проведут по нашему офису, познакомят с теми, кто на месте. А завтра в девять утра — на развод. Сергей, — опять наклонился он к селектору. — Зайди.