‑таки не одни.
Повернулся к замершим у киосков редким зрителям.
— Долги надо платить, — чтобы не пугались, свел он для них весь инцидент к дежурной, банальной разборке кооператоров. В этом случае никто никуда, во всяком случае сразу, бежать и звонить не станет. И специально запоминать приметы не будет. А ему нужно уехать отсюда подальше. Но о главном все-таки не забыл и попросил: — Им все-таки худо, вызовите милицию и «скорую».
Дождавшись, когда с опаской, но все же один из старичков зайдет в телефонную будку, Андрей помахал — для Нины — рукой над головой и побежал к подъезжающему автобусу. И уже с задней площадки какое-то время наблюдал, как пытаются подняться при помощи сердобольных старушек его враги, его несостоявшиеся убийцы. Нет, ребята, бесполезная затея. В этом случае необходимо уколоть пальцы или уши, но ведь это надо знать и уметь делать. А так минимум минут двадцать придется еще поелозить по грязи, ничего не соображая. Но это полезно. И даже для нашей неторопливой милиции хватит времени, чтобы подъехать.
5
Как ни велика была масса митингующих на Смоленской площади, Кота он отыскал практически сразу. Встречаться в таких случаях, как прикинул Андрей, нужно не в стычках, уже завязывающихся между омоновцами и демонстрантами, и не около строящихся баррикад и горящих, чадящих на всю округу автомобильных покрышек. Надо подыскать место повыше и побезлюднее, чтобы спокойно осмотреться.
Видимо, майор думал точно так же, потому что влезли они чуть ли не на одну строительную будку напротив гастронома «Смоленский». И один, и другой, не определившись, как вести себя при встрече, пожали плечами: мол, такие дела. Протянули руки. Но рукопожатие вышло крепким, словно в него как раз и вложились непроявленные внешне эмоции и внутренняя благодарность.
— Твой «хвост» где? — первым делом поинтересовался Кот.
— Обрубил. Вернее, вырубил, — не стал вдаваться в подробности Андрей. — А твой?
— Просто оторвался. Может, где-то даже и здесь.
— Тогда нечего светиться.
Спрыгнули в толпу — волнующуюся, с каждым вздохом набирающую силу и отчаянность. В нескольких местах раздались выстрелы, но они показались такими жалкими и беспомощными среди огромного людского моря, что на них попросту не обратили внимания. Большее впечатление производил грохот отрываемого от строительных заборов листового железа. Тут же катили бочки и трубы — строились баррикады. Все увеличивающиеся клубы черного дыма окутывали строгий шпиль МИДа.
— Спасибо за Нину, — сумел наконец выразить признательность бывшему начальнику Андрей. О Нине подумалось с тревогой: где она и как там с ней.
— Пустяки.
Однако чувствовалось, что благодарность приятна майору: он сдержанно улыбнулся, аккуратно поправил галстук, элегантно подзастегнул кожаную куртку. Даже здесь, в суете, только что, выйдя из‑под контроля убийц, он ухитрялся выглядеть эффектно и элегантно.
— Хотя, если честно, мне не совсем понятны мотивы твоего поведения, — признался Тарасевич. — Извини, но это можно было ожидать скорее от Сереги, чем от тебя. Такой мне виделась ситуация в «Стрельце».
— Но я тоже не все время работал с мафией. Когда-то и я был простым советским майором. А Серега… Серега как раз и навел на тебя киллеров. За очень крупную сумму, но тем не менее.
Андрей недоверчиво глянул на Кота: это серьезно. А потом смутился: выходит, он совершенно не разбирается в людях и даже имеет наглость признаваться, что не может поверить в благородство Кота.
— Наши планы? — отрезая прошлое и подчеркивая свою готовность действовать по планам майора, поинтересовался Тарасевич. А сам непроизвольно посмотрел на людское море, прорвавшее хилую запруду из милиции и теперь растекавшееся в направлении Белого дома. А там — отряд…
Но Кот, похоже, не спешил вливаться в общий победный поток. Наоборот, стал выбираться в конец шествия.
— Там и без нас справятся, — уловив желание Андрея идти вместе со всеми, дал понять об ином. — Есть момент, о котором не знает ни один человек здесь, на площади, но который может касаться каждого. И его желательно, конечно, пресечь. Заодно это будет «приятным сюрпризом» для тех, кто дал команду убрать нас.
— Я готов, — даже не спрашивая, что придется делать и тем самым высказав свою признательность за все, что Кот успел сделать для него, произнес Тарасевич.
— Сюда выехали две группы забора.
Андрей словно споткнулся:
— Какие группы?
— Забора. Экипажи «скорой помощи», которые забирают убитых и раненых с мест происшествий и аварий. Это наши группы. Помнишь, ты обратил внимание на «скорую» у ворот «Стрельца»? Это они. А вчера из Италии пришел большой заказ на почки, роговицы глаз, жировую клетчатку и слуховую косточку. Почувствовали, гады, что можно поживиться на нашей русской ошибке, — кивнул Кот на демонстрацию.
— Мы… мы это возили в «Европу»? — с малой толикой надежды получить отрицательный ответ, спросил Андрей. Теперь по-иному выглядели происходившие в Москве события: значит, они кому-то нужны, выгодны. Однако перекрыло личностное: и я в этом участвовал!
— Да, мы возили в Европу, и без всяких кавычек, именно это, — подтвердил Кот. — И сейчас возят. И все в большем количестве. Можно утверждать, что дело поставлено на поток. И шифр, который ты увидел на таможне — как раз обозначение человеческих органов.
— Но это же преступление!
— К сожалению, нет. Договоры, лицензии — все подписано и заверено.
— Кем?
— У нас пока одно правительство. Правда, и тысячи прихлебателей при нем.
— Не укладывается в голове.
— Уложилось бы, если бы в тот раз вышел на гладиаторский бой и проиграл Исполнителю. А именно так и замышлялось. Теперь же его почки перегоняют мочу какому-то бизнесмену в Израиле.
Андрей представил черноволосого капитана милиции, которого, грешным делом, высматривал среди омоновцев…
— А кладбище?
— Создана группа так называемого милосердия, которая держит на учете множество одиноких, престарелых и пьяниц. И соответственно их обрабатывает. Каждый, кто попадал на кладбище, — это те, кто давал, в конечном счете, разрешение использовать свое тело после смерти для медицинских целей.
— А сегодня почему они здесь?
— Сегодняшние события — просто еще один канал получения человеческих органов. «Скорая» увозит пострадавших в морг, там, как и положено, производится вскрытие. И возвращают труп. Но уже пустой.
Пробивалось сквозь тучи и клубы дыма солнце, люди бились с людьми каждый за свою идею, а тут… Кто-то упадет с проломленным черепом, и конец всей политике. Потому что есть группы забора. Потому что есть правительство, которое разрешило дельцам поставить это дело на поток, конвейер. А что, если и Зиту… Нет-нет, Зита умерла далеко от Москвы. Господи, какое же это счастье — умереть вдали от Москвы, этого политического и нравственного гадюшника.
— Но надо же… надо что-то делать. Кому-то сообщить!
— Кому? — усмехнулся Кот и кивнул на автобус, набитый перепуганными милиционерами, сбежавшими с площади под натиском толпы. — Им? Ты же видишь, что они за деньги друг друга разберут на части, не то что постороннего.
— Ну, не все же, — вспомнив о Мишке, возразил Андрей. — Да и я когда-то был простым советским омоновцем.
— После советских времен столько всего поменялось, что сравнивать нас и их — все равно что сравнивать две эпохи. Не согласен?
— Мне да не быть согласным? — удивился Тарасевич самой постановке вопроса. — Что мы можем сделать?
— Пока не знаю. Знаю, что нужно хотя бы на сегодня вывести эти группы из игры. То есть первым делом отыскать их машины.
— Эти? — указал Андрей на первые увиденные «санитарки». Майор сверил номера, отрицательно помотал головой.
— Вон еще виднеются, пойдем, — загорелся поиском Тарасевич. К тому же, чем быстрее они найдут машины, тем скорее смогут уйти к Белому дому.
Но оказалось, что друг друга им найти было легче, чем «скорые» с нужными номерами.
— Не-ет, они где то здесь, они отсюда не уедут, — твердил Кот. — Здесь их доллары, их нажива. Ведь кружат, как вороны, где-то рядом, выжидают. Идем за колонной.
И тут же, одновременно, увидели «санитарку», выехавшую из какого-то проулочка и пристроившуюся за демонстрантами. По тому, как напрягся Кот, стало ясно: она.
— Есть первая, — подтвердил майор.
Но только одновременно с этим стало ясно, что убрать на глазах у такого скопища народа машину будет далеко не просто. И даже небезопасно. Одно неосторожное слово, движение — и сами врачи объявят тебя «ельциноидом», затесавшимся среди красных флагов для провокаций. А потом хоть божись, хоть вяжись, хоть рви тельняшку на груди — разбираться не станут, в толпе судей нет, в ней только прокуроры и палачи. Андрей на себе почувствовал возбуждение августа 91-го года, когда только за одну попытку возразить что-то против Ельцина в него вцепились десятки рук, готовых растерзать. Сегодня на улицы вышли совершенно иные люди, ситуация с Белым домом, как в хорошем боевике, изменилась с точностью до наоборот, но нравы толпы остались прежние: долой всех ненавистных, а разбираться станем потом.
Поэтому ничего не представлялось разумнее, как идти следом за «санитаркой», выжидающей свою добычу. И выжидать самим. Единственное, что устраивало Тарасевича — такая тактика с каждым шагом приближала его к отряду, к ребятам. Вроде нехорошо было искать свою личную выгоду в происходящем, но то был не самый большой грех. Но как все-таки взять «санитарку»?
И тут, перешагивая очередной завал на дороге, Андрей вдруг замер, затем поднял утыканную гвоздями доску и показал майору:
— А?
— Пойдет, — сразу сообразил тот и тоже нырнул в мусор за добычей.
Когда отыскалась и вторая подходящая дощечка, довольно улыбнулись оба. Воистину: все гениальное — просто. Зачем делать кульбиты там, где возможны легкие па. Две дощечки под два колеса — и машина на приколе. По крайней мере, пока не заменят скаты. А запасных обычно — одно. На первое время сойдет, а дальше видно будет.