Есть такой писатель Илья Владимирович Рясной, очень неплохо пишет на мой взгляд, так что рекомендую. Читал у него в блоге интересные воспоминания о годах учёбы в ВКИМО — Военном Краснознамённом институте Министерства обороны. Здесь подготавливали кадры для прокуратуры, органов юстиции, а также военных переводчиков. Причём в основном на кафедре переводчиков учились девушки.
Надо понимать, что учебное заведение было элитным, а на эту кафедру просто так с улицы попасть было крайне сложно (естественно, это не значит, что исключено) хотя бы потому, что специализированные школы с уклоном в языки помимо Москвы, Ленинграда и столиц союзных республик практически не встречались. Это вам не военная юстиция — там да, там парней набирали без оглядки на семьи — дерьмо разгребать пролетарии нужны.
А вот переводчики — белая кость, тут преемственность, хотя попадались парни и от сохи — кто-то ведь и в горячих точках должен служить. Тут как в МГИМО — кузницу дипломатических кадров тоже человеку из провинции было пробиться непросто. Оно ведь почему наша интеллигенция так ярилась из-за введения ЕГЭ? Дело не в ущербности тестирования, а в том, что оно даёт поступить в любой ВУЗ любому абитуриенту. Просто так срезать неугодного поступающего в пользу «нужного человечка» уже не выйдет.
Ну, а тут Министерство обороны, тут свои кадры. Сословность в позднем СССР вполне себе имела место быть. Был даже такой чудный анекдот:
Маленький сын говорит отцу-генералу:
— Пап, я когда вырасту, то, как и ты, стану офицером!
— Конечно, сынок, станешь. Вот окончишь школу, поступишь в институт и станешь офицером.
— Пап, а я капитаном стану?
— Конечно.После института послужишь лет пят и получишь звание капитана.
— Пап, а я полковником стану?
— Обязательно сынок. Окончишь Академию Генерального штаба и станешь.
— Пап, а я генералом стану?
— Непременно, сынок. Послужишь немного полковником, а там и генерала дадут.
— Пап, а я маршалом стану?
— Нет, сынок, вот маршалом тебе не стать!
— А почему, папа?
— А потому что у маршала свои сыновья имеются.
Вот вы ха-ха, а зря, в моём батальоне служили два старших лейтенанта. Один сын командующего Сибирским военным округом, второй — заместителя командующего Прибалтийским военным округом. Должности у них были блатные. Батальон-то кадрированный. У одного ни одного подчинённого, у второго целых пять. Зато в послужном списке всё нормально — командование взводом отражено.
Вернусь к воспоминаниям Ильи Владимировича Рясного. В своём блоге он вспоминает про настроения переводчиц:
Для того чтобы понять, что такое специальность «Иностранные языки» была в то время, нужно осознать, что такое были загранработники. Большинство населения СССР вообще не имело шансов выбраться куда-то за рубеж — железный занавес. Болгария за счастье, а капстраны — ну это вообще фантастика. Съездить в занюханный Амстердам порой становилось главным событием жизни. Жили мы за занавесом, по фильмам, рассказам и доходящим до нас западным шмоткам и технике представляли, что есть где-то там такая сказка, где люди ездят на собственных машинах и имеют магнитолы «Шарп», приобретённые без угрозы помереть от голода, копя на них. Забугорье — это было параллельная реальность. Та, куда добираются с загранпаспортами через спецтерминал Шереметьева и проходят таможню. Откуда возвращаются с чеками Внешпосылторга, покупают машины, затовариваются в «Берёзках» импортными шмотками и даже продуктами, которых мы не пробовали и почему-по дури то считали, что они очень классные. В общем, иной мир. И загранработники были как бы иномирянами. Поехать за границу означало довести уровень благосостояния до такого, который для обычных, и даже не совсем обычных, людей был недостижим. В условиях товарного аскетизма импортные блестяшки значили очень много. И был такой пунктик у советского человека, вполне понятный — обладателей всего этого считали людьми особенными. Загранработники же по скромности своей считали себя небожителями. А остальных — ну кто-то там внизу копошится.
Вот так и с переводчиками. Нельзя сказать, что между нами была какая-то вражда, выяснение отношений. Но мы презирали друг друга искренне. Они нас считали быдлом, чернорабочими и вообще людьми бесполезными и непонятно как затесавшимися в эти святые стены. Теми, кто будет всю жизнь возиться с дезертирами и ворюгам в дальних гарнизонах и света белого не видеть. А себя видели респектабельными загранработниками, жрущими виски на светских раутах и зашибающими чеки. Мы их воспринимали мажорами, стяжателями и фарцой, которых интересуют только чеки Внешпосылторга, на которые обменивали заработанную за границей валюту.
И мир интересов будущих загранработников прекрасно описан:
Эти чеки вообще для переводчиков были фетишем. Больше всего общались мы, когда лежали в санчасти. ИР это было испытание лежать с «переводами» в палате. Через час башка начинает идти кругом — а сколько чеков платят в Анголе, а сколько в Египте, а сколько в Афгане в аппарате советника. А где дают дипломатические чеки, а где простые. Вторая их больная тема была аппаратура. Где и сколько стоит магнитофон «Шарп», как его приволочь в СССР и где лучше продать за две тысячи рублей. И главная мечта — машина, на которую, если правильно распорядиться заработком, можно заработать за одну командировку. Создавалось ощущение, что им от жизни вообще больше ничего не нужно.
Разбаливалась голова от них очень быстро. И от их самомнения. Казалось — вся эта бодяга с международным военным сотрудничеством придумана лишь для того, чтобы «переводы» ездили по миру и зашибали чеки. И покупали машины. И прифарцовывали аппаратурой.
При этом речь даже не шла о посещении США, ФРГ, Франции. Какое там — наша элита радовалась, что сможет оказаться буквально в «заднице мира», там ведь платят чеками. ЧЕКАМИ! Слов нет, те, что есть, одни нецензурные.
Инвалютные чеки и справка, подтверждающая их законное получение, без неё вам ничего бы за чеки не продали
На самом деле, конечно, всё было далеко не так. Переводчики ждали с замиранием сердца загранкомандировки в такие страны, в которые сегодня по приговору суда не сошлёшь — упрекнут в издевательствах над осуждёнными. Наши курсанты были на практике и в воюющей Эфиопии, и в истекающей кровью Анголе, и черте ещё где. Там где воевало наше оружие — а тогда это было половина стран третьего мира. И Афганистан — тогда он только начался. И наши переводчики ездили туда в аппарат военных советников, где платили очень много чеков. И в обычную армию, где платили мало чеков. Вот только бывало, что советников и переводчиков грохали афганские войска, при которых они были, и переходили на сторону душманов. Всяко бывало. Некоторым везло больше. Знал одного «ускора» — тот два года проторчал на курорте на Островах Зелёного Мыса, приехал толстый и довольный до безобразия.
Дипломатическую работу буквально оккупировали сыновья и внуки высокопоставленных партийных руководителей.
Вот запись за 6 октября 1980-го года из дневника помощника генсека ЦК КПСС А. С. Черняева:
Ужин в посольстве. Келан, Быков (зять Громыко). И вообще в Лондоне гнездо детей «одаренных родителей». Суслов, зав. отделом МИДа пожаловался как-то: я, говорит, превратился просто в блатмейстера — внук М. А. Суслова, зять Громыко, сыновья трех зам. завов Отделов ЦК — Киселева, Соловьева, Щербакова.
Эффективность таких дипломатов упала ниже плинтуса. Случалось слушать жалобы от наших командировочных, что в советских консульствах невозможно получить никакую помощь или содействие. Советские дипломатические работники смотрели на простых граждан, как солдат на вошь. Да и понятно, не до того, если множество более интересных дел.
Дипломаты, кстати, пёрли из-за рубежа покупки как не в себя. Да и партийные лидеры, признаться, тоже. Вот опять дневник Черняева, но за 25 декабря 1977-го года:
Будапешт предрождественский. Магазины забиты народом и. товарами. По разнообразию и качеству и по стилю торговли, рекламы они гораздо ближе к Парижу и Лондону, и далеко ушли от Варшавы, Москвы, не говоря о Софии.
Товары такие, каких в Москве даже в привилегированной «секции ГУМ’а» не достанешь. Например, полно дубленок, кожаных пальто на любой вкус, огромное разнообразие женской одежды и обуви. Словом, глядел я на это и не ощущал большой разницы между Будапештом и Лондоном. (Купил себе неожиданно кожаное пальто — мечта юности).
Да что там — наш ЦК ходил в заграничных костюмах, а их знаменитые одинаковые шляпы времён Брежнева закупались ни где нибудь, а в одном из лучших магазинов Нью-Йорка. У нас, видимо, одеваться для них было слишком по-пролетарски, не престижно. Хотя удивительно — неужели в СССР нельзя было найти хорошего шляпного мастера? Хотя бы одного?
А взять наших артистов. Не просто артистов, а кумиров миллионов. Почитаешь их мемуары, где они рассказывают о своих загранкомандировках и можно депрессию заработать.
Эти кумиры, с которыми познакомиться посчитал бы за честь любой советский человек, порой вели себя за рубежом как натуральные бомжи. Просто потому, что старались сэкономить любую копейку, а на неё купить что-то для себя, семьи. Опять же и начальство, которое помогло попасть за границу, нужно отблагодарить, а то в другой раз кого другого пошлют.
Многие наши артисты, часто бывающие за рубежом, активно фарцевали привезёнными шмотками. Это было в порядке вещей. Все знали, даже органы особо не реагировали — в СССР вообще довольно мягко относились к артистам, писателям, которым иной раз сходило с рук то, за что обычного гражданина могли законопатить надолго туда, куда Макар телят не гонял.
Вот, например, воспоминания знаменитой балерины Майи Плясецкой: