Безволосого человека, которого Харриет называла Ингерсоллом, нигде не видно.
Время почти пришло. Мириам не надо смотреть на циферблат телефона, чтобы это понять.
Но она всё равно достает телефон. Держа пистолет в одной руке, мобильник в другой, заткнув дневник за ремень штанов, она нажимает кнопки.
Идет дальше.
У Фрэнки звонит телефон. Так и должно быть. Это звонит Мириам.
Он отвечает, и девушка слышит его как стерео — голос в телефоне и голос впереди.
— Харриет?
Мириам швыряет телефон ему в голову, словно какой-то долбанный бумеранг. Тот попадает Фрэнки в переносицу, и мужчина отшатывается.
Девушка подумывает над тем, чтобы пристрелить его, но… нет. Ингерсолл услышит выстрел. Не стоит стрелять.
Вместо этого она быстро идет вперед и бьет Фрэнки стволом пистолета прямо в солнечное сплетение.
— В солнечном сплетении находится большое количество нервных окончаний, — шипит Мириам.
Фрэнки шарит в поисках своего пистолета, но Мириам выбивает его из руки мужчины.
Он хрипит, лицо покраснело, девушка бьет его по горлу пистолетом.
— Сосцевидный отросток играет роль кляпа.
В подтверждение выданной информации, Фрэнки сгибается пополам, начинает давиться. Его рвет чем-то похожим на не до конца переваренный сэндвич.
Мириам думает над тем, как его убить. Фрэнки же, согнувшись в позе борца Сумо, блюя под себя, пытается отползти назад.
«Хер с ним, — думает девушка. — Задушу его».
Мириам заходит Фрэнки за спину, подсовывает локоть ему под горло и изо всех сил напрягает спину. Она тянет так сильно, что можно задушить пони…
Прошло сорок два года. Фрэнки сидит в темном зале театра вместе со своим внуком. Мальчишка напряженно наблюдает за происходящим, его лицо освещено действием на сцене. Фрэнки видит, как парень сияет. Мужчина откидывает голову назад, закрывает глаза и позволяет сердечному приступу, который пытался побороть последние шесть часов, овладеть собой. Рот Фрэнки приоткрывается, мужчина ловит последний вдох, а мальчишка ничего не замечает; продолжает смотреть представление.
…и она отпускает. Фрэнки ловит ртом воздух, поскальзывается на своей собственной желчи.
Он пытается встать, но Мириам прижимает ствол к его затылку.
— Когда-нибудь ты станешь дедушкой, — говорит она.
— Хорошо, — хрипит он, смаргивая слезы.
— Тебе ведь не нравится такая жизнь, правда?
— Нет. Господи, нет. Ненавижу её.
— У тебя ключи от машины?
Он кивает.
— Бери их. Уезжай. Убирайся прочь. Ты не хочешь быть здесь.
Еще один кивок.
— Увижу ещё раз, — говорит Мириам, — сделаю так, что дедом ты никогда не станешь.
Она проходит мимо него, направляясь к маяку, когда удар за ударом где-то поблизости гремит гром.
Глава сороковая
Старый Барни
Вся комната маяка обрамлена стеклом… или, скорее всего, в каких-то окнах стекло, а в некоторых уже поликарбонат.
Но фонарь пока ещё не поменяли.
Луис привязан к деревянному стулу рядом с ним. Фонарь по форме похож на луковичку или на огромный глаз насекомого. Луис удерживается тремя коричневыми проводами, опутывающими его руки и ноги. Голова мужчины зафиксирована у основания фонаря, такое ощущение, целым рулоном изоленты.
Ингерсолл играется со ржавым ножом. В ноздри бьет запах рыбьих потрохов.
Он украл его у рыбака, уснувшего на соседней пристани. Сломал ему шею и бросил в волны прибоя… но прежде успел выхватить нож.
Ингерсолл высыпает из мешочка кости. Они со стуком раскатываются на полу у его ног, и мужчина перебирает их с таким тщанием, с каким можно отделять бобы от камней. Он проводит пальцами над костями туда и обратно. Словно читает их.
Но конечно же, это не так. Он не может их прочитать. Просто не владеет даром своей бабушки в той мере, в какой бы хотел. Он притворяется и иногда делает это так умело, что убеждает даже сам себя.
Сейчас он изо всех сил пытается узреть будущее.
Одно из окон над его головой разбито. Сквозь него гуляет ветер.
— Грядет буря, — говорит он.
Его цель — Луис. Он сидит ещё с затуманенным взглядом, избитый, не отошедший от наркотиков. Ингерсолл склоняет голову, словно проявляет некую настороженность.
Мужчина вздыхает. Кости ничего ему не сказали. В очередной раз, как и всегда, он должен сам обрести истину и направить своё будущее в нужное русло.
— Зачем мне тебя убивать? — вслух интересуется он. — Ты для меня не важен. Но ты видел моё лицо. А мой новый сотрудник, Мириам, без ума от тебя, а этого я допустить не могу. Ты всегда будешь заслонять её видение. Она принадлежит только мне, мой друг. Она не твоя.
Он вертит нож в своих тонких пальцах.
— Кроме того, мне нравится делать тебе больно, и я в восторге от того, что Мириам все это уже видела в своём видении, не так ли?
Ингерсолл восхищенно смотрит на нож. Тот пахнет ржавчиной.
— Уйдите от меня, — лепечет Луис. — Кто вы? Кто вы, люди? У меня нет того, что вам надо!
— Это уже не имеет значения, — пожимая плечами, говорит Ингерсолл.
Он двигается очень быстро — сжатая пружина. Он втыкает Луису нож в левый глаз. Не до мозга, а чтобы выбить: решение, которое безволосый принял сейчас. Луис кричит. Напавший вынимает нож. Раздается чавкающий звук.
Тонкие губы мужчины складываются в невеселую улыбку.
* * *
В маяке Барнегата 217 ступеней.
Каждый шаг — агония. Каждый шаг — перерождение, выходящий из почек камень, укус черной вдовы.
Ступени представляют из себя рифленую сталь, окрашенную в желтый цвет. Они закручиваются вверх по спирали вокруг черного кирпича.
Похоже на восхождение внутри горла какого-то огромного существа.
То, что скоро увидит Мириам, проигрывается в её голове снова и снова, словно какой-то ролик на YouTube. Сломанное окно. Ветер гуляет сквозь щели. Ржавый нож. Звук, с которым будет проткнут глаз. Её имя, произнесенное Луисом с печалью и удивлением.
Снова и снова. Бесконечный круг ступеней и видений.
Снаружи снова гремит гром. Он несколько приглушен кирпичной кладкой. Мириам гадает: «Неужели я опоздала? Этот тот самый раскат грома, который я слышала в своем видении?» Когда она становится свидетельницей смерти наяву, она частенько пытается подобрать ключи — визуальные, аудиальные, какие угодно. Автомобильный клаксон. Реклама на телевидении. Чей-то разговор.
Когда она наконец поднимается и оказывается в помещении маяка, чтобы стать свидетельницей воплощенного ужаса, диорамы смерти, увиденного Мириам не ожидает.
Она захвачена врасплох и ей едва удается перевести дыхание, хотя она понимает, что вся её жизнь вела именно к этому моменту.
* * *
Ингерсолл не слышит, как входит Мириам, но когда она появляется, он одаривает её чуть большим, чем просто мимолетный взгляд или подобие улыбки.
К тому моменту, когда девушка входит в помещение, кончик ножа уже возле левого глаза Луиса. Он ещё пока в него не погружен. Пока. Это лишь дуновение смерти. Смертельный удар будет следующим.
«Это хорошо, что она здесь, — думает Ингерсолл. — Она увидит всё сама. У неё будет доказательство». Он понимает, что её присутствие здесь было необходимо с самого начала, чтобы она смогла стать свидетельницей его славы, его жестокости.
Луис видит её одним целым глазом. Прекрасно.
— Мириам? — спрашивает он, но Ингерсолл уже нацелил на второй глаз и мозг дальнобойщика свой нож.
* * *
Всё происходит очень быстро. После этого складывается ощущение, что время течет размеренно, как в замедленной съемке.
Всё идет, похоже, как-то не так.
Пистолет у неё в руке кажется теплым.
Пахнет чем-то горьким, едким. Дым щиплет глаза.
Ингерсолл крепко держит нож. Его рука начинает дрожать.
Он оборачивается и тянется, чтобы коснуться дырки в виске. От раны бежит вниз тонкий ручеек крови, похожий на ржавую воду из сломанного крана.
Луис моргает одним целым глазом.
«Он не мертвый», — думает Мириам.
В её видении всё было не так. Всё должно было случиться совершенно не так.
Сердце Мириам замирает. Она ощущает слабость. Тошноту. Дурман.
Пистолет в руке. Рука вытянута.
Она роняет оружие, и оно со стуком падает на пол.
— Я… — начинает было говорить Мириам, но у неё не хватает слов.
Ингерсолл покачивается.
А потом бросается вперед с ножом в руке, словно тигр.
Ингерсолл оказывается рядом, сжав горло Мириам пальцами, словно челюстями, и девушку по инерции сносит с места. Она падает на металлические ступени и чувствует, что мужчина сверху, потом уже она лежит на нём, и мир переворачивается. Черный кирпич и белые линии сливаются в одну спираль, а лицо девушки встречается с желтым металлом…
Мышцы Мириам воют от боли, кости трещат. Она раскидывает конечности в стороны, чтобы замедлить падение.
Мириам останавливается примерно через тридцать футов вниз.
Рядом с ней стена окрашена свежей кровью.
Под ней Ингерсолл, его глаза смотрят вверх.
Голова мужчины повернута под каким-то неестественным углом, подбородок смотрит куда-то за плечо, позвонки спрессованы так, словно шея смялась как перезрелый фрукт. Мертвый взгляд Ингерсолла, кажется, впивается в Мириам. Картина, взор на которой никогда не потухнет.
Мириам едва не начинает смеяться.
Но смех — даже смех — причиняет боль. Очень плохо.
Она опускает взгляд и видит у себя в груди ржавый нож. Рукоять торчит из левой стороны.
Мириам пытается сделать вдох. Такое ощущение, что легкие горят огнем.
— Дерьмо, — говорит она.
Её уносит темнота и девушка продолжает падать по винтовой лестнице маяка.
Интерлюдия
Сон
— Теперь ты понимаешь? — интересуется Луис, прогуливаясь рядом.
Они вместе шагают по песчаному пляжу, каждая песчинка которого, ловя солнечный свет, мерцает. Песок под ногами Мириам теплый. Прилив лижет берег. В воздухе пахнет солью, но запах не морской и от него не несет рыбой.