На следствии А. с чудовищным цинизмом рассказывал хохочущим следователям, циникам и растленным, свои любовные похождения с М. В.»
Оба процитированные текста из дневника Б. Батуева датированы 7 февраля 1958 года.
АРЕСТ БОРИСА БАТУЕВА
Эта глава написана со слов Бориса Батуева. Рассказывал Борис о подробностях своего ареста нечасто и только абсолютно близким друзьям: Ю. Киселеву, мне, В. Рудницкому, В. Радкевичу, Н. Стародубцеву.
Сначала несколько слов о месте действия, знакомом и дорогом для меня с раннего детства.
Коренные воронежцы, родившиеся не позже середины 30-х годов, или люди, поселившиеся в Воронеже до войны, отлично должны помнить примечательную в то время Манежную площадь, расположенную примерно посередине Петровского спуска — от Петровского сквера к старому (постройки около 1900 года), но уже железобетонному мосту. Площадь была почти плоской, с легким покатом к реке там, где и по сей день существует Собачий сквер. Этот сквер был большим и густо-зеленым, окруженным оградою из вертикально прикованных к поперечинам железных труб зеленого цвета. Главной примечательностью Манежной площади, мощенной теплым круглым булыжником, был и остался Манеж, точнее, Арсенал петровского времени.
На Манежной площади было несколько ларьков и магазинчиков, керосиновая лавка. Знаменита Манежная площадь в военное время была тем, что в нее попала одна из немногих сброшенных немцами на город трехтонных фугасных бомб. Летчик метил, видимо, в ярко заметную красную крышу Арсенала, но промахнулся — попал в керосиновый ларек. Ветхое строение вместе с пустой керосиновой бочкой испарилось, и на его месте образовалась воронка диаметром метров в десять и глубиной до пяти метров. К сорок девятому году воронку засыпали и опять замостили булыжником. Вокруг Манежной были руины, хрупкие кирпичные коробки. Но на площади построили несколько ларьков, в том числе и пивной.
17 сентября, в теплый, почти жаркий день, Борис Батуев возвращался от Славки Рудницкого, который жил на улице Сакко и Ванцетти, сбегавшей от площади параллельно реке на север, к Девичьему монастырю. Ему, естественно, захотелось выпить пива. Он стал в очередь. Вокруг толпились люди с пивными кружками в руках. Когда очередь уже совсем подошла, Бориса окликнул молодой, незнакомый, но весьма уверенный мужской голос:
— Товарищ Батуев! Можно вас на минуточку?
Борис не обернулся, а лишь тихонько опустил правую руку в карман широкого пиджака. Карман был углублен и обшит изнутри кожей. Борис снял с предохранителя свой «вальтер» (один патрон был уже в стволе, в патроннике, восемь — в обойме, запасная обойма и патроны россыпью — в левом кармане). Незнакомец протиснулся к Борису сквозь толпу и жестко похлопал его по плечу:
— На одну минуточку, Боря! Я из университета.
Борис левой рукой взял кружку пива. Машинально посмотрел на часы. Было ровно три часа. Сдачу брать не стал и обернулся:
— Слушаю вас.
— Нам надо отойти на пару минут. Тут шумно. Давайте отойдем.
— Никуда не отходить! — раздался голос продавщицы. — Собирай тогда за вами кружки. Пейте здесь! Кружки, кружки пустые скорее давайте!
Борис, сдувая пену, рассмотрел человека, которому он зачем-то понадобился. Это был рыжеватый среднего роста тихарь в пиджаке, лет двадцати пяти, с беспокойными глазами.
— А в чем дело-то?
Борис сдувал пену и искал глазами второго. Второй стоял вне толпы, метрах в десяти-двенадцати.
— Я из ВГУ, насчет спартакиады. Вы ведь участвуете?
— В твоей «спартакиаде» я не участвую.
— Все равно нам надо поговорить.
И тихарь вынул из нагрудного кармана красную книжечку с золотой крупной надписью: «МГБ СССР».
— Знаешь что, голубчик, …положил я на твое удостоверение!
— То есть как?!
— Обыкновенно, — сказал Борис, ставя пустую кружку на прилавок. — Обыкновенно — сверху! Раскрой удостоверение! — Тихарь раскрыл. — Печать неясная, поддельная. Знаю я вас, бандитов.
Народ, пьющий пиво, почуяв недобрый шухер, начал отходить в стороны. Продавщица притихла. Борис постарался стать так, чтобы собеседник находился между ним и вторым оперативником. Собеседник увещевал (народ отошел, можно было говорить яснее).
— Вы нужны мне на несколько минут. Просто пройдем в Управление. Вас расспросят в качестве свидетеля и отпустят. Даю слово.
— Честное комсомольское?
— Честное комсомольское, — обрадовался рыжий.
— Не верю! Честное сталинское?
— Честное сталинское!
— Все равно — пошел-ка ты на … !
Тогда рыжий сделал быстрое движение правой рукой за левый борт пиджака. Но он не успел еще вытащить пистолет, как на него глянул черным девятимиллиметровым зрачком Борькин «вальтер».
— Пока ты достанешь и снимешь с предохранителя свой «тэтэшник», я вшибу в тебя четыре пули! Впрочем, и двух хватит. Понял?
— Понял…
— Ты знаешь, кто я?
— Сын Виктора Павловича Батуева.
— То-то же! Ладно, я пойду с тобой. Только спокойно, без резких движений вытащи пистолет. Тихо-тихо.
В дрожащих пальцах рыжего действительно оказался пистолет «ТТ».
— Так. Теперь тихо разожми пальцы. Пусть он упадет на землю.
Пистолет гадко брякнул на мостовую.
— Второй пистолет, нож?
— Второго нет.
— Ладно! Отверни, раскрой, подними полы пиджака. Похлопай себя по карманам. И по задним тоже. Повернись. Так. Верю. Повернись обратно. Сделай два шага по направлению моего пистолета. Молодец. Ты один?
— Один.
— А чего же это второй тихарь пушку вытаскивает? Нехорошо. Сказано в Писании: «Не усугубляй вину свою ложью». Как тебя звать-то?
— Василий.
— Ты старший?
— Да.
— Вас двое?
— Двое.
— Прикажи второму выбросить пистолет и все сделать, как ты сделал.
— Слушай, Сережа. Я тут с товарищем договорился. Он пройдет с нами в Управление Но вот принял он нас за бандитов. Не верит, боится.
— Это ты боишься, Вася, а не я, и поэтому заткнись. Выполняй, Сережа, приказания старшего. Но смотри у меня! Я из этой штуки ежедневно тренируюсь по летающим арбузам. Пожалей свою голову.
Сережа проделал все, как велели. У него оказался наган и портсигар.
Бывшая пивная очередь с пустыми кружками и разинутыми ртами наблюдала издалека за происходящим. Подходили и другие зеваки. Прогрохотал вниз, к Чернавскому, трамвай. Из него вышел сержант-милиционер с пустой кобурой.
— Что здесь происходит? — вознегодовал он.
— Мы из ГБ. Следственный эксперимент. — Вася показал удостоверение. — Не вмешивайтесь!
Сержант, испуганно озираясь, засеменил вниз к улице Лассаля.
— Закурить можно? — робко спросил Сережа, обращаясь не то к Васе, не то к Борису.
— Пока нельзя, — сказал Борис. — Давай-ка, Серега, иди по Малой Манежной налево. А ты, Вася, за ним. Но не шали. Пушку его обойди кругом, не подходи к ней близко.
Сережа пошел, оставив на мостовой свою пушку, но пошел в сторону улицы Цюрупы.
— Стой! Стреляю! — гаркнул Борис. — Я же сказал — по Малой Манежной! Ты что, улиц не знаешь?
— Он из Курска, — ответил за него Вася. — Не знает.
И они пошли по Малой Манежной и по другим тихим пустынным улицам на улицу Володарского, к зданию Воронежского областного Управления МГБ.
В левый карман пиджака Борис засунул Васин «тэтэшник», в левый карман брюк — Сережин наган. Свой «вальтер» Борис держал наготове в правой руке, опущенной в карман.
Тихари шли метрах в шести впереди Бориса, на расстоянии метра в два друг от друга.
— Ни с кем в разговоры и ни в какие контакты не вступать! Не бежать! Идем вместе, как друзья. И главное — будьте спокойны. Оружие я вам верну, как только придем. Можно курить.
Закурили все трое. Улицы были пусты. От нагретых солнцем камней мостовой и кирпичных развалин, от густой лебеды и полыни веяло горечью и теплом.
Подошли к Управлению, к гранитным колоннам и ступеням. У колонн прогуливался офицер внешней охраны. Кобура его была не пустая. Тихари оживились. Боря их одернул:
— Спокойно, друзья! Мы уже дома! Не волнуйтесь.
Оперативники предъявили дежурному свои удостоверения.
— А вы, товарищ?
— Я Борис Батуев. Эти люди задержали меня. К сожалению, я принял их за бандитов и вынужден был их разоружить. Очень неясной показалась мне печать на удостоверении товарища Василия. Сейчас я войду в вестибюль и возвращу им их оружие и отдам свое, хотя разрешение на пистолет у меня имеется.
Лейтенант заинтересовался: подобные случаи бывают в истории ГБ не каждые десять лет.
В вестибюле сидел старший лейтенант. Борис рассказал ему то же самое. Окончание Борькиного рассказа слышал быстро сбегавший по лестнице белоглазый майор. В присутствии трех офицеров ГБ и двух смущенных тихарей Боря выложил на столик дежурного два пистолета, наган, обойму, патроны. Скромно достал из кармана свой студенческий билет. Майор озверел:
— Где вы чесались … вашу мать! Уже пятый час! А он должен был быть здесь максимум в пятнадцать тридцать!
— Задержанный оказал вооруженное сопротивление.
— Много убитых и раненых?
— Нет никого. Ни раненых, ни убитых.
— Много выстрелов было сделано?
— Ни одного, товарищ майор.
— Долбошлепы! С пацаном не сладили!..
Последнее белоглазый майор произнес громко, но уже повернувшись к лестнице, как бы про себя.
— Это не пацан, товарищ майор. Это Борис Батуев.
— Я его узнал: на отца похож, — буркнул майор. — Разбирайте свою артиллерию и живо к полковнику. Дежурный последит за задержанным. Садитесь, товарищ Батуев. Можно курить.
Минут через пятнадцать за Борисом пришел старший сержант.
— Пойдемте со мной, товарищ Батуев. Да, по лестнице. На второй этаж.
И нажал на стене кнопку. Где-то далеко зазвонил звонок.
— Идите впереди меня.
Поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, огибающей зарешеченную шахту лифта.
— Направо, пожалуйста.
Звук шагов заглушала мягкая красная ковровая дорожка. Остановились у двери с номером из литых алюминиевых цифр: 226. Сержант постучал. Послышалось: