Я чуть не признался, что я — Виктор Рябин, третий лейтенант ВМФ, когда она спокойно продолжила:
— Я знаю твоё имя.
Я покосился на свою грудь. Увидел наклейку с именем и шумно вздохнул. Давно себя не чувствовал таким идиотом. Не думал, что она читать умеет. Взял в руки миску и принялся есть. Пытаясь скрыть смущение.
— Тебя зовут Иван, — сказала она и я подавился местным борщом.
7.1
Не смог сдержаться. Долго тщательно вытирался: лицо, одежду.
Думал, откуда она могла узнать? Подслушала ночной разговор? Или может Прохорович шепнул, пока я находился в отключке. У него же везде друзья, как он говорил.
Правда, женщина с трубкой на подругу капрала не походила. Такая обычно головой кивает, и кто-нибудь с разных сторон к тебе торопливо шагает и рубит голову.
Интересно, что она могла знать про Ивана, если я ничего не знал? Как смогла почувствовать, мои сомнения в себе? А, что, если я разведчик. Под прикрытием. И никакой я не моряк- подводник, а женщина вполне годится мне в матери, и такой на самом деле является. Мрачные тени вокруг ее, это братья мои: старшие, младшие и троюродные. Сейчас шкуры вынесут, скажут моя одежда, и начнется веселье: станем отмечать мое возвращение. Плясать у костра. Я похолодел от внезапной мысли и потрогал якорек в петлице. Надеясь, на чудо. Плясать я совсем не умел.
И оно произошло.
Женщина пыхнула трубкой и тихо сказала своим:
— Он не знает. Он не помнит.
Я облегченно выдохнул. Значит, не разведчик. Не признали своим. Теперь за пытают. Лишь бы камнем не стать. Не хотел я повторять участи пилота. Интересно, он живой еще или нет?
От мысли передернуло. Борщ я есть больше не хотел. Погрустнел, ожидая своей участи. Старался голову прямо держать, потому что подбородок часто в грудь упирался.
Тени заволновались. Я чувствовал нарастающее беспокойство. Тревожный шепот с разных сторон. Не понравилось дикарям, что я ничего не знаю и не помню. Озлобились. В зловещем шепоте прорывалось:
— Убить.
— Убить.
— Убить.
— Тихо, — сказала женщина и на спокойном лице ее ничего не отразилось. Шепот оборвался. В мертвой тишине от страха я громко икнул. Никто не шелохнулся. Не повернул головы на звук. Все ждали решения женщины.
— Он докажет, — сказала наконец она, когда пауза стала невыносимой.
Даже мне стало интересно, как я докажу.
— Он убьет червя.
Какая-то тень хохотнула.
А я подумал, что червяка я точно убью. Главное время потянуть до прибытия спасательного отряда.
— Выйдите все. Мы будем говорить.
Тени заскользили к выходу, и я почувствовал сквозняк, открываемой ширмы.
Женщина сказала:
— Садись сюда, мальчик, ближе к огню и ко мне. Доешь похлебку. Тебе нужны будут силы.
Обращение «мальчик» меня задело. Я же все-таки морской лейтенант. Пускай последний и самый младший из них. Дикарка вряд ли такие мелочи знала и понимала. Обидно за флот. Вздохнул и подчинился. Съел тоже все, выпил похлебку до дна. Живот сразу отяжелел. Беседа не клеилась.
Женщина курила и не торопилась.
— Ты ведь — это он.
— Кто? — просипел я. Живот раздуло.
— Тот, кого мы ждали.
— Правда? — неуверенно спросил я.
— Правда.
— Хорошо, — согласился я и мечтательно продолжил, — я бы тоже покурил.
Предложение, так и осталось несбыточной мечтой.
— Я вижу твою ауру. Она прорывается. Скоро ты вспомнишь. Твой носитель глушит тебя.
— Носитель? — уточнил я и покивал головой. Тут главное, дать понять, что ты понимаешь, о чем речь и заодно со всеми.
Женщина кивнула и добавила:
— Червь тебе поможет вспомнить быстрее, — а потом она спросила, — что это? — и тронула меня за запястье и нахмурилась.
— Тоже носитель, — сразу нашелся я. — Фитнес-браслет. Шаги меряет.
Старая ведьма не поверила. Покачала головой и ткнула меня ладонью в лоб. Мир крутанулся, и я упал на пол, с трудом борясь с тошнотой. Сознание стало меркнуть. Глаза смотрели на миску, к которой деловито спешил красненький паучок. И я начал старательно считал его шаги.
На пяти счет оборвался.
8
Очнулся быстро, но глаза не спешил открывать. Чувствовал, как по телу бегают ящерки, осторожно трогая меня крохотными лапками. Приятно стало, даже заулыбался. Ящерки замерли, представил, как шейки вытянули и головки склонили, разглядывая меня бусинками глаз.
Потом раздевать меня стали, бесцеремонно стаскивая одежду.
Я заволновался и сразу открыл глаза, думая: «Ничего себе ящерки!».
Две дикарки проворно снимали с меня одежду. Одна рубашку. Другая лихо справилась с брючным ремнем и потянула штаны к низу. Раскраснелась от усердия, бровки нахмурила. Увидела, что я смотрю, приветливо улыбнулась.
Моментально взмок. Сердце забило набатом. От таких взглядов происходят все мужские конфузы.
Даже у военных моряков.
— Не надо, — забеспокоился я, вяло махая руками. Странно, но организм не против совсем был, и девушка прыснула со смеху, видя результат от борща. Вот, ведьма старая. Удружила значит. Неизвестно, чем подкормила, но польза очевидная. Видишь, как люди радуются. Ладно. Порадуюсь и я. Может, дряни наелся местной и кажется мне происходящее, и на самом деле меня пытают, снимая с живого кожу, или, превращая в камень, но пускай лучше так будет, чем кровавая правда.
Я потянулся к девушке, с твердым намерением доказать, что мне на самом деле надо, но та проворно увернулась, смеясь еще больше. Во — второй раз пальцы так же схватились за воздух. Что за игры? Я нахмурился.
А потом легко поймал за руки ту, что снимала рубашку. Легко, потому что девушка и не сопротивлялась. Вздрогнула только, когда я первый раз прикоснулся к ее коже на руке. Смотрела мне в глаза. А я не мог оторваться от бархата чужой кожи и решиться. Время застыло.
И я решился.
8.1
Я вынырнул из глубокого сна и начал усиленно моргать, силясь понять, где нахожусь. Неясные предметы окутывал полумрак. Свет пробивался через плотные слои синей ткани сверху тонкими лучиками и, через небрежно забытый уголок в откинутой драпировке, выхода. "Сон приснился", — решил я, — "отравили. Ног не чувствую." В голове услужливо возникла картинка изуродованных конечностей, окровавленных культей или, о Титаны, пришитых наспех птичьих лап. Ужас не сковал: я с силой скинул с себя тяжелое грубое покрывало и, облегченно выдохнул, увидев знакомое голое тело. Свое тело. Девушки рядом не было.
— Жаль, — пробормотал я охрипшим от сна голосом и хотел прикрыть глаза, как за импровизированной тканевой дверью раздался звук, похожий на вежливое покашливание или смешок. Дремота прошла окончательно. Теперь я смотрел на сложный рисунок из потускневшего золота на ткани, разглядывал открытый глаз в круге солнца и, не знал, что предпринять.
Сердце учащенно забилось, и я резко сел, а потом и поднялся на ноги, устремляясь к двери, не в силах справиться с вожделением. Меня ждали. Ноги подкашивались в коленях. Дрожащими руками я отдернул занавеску тяжелой ткани, сминая глаз в солнце и остановился на пороге, не в силах сделать следующий шаг. В голове зашумело. В большом помещении на соломенной циновке сидела огромная жаба. Под натянутой гладкого бурого цвета кожей заходили мышцы. Жаба завертела уродливой бородавчатой головой. И посмотрела на меня огромным глазом. Черный зрачок стал сужаться, фокусируясь на мне. Я поспешно опустил занавесь и оглянулся, ища чем бы ударить тварь, прежде, чем она меня съест.
И может быть совсем не решился на такой опрометчивый шаг, если бы снова не услышал знакомый смешок. Я сделал крохотную неприметную щелку, а потом вздохнув, откинул валик на ложе, и нерешительно вошел в комнату, делая три шага. На циновке сидела женщина. Окутанная сизым дымом, она курила трубку. Вытащила чубук из рта, ткнула в мою сторону, спрашивая:
— Любишь ходить без штанов?
— Что? — уточнил я, не понимая куда девалась жаба. Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. Женщина опустила в руке трубку на дюйм, показывая направление и, я вспомнил, что моё вожделение никуда не девалось. Устыдившись, чертыхаясь, я поспешно вернулся в закрытую спальню и судорожно схватился за несчастный валик. Покрутил в руках, примеряясь, пока не услышал:
— Там сбоку кровати одежда: штаны и рубаха.
Я пнул ногой меховой ком, который изначально принял за очередное меховое покрывало и облегченно выдохнул, принявшись одеваться. Прыгая на одной ноге и, путаясь в штанине, я спросил, робко поглядывая на глаз в драпировке:
— А, где она?
— Кто? — резонно переспросила женщина из другой комнаты и до моих ноздрей достиг запах крепкого табака. Я замер. Завязки от штанов поставили меня в тупик. Вытянул тесемки в стороны, думая, как ими обмотаться, чтобы штаны не спали в самый неподходящий момент. Вокруг шеи? Вокруг тела? Скомкал и сунул тесемки за пояс. Вроде держится. Буду двигаться осторожно.
Наверное, входя в комнату вчерашнего заседания, я двигался очень осторожно. Женщина, не вынимая трубки из рта, неразборчиво сказала:
— Подойди. — Я нерешительно замялся, неуверенно затоптался у края циновки.
— Ближе. — Я сделал еще шаг. Женщина похлопала меня по штанам, вытащила из-за пояса комок тесемок, покачала головой и резко потянула в разные стороны. Штаны сели, как влитые. Я забеспокоился от мысли: "А, как снимать?", но в слух ничего не сказал, просовывая голову в ворот широкой рубахи.
Новая одежда была: кожаная, меховая. Из добротно выделанных звериных шкур. Значит я все-таки свой.
Женщина махнула трубкой, показывая направление:
— Садись. Кого ты искал?
Я посмотрел на женщину перед собой и вновь не смог определить ее возраст: и пятьдесят лет и сто. Глаза мудрые. Через них на меня космос смотрел.
— Жабу.
— Еда, — качнула она длинным мундштуком в сторону, указывая на пол. Я покосился на глубокую миску с похлебкой и отрицательно закачал головой.