что только было.
Нередко инициативные граждане наведывались на ближайшую стройку. Обычно, конечно, речь шла о небольших объемах: пара мешков цемента, десяток досок, лист фанеры. Нередко платили даже не деньгами, а бутылками.
Апофеозом продажи стройматериалов стала Армения. В 1988-м году в результате 10-бального землетрясения был полностью разрушен город Спитак, пострадали Ленинакан, Кировакан. Многоэтажные дома сложились, как карточные домики. Оказалось, что бетон и раствор, используемые при их постройке, почти не содержали цемента. Песок сплошной. Цемент банально распродали, пустив на строительство частных домов и дач. Армении помощь шла со всего Союза, а армяне обвиняли в происшедшем кого угодно, но только не самих себя, как будто это не армянские строители и прорабы продавали цемент армянским же дачникам.
Марат Р
А потом мы им (армянам — прим автора) всем классом по рублю сдавали в помощь. И это только наш класс, а по школе сколько классов, а прикинуть школы в городе (моя 89 была) и прикинуть на весь Союз?
Импортные смесители, кафель, ковролин. Просто сокровища Али-Бабы. Кадр из кинофильма «Фонтан», 1988 г.
Начальство, складские работники мелочами не занимались — у них был доступ к дефициту. Впрочем, повышенным спросом тогда пользовались любые более-менее нормальные материалы.
Помню, в кладовке у нас стояла 3-литровая банка с суриком. 20 лет стояла, пока не досталась по наследству новому хозяину. Точно знаю — вынесена и продана с Амурского судостроительного завода. Так и не понадобилась.
А что вы хотите — дефицит порождал дефицит. Сколько нужных товаров оседало по гаражам, сараям, кладовкам запасливых граждан подсчитать не возможно. Но еще больше материалов десятилетиями пылилось по подвалам, складам, каптёркам еще более запасливых завхозов, кладовщиков, ответственных работников. До сих пор эти «сокровища» всплывают, только они уже давно никому не нужны.
Продуктов тоже немало было угроблено. Многие люди покупали по случаю сразу мешками сахар, крупы, макароны, муку, коробками чай, конфеты. В итоге нередко приходилось так не пригодившееся выкидывать. Другими товарами тоже затаривались: мыло, стиральный порошок, шампуни при возможности брали столько, сколько получалось купить. Потом не знали, куда девать — выбросить жалко, пользоваться уже невозможно. Сам помогал выносить из сарая приятеля пачки с окаменевшим стиральным порошком.
Что говорить, если даже сейчас можно купить бутылку водки или коньяка разлива годов 70-х. А из кладовок, старые запасы.
Это нас не касается. Вот если бы кто отвинтил гайку от рельса! Карикатура из журнала «Крокодил» №18 за 1972 год
Крали не только на предприятиях, на транспорте местами творился просто ужас. Вот интересная запись из дневника А. С. Черняева за 29 января 1980-го года:
В прошлый вторник на Секретариате ЦК обсуждался вопрос «О хищениях на транспорте». Я буквально содрогался от стыда и ужаса. Три месяца работала комиссия ЦК под председательством Капитонова. И вот, что она доложила на Секретариате:
За два года число краж возросло в два раза; стоимость украденного — в 4 раза;
40 % воров — сами железнодорожники;
60 % воров — сами работники водного транспорта;
9–11 000 автомашин скапливается в Бресте, потому что их невозможно передать в таком «разобранном» виде иностранцам;
25 % тракторов и сельскохозяйственных машин приходят разукомплектованными;
30 % автомобилей «Жигули» вернули на ВАЗ, так как к потребителю они пришли наполовину разобранными;
на 14 млрд. рублей грузов ежедневно находятся без охраны;
охранники существуют, их 69 000, но это пенсионеры, инвалиды, работающие за 80–90 рублей в месяц;
воруют на много млрд. рублей в год;
мяса крадут в 7 раз больше, чем два года назад, рыбы в 5 раз больше.
Заместитель министра внутренних дел доложил, что в 1970 году поймали 4 000 воров на железной дороге, в 1979 — 11 000. Это только тех, кого поймали. А кого не поймали — сколько их? Ведь поезда по трое суток стоят на путях без всякого присмотра, даже машинист уходит.
Несчастный Павловский (министр) опять каялся, как и на Пленуме. Просил еще 40 000 человек на охрану. Не дали.
Обсуждение (ворчание Кириленко, морали Пономарева в духе большевизма 20-ых годов — «как, мол, это возможно! Это же безобразие! Где парторганизации, профсоюзы, куда смотрят».) поразило всех полной беспомощностью.
[Между прочим, когда Б. Н. призывал «мобилизовать массы для борьбы с этим безобразием», Лапин (председатель теле-радио) саркастический старик, сидевший рядом со мной, довольно громко произнес: «Ну, если массы мобилизуем, тогда все поезда будут приходить совсем пустыми!»]
В этом, извините, «вопросе» — концентрированно отражено состояние нашего общества — и экономическое, и политическое, и идеологическое, и нравственное.
Ничего подобного не знала ни царская Россия, ни одна другая цивилизованная страна.
И ведь это только на железных дорогах. А повсюду в остальном: газеты буквально ломятся от разоблачительных фактов обворовывания государства и граждан во всей системе торговли, обслуживания, здравоохранения, культуры. Всюду — полный разврат. Вчера меня с дачи вез пожилой шофер и всю дорогу нудил: куда мы идем? Да что же это такое? Как можно? Такого ведь никогда не было? Что будет с нами? И т.д. И приводил десятки бытовых фактов, которым был свидетелем сам или его знакомые.
Между прочим, я сам с подобным сталкивался. Правда, это было на 10 лет позже. В 1990-м году нас из части послали в выездной караул в Москву — нужно было забрать из ремонта и доставить в часть КШМ на базе ГАЗ-66.
Машину в часть отправили не своим ходом, а на железнодорожной платформе. А мы ехали в соседнем грузовом вагоне. Холодном, с двух сторон распахнутыми и насмерть забитыми дверями. Одна треть вагона была огорожена стенкой из дюймовых досок со щелями между ними, в которые можно было легко просунуть палец. Для теплоизоляции перегородка была оббита упаковочным картоном. Внутри нары и буржуйка. Декабрь месяц, колотун жуткий. Топлива не выдали, так что мы вынуждены были воровать уголь со стоящих рядом эшелонов. Хотя все равно — пока эшелон стоит можно нагреть помещение, а только поехал, тут же всё тепло выдуло.
Но уголь что — много ли нам его нужно для небольшой печурки. А вот на некоторых перегонах по ночам было реально страшно в карауле стоять. Мы очень боялись, что залезут на нашу платформу, да снимут запчасти с Газона. Даже по двое на стоянках рядом с платформой бдили — чтобы с обеих сторон пригляд был. Особенно поразил один перегон под Казанью — там буквально грохот стоял от вскрываемых дверей. Жулики шерстили чуть не каждый вагон, вынося всё им интересное. Даже на рефрижераторном составе пломбы сорвали.
Мы потом сунулись туда в надежде наткнуться на колбасу, но внутри оказались говяжьи туши. Их брать мы не стали. В одном из вскрытых вагонов обнаружили гипс в мешках и велосипеды. Долго спорили — не взять ли один, в части кататься, но потом решили, что не стоит.
Скажете, уже 90-й год, мол, времена настали лихие? Не без этого, но я поинтересовался у железнодорожников уже днём, что за вакханалия у них творится.
— Да обычное дел, — пожал плечами местный обходчик, — Сколько работаю, завсегда так, хотя нынче, да, наглеют мужики.
А ему так на глаз за 40 было.
Опасный перегон. Карикатура из журнала «Крокодил» №14 за 1976 год
Нужно отметить, что воровство шло по уровням. Рядовой сотрудник крал сравнительно немного. Для размаха нужна была должность повыше. Уже в 70-е главными расхитителями стали партийные органы. Они имели возможность влиять на распределение и сбыт товаров, а потому могли помочь его получить.
Фраза «я от Иван Иваныча» (Степан Петровича, Василия Андреевича и т.п.) стали паролем, который открывал магазины, склады и базы с черного хода.
Опять обратимся в дневнику А. С. Черняева:
13 июля 1980 г.
Говорили «в народе», что в дни Олимпиады Москва будет завалена товарами и продуктами. Пока ничего этого не заметно. А вот в провинции — на Урале, на Волге, в Сибири, не говоря о Севере, — в магазинах пусто. В Риге (!) даже молока и сыра нет. Это в Риге-то, которой, кстати, именно в эти дни вручают орден Октябрьской революции. Западная печать полна статьями о небывалом за 20 лет продовольственном кризисе у нас и волнениях на крупных заводах (в том числе Тольятти, Горьком, Камазе). «Гардиан», кажется, сделала из этого такой вывод: советский рабочий давно уже не верит ни в какой коммунизм и прочие идеи, но он до последнего времени верил, что с каждым годом (или во всяком случае в обозримой перспективе) будет жить все лучше. Теперь, если он разуверится и в этом, что тогда⁈
Одновременно коррупция продолжает свирепеть. Прочитал тут очередной бюллетень, который издает оргпартотдел ЦК и КПК. Мурманская и Архангельская области — спекуляция при продаже и перепродаже «Жигулей», «Волг», «Москвичей» достигла необозримых размеров. Причем, занимаются этим работники райкомов, исполкомов, горкомов, начальники всяких трестов и объединений, т.е. те, которые имеют возможность поставить себя и своих родственников в первые номера очереди на покупку машины из квоты, отпускаемой области, городу и т.д. Зарабатывают большие деньги на этом. А «выводы»: как правило, выговор, строгий выговор. Только одного (зам. зав. отделом пропаганды Мурманска) исключили из партии — уж слишком лихо «работал» на глазах общественности.
Заметьте, несмотря на обнаруженные факты коррупции и мошенничества виновные лица совершенно не пострадали — вышестоящие органы просто закрыли на это глаза.
А вообще в СССР была чудная поговорка: