Какой-то «подпольный обком ВКП(б)».
Как ни погано это звучало, единственной нашей надеждой были разбросанные тут и там Каэры – опорные посты Крыльев со сторожевыми башнями, упрямо ползущие на юг и пытающиеся всеми доступными им методами поддерживать хотя бы видимость порядка.
Как признался, вздохнув, начальник разведки, Крылья в этих местах ненавидели все без исключения, и нам надо быть готовыми стрелять по любой движущейся мишени, не разбираясь в ее политической или клановой принадлежности.
Где-то километров за триста до Ростова заканчивалась и эта более или менее понятная территория.
Дальше властвовали какие-то шахтеры и криминал.
Что добывали эти шахтеры и откуда они взялись, не знал никто. Здоровые угрюмые лохматые мужики и бабы большую часть своей жизни проводили под землей.
На поверхность они выходили исключительно ночью.
Преимущественно для того, чтобы пограбить и помародерствовать.
Великолепно вооруженные, отлично подготовленные, неожиданно появляющиеся из-под земли и туда же исчезающие, они были исконными врагами насквозь криминального Ростова.
И с «наземниками», как они презрительно называли всех не-шахтеров, имели дело исключительно как с объектами грабежа или при торговле.
А еще эти люди, ко всему прочему, были великолепными оружейниками. Начальник разведки показал мне фантастически удобный «подземный» арбалет – такое оружие мало уступало огнестрельному и не требовало какого-либо боезапаса: толстые короткие стрелы, «болты», легко мог изготовить любой деревенский кузнец.
Что касается самого Ростова, то его лучше было обойти стороной. Любой, не принадлежащий «черной масти», исконному воровскому сообществу, там считался законной добычей криминала.
Это была их, если хотите, Мекка, их неофициальная столица.
Ростов-папа.
Ветеранов там, особенно после печальной памяти «десантного мятежа», – ненавидели.
И, врать не буду, безусловно было за что…
…Сто шестая гвардейская воздушно-десантная дивизия, расквартированная в те благословенные времена в «донской столице», состояла исключительно из интеллигентных московских мальчиков, после кровавых боев на Кавказе ставших совершенно беспредельными отморозками.
Беспрецедентная ненависть к продажной, коррумпированной власти, отправившей их, молодую интеллектуальную элиту страны, на бойню, очень легко трансформировалась в безудержное стремление к «порядку».
Как они его понимали, разумеется.
А понимали «порядок» эти молодые и, врать не буду, сердитые люди довольно своеобразно.
Криминалы и чиновники висели на фонарях рядышком.
Гроздьями.
Или, как пошутил один бывший аспирант истфака МГУ, до войны готовивший диссертацию по истории Великой французской революции, – «связками».
Он был прав, с правосознанием у озверевшей к тому времени десантуры было приблизительно так же, как у французских якобинцев.
То есть, действовали они исключительно из соображений революционной целесообразности.
И все дела.
Любого человека могли запросто вздернуть лишь по подозрению в коррупции или «связях с криминальным сообществом».
…Мальчиков просто вырезали.
По одному.
Их били из засад – в открытое столкновение с озверевшей от крови десантурой соваться никто не осмеливался. Резали на квартирах у любовниц, причем те нередко сами наводили бандитов, а зачастую еще и угощали своих «милых» предварительно клофелином.
Сто шестая гвардейская воздушно-десантная дивизия таяла, как снежная баба в оттепель.
Ее остатки, поклявшись рано или поздно стереть Ростов с карты, ушли – некоторые, кстати, к шахтерам.
Но большая и наиболее боеспособная и организованная часть Сто шестой отправилась на юг, к казакам.
Те, как ни странно, их приняли.
Там были нужны дипломированные врачи, инженеры, агрономы, учителя, но еще больше – солдаты.
А солдатами мальчики из Сто шестой были отменными.
Так, постепенно, к югу от Ростова образовалась Вольная казачья республика, на землях которой начальник разведки Крыльев гарантировал нам полную безопасность.
В пределах разумного, конечно, но этого он мог и не добавлять.
Крылья там тоже не любили, но считали меньшим и неизбежным злом.
Еще дальше лежал совершенно разоренный Краснодар, где хозяйничали доморощенные нацисты.
Жестоко, кстати, ненавидящие родственные им по духу Крылья за полную индифферентность к еврейскому и прочим национальным вопросам.
Потом – Кавказ.
Место, где каждый воевал с каждым.
Вот такой вот получался интересный расклад.
Нормальная, так, поездочка намечается…
…На вопрос, и как же, он думает, мы все это пройдем, начальник разведки ответил предельно честно:
– Хрен его знает. Там еще никто и никогда не проходил… – А потом добавил: – Зато, может, море увидите. Я о нем только читал. Ну, по визору еще старые флешки крутил, пока они от времени сыпаться не начали. Красота, наверное…
Я фыркнул:
– А дойдем? До красоты-то до этой?
Он на секунду задумался.
– Честно? – спрашивает.
– Честно, – киваю.
Молчим.
Теперь уже оба.
Он еще раз вздохнул, не торопясь скрутил папироску с легкой украинской марихуаной.
Прикурил.
Затянулся.
Протянул мне остатки джойнта.
– Вряд ли, – кашляет. – Я думаю, вас еще до Ростова раздолбают…
Но я почему-то верил – дойдем.
Мы все-таки тоже десантура.
Хоть и бывшая.
Спецназ.
Обязаны дойти.
«Нет задач невыполнимых», – в это необходимо верить.
Иначе в нашей жизни нет вообще никакого смысла.
А так – мы можем все.
Дело только в цене вопроса, которую мы пока еще, к счастью, не всегда готовы платить.
А так…
…Горючкой залились до отказа.
До винтика перебрали джипаки и байки. Тщательно упаковали пополненный боезапас.
Запаслись продовольствием.
…И, вместо того, чтобы выступать, – запили.
Крепко.
По-русски.
Андрей Ильич немедленно скомандовал «отбой» выступлению и мешать отряду в его благородном начинании не стал, напротив – самым наглым образом присоединился.
Видно, и до него дошло, что без этого – никак.
Мужики понимали, что это не рядовая прогулка, что скорее всего вернутся единицы.
Если вообще хоть кто-нибудь вернется.
Предлагать остаться я не стал никому.
Могли и морду набить.
Чисто от обиды.
Где-то так…
…Пили страшно.
По-черному.
С плачем взахлеб и поцелуями в перерывах между мордобитиями.
С вечера до утра, а потом снова с утра до вечера.
С тоскливым русским воем по погибшим братьям. С засыпанием под столом, опохмелом и возвращением в исходное состояние.
Потом Гурам с Чарли откуда-то притащили трех шлюх, коих весь отряд и поимел по очереди во все доступные для народа отверстия.
Шлюхи, несмотря на то, что им заплатили честно и не скупясь, ушли на третий день какие-то абсолютно ошалелые, с трудом переставляя ватные ноги.
По счастью, их не избили и не покалечили.
Пьяная банда ветеранов, к сожалению, и не на такое способна.
Других в десант не то чтобы не берут.
В десант берут всех.
Там просто не все выживают.
Такие дела…
…На пятый день запой прекратился.
Сам собой.
Ничего удивительного, так оно чаще всего и бывает.
Главное – не мешать.
Честно-честно…
Я отвел мужиков в баню, напоил пивом и велел отдыхать.
На следующий день мы выступили.
Глава 9. Воронеж – Ростов. Трасса
…Все-таки области, контролируемые Крыльями, здесь, на юге бывшей Федерации, резко отличались от «диких».
Мы поняли это, как только миновали последний блокпост и углубились «в незнаемое» километров эдак на десять.
Н-да…
То, что мы считали адом…
…Сначала кончилась поддерживаемая в более или менее пристойном состоянии трасса.
Исчезли напоминающие маленькие крепости поселки фермеров, окруженные какими-никакими, но все-таки обработанными и отчасти даже ухоженными полями.
Люди, живущие за счет земли, почему-то меньше подвержены деградации, чем городские.
Во времена моего отца, Корн рассказывал, было ровно наоборот: деревня спивалась и разлагалась стремительно и беспощадно, пока не вымерла полностью.
Нынешние фермеры, в большинстве своем, – потомки бежавших от бардака горожан.
Новая генерация, так сказать.
Так вот, эти почему-то оказались куда более жизнеспособными.
…Потом пропали поддерживающие подобие порядка пешие и механизированные патрули.
Перед нами лежала только узкая лента вдрызг разбитой дороги.
Разруха и пустота.
Всё.
А в первом же дотла разоренном селении нас встретил странного вида мужичок в брюках с лампасами.
И с небрежно приставленным к стенке ветхой сараюшки допотопного вида «калашом».
За неимением клейкой ленты спаренный магазин этого музейного экспоната был туго перевязан обычной бечевкой – такой в незапамятные времена перетягивали ящики во время переездов и продуктовые посылки в армию.
Мы остановились.
Просто так мужики с автоматами тут не сидят.
Место не то.
– Кто старшой? – лениво плюет мне под ноги.
Самое обидное – попадает.
Прямо на черное глянцевое зеркало моего до блеска отполированного новенького армейского ботинка – я к обуви всегда трепетно отношусь, и это не наносное.
Я даже сначала, честно говоря, не понял.
У нас был, как минимум, серьезный численный перевес, не говоря уж, как бы это помягче сказать, о квалификации персонала.
Чо так борзеть-то, спрашивается?!
Совсем сдурел, что ли?!
…Казачок лениво оторвал свой зад от бревнышка.
Я, в свою очередь, выпрыгнул из джипа, предварительно скомандовав в наушник рассредоточиться и прочесать.
– Знаца так, сюды слушай…
С родной речью у этого туземца явно были серьезные проблемы: может, мама пила, может, папа триппером болел.