Непосредственно в момент зачатия, ага.
Короче – наследственность.
Причем, не в первом поколении.
– Оружье здеся оставите. Механику тож, боеприпас туды-сюды. Ну, одежу. Тады могете возвертаться.
– Всё?
– Усё. А чо?
– А что будет, плебей, ежели я сейчас дам тебе в рыло и спокойно поеду дальше?
– Чо-чо?
– А ничо…
Мне и правда ничего не оставалось, кроме как осуществить свою угрозу.
Неосуществленные замыслы, знаете ли, расхолаживают.
К тому же Веточкины разведчики уже волокли других «казачков». Те были аккуратно спеленуты «ласточкой» – любимый способ фиксации пленных УНСОвцами, у врагов тоже надо чему-то учиться.
Кое у кого набухал фонарь под глазом – перестарались мои ребятки.
Ну, не ругать же их за это, в самом-то деле?
Я вон тоже… не выдержал.
– Все?
Веточка коротко кивнул.
– Парочку пришлось пришить. Гоношистые попались. Чуть что – сразу за автоматы хвататься, – в голосе у моего помощника звучала обида.
А вот глаза снова стали веселыми и злыми.
Это хорошо.
А то у него после того последнего случая в Воронеже даже взгляд немного потух.
Видимо, задумался о будущем.
О том, каково будет жить под Крыльями.
А это – вредно.
– Ну? – я повернулся к лампасному. – Что теперь скажешь?!
Сказать ему было нечего.
Я махнул рукой: Чарли деловито связал петлю, попробовал, как ходит, остался недоволен и заорал в сторону джипаков, чтобы принесли мыло.
Казачок элементарно обгадился.
По пыльной земле стремительно растекалась лужа, запашок стоял такой – мало не покажется.
Ладно, мы люди привычные: Веточкины ребята подхватили его под мышки и потащили к ближайшему дереву.
Он даже ноги поджал.
Но молчал.
Видно, речи лишился.
Заорал, только когда ему связали руки.
Чтоб не пытался просунуть их под веревку, скотина.
Делать нам больше нечего, чем с такими уродами возиться…
Я велел вынуть кляп у следующего.
– Ну? Хочешь стать еще одним яблоком?
Он мелко-мелко замотал чубатой башкой.
Нет, яблоком он быть не хотел.
Грушей тоже.
Он вообще резко отрицательно относился к любым висящим предметам. Через полчаса мы имели полную диспозицию.
…Они были «дозором» атамана Курило.
Сам атаман сидел далеко.
Повешенный казачок был «смотрящим дозора», то есть за старшего. Эта «земля» была их землей.
Кто так решил?
Да сами и решили.
Потрошили потихоньку всех проходящих и проезжающих, тем и кормились.
«Смотрящий», кстати, вовсе и не думал отбирать у нас всё.
Обычно после «наезда» начинали «договариваться» – что возьмет себе «дозор», а что останется путникам.
То есть то, что мы сейчас им тут только что устроили, было, по их понятиям, самым что ни на есть форменным беспределом.
Ну и плевать.
Бесплатно они пропускали только байкеров, у них тут неподалеку стоянка. Пару раз попытались наехать, так те как явились всей стаей – неделю потом по лесам отсиживаться пришлось.
Пока не замирились кое-как.
Стае тоже с куриловскими ссориться особого резона не было: они ведь повсюду ездят.
И не всегда таким кагалом, бывает, что и по двое – по трое.
Ну, еще Крылья старались не трогать – Воронеж-то рядышком.
Как вмажут…
Да и «батька» не велел.
Зачем, говорит, гусей дразнить…
…Мы их все-таки для верности повесили.
За шею, разумеется.
Всех.
И поехали дальше…
…Ночевали на байкерской стоянке.
Андрей Ильич потолковал о чем-то с глазу на глаз со случившимся здесь проездом президентом стаи, и нас приняли.
Вот ведь как интересно, кстати: у Крыльев – «вожаки», у байкеров – «президенты».
Наверное, как говаривал мой преподаватель по практической стилистике, так исторически сложилось.
Ну, не как родных приняли, конечно, но, по крайней мере, не лезли. Веточка даже неплохим коксом умудрился разжиться, правда, нюхать я ему эту дрянь категорически не разрешил.
Где угодно, только не в походе.
Так что потерпит до стоянки.
Анашой обойдется.
Хотя, если в меру…
…У президента стаи, интеллигентного вида малого лет тридцати пяти в толстой, заклепанной по самое не могу кожаной косухе, круглых «хипповских» очках и с традиционным коротким «системным» хвостиком, удалось даже выпросить перерисовать подробную карту трассы.
Вплоть до какого-то абсолютно загадочного Миллерова.
Дальше даже байкеры без совсем уж крайней нужды не совались.
Там начинался бомжатник всея Руси.
А бомжи, как известно, предпочитают жить на помойках.
Такие дела.
Обстановка была расслабляющей, и я, расставив посты (на что байкеры отреагировали слегка неодобрительно, но с пониманием), разжился у президента травкой.
Аж два «калаша» отдал за пакетик – те самые, у «казачков» изъятые.
И пакетик, кстати, был совсем небольшой.
Но оно того безусловно стоило.
Конопля здесь, в принципе, росла повсюду, но именно эта, по словам гостеприимного хозяина, была самой «жирной» – ее везли издалека, с юга, из владений хохляцких наркобаронов.
Они в последнее время стали основными поставщиками зелья по всей обитаемой части Европы.
Трава действительно была хороша.
Меня забрало буквально с первого пыха.
Я «поплыл».
Было очень хорошо вот так просто лежать, скатав под голову кожаную, почти как у байкеров, куртку, и, ни о чем не думая, поглядывать в стремительно темнеющее небо.
Вон и звезды зажглись.
Такие смешные…
– Слышь, а ты правда – тот самый Гор?
Президент спрашивал это, наверное, раз в пятый.
Я то ли не слышал, то ли просто не хотел отвечать.
Трава, что вы хотите…
– Правда. А что?
– Да не… ничего… Хохлы за твою башку денег обещали…
– За нее многие обещали…
Время летело стремительно, звезды уже вовсю плясали свой ночной хоровод.
Мы подкурили по второй.
– И много?
– А хрен его знает. Мне-то по барабану, но ты все-таки поосторожней держись. Народ тут всякий шляется.
– И у тебя тоже?
Байкеры всегда отличались довольно жесткой дисциплиной.
Эти отмороженные и абсолютно свободные романтики трассы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе нарушать свои внутренние законы.
Любые другие им были по тому самому барабану.
– И у меня, – неожиданно легко согласился президент. – Если б здесь только моя стая была. Это ж вольная стоянка!
Он неожиданно упруго поднялся на ноги:
– Но ты – мой гость. Пойду за вином схожу, сушняк пробил, – и он не спеша пошел в сторону лагеря.
Настолько не спеша, что я успел спросить его спину:
– Почему?
– А с тобой мой брат служил. Алик. Ты его, наверное, не помнишь.
И ушел.
Алик, Алик…
Вот черт, и правда не помню.
Это значило много – его покровительство – даже на «вольной» стоянке. Посты можно было снимать.
Его отморозкам много не надо, но они не ценят жизнь – ни свою, ни чужую.
Даже я не стал бы связываться.
Я не спеша докурил и совсем было собрался на боковую, но он вернулся.
С вином.
Мы выпили.
Забили еще.
Потом он читал стихи.
Что-то очень старое: Блок, Бунин, Бродский…
Я еще посмеялся, что у него все на букву «б», на что он на полном серьезе ответил, что настоящий поэт может быть только на эту букву. Потому что он и Бог, и блядь, и бездна одновременно.
И вообще, сказал он, поэзия совращает.
Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя.
Я сказал ему, что у Ницше это совсем по-другому, на что он ответил, что Ницше здесь не при чем.
Так, подумалось…
…Мы забили и выкурили по четвертой, когда я спросил, что у него общего с этими фаши из Крыльев.
Он долго и недоуменно молчал.
– Знаешь, – сказал он, изрядно подумав и начиная набивать пятую «пятку». – Когда приходит тьма, это вовсе не значит, что пришло зло. Может быть, это просто ночь. И ты лежишь с девушкой, которую не то чтобы любишь… нет, с которой тебе хорошо. Здесь. Сейчас. И вокруг ночь. А что такое ночь? Ночь – это и есть крылья. Черные крылья Бога…
Пятую мы опять выкурили на двоих.
Через два дыма.
Потом уснули.
Утром его стая ушла, и больше я его никогда не видел…
…Следующий день прошел на удивление спокойно.
Пару раз мелькали какие-то конные разъезды, один раз по пути попалась небольшая байкерская стая, разумно уступившая нам трассу и переждавшая наш проход на обочине.
А ночевали мы на этот раз в Каэре.
Солидное такое сооружение, почти крепость.
С пулеметными гнездами, тремя древними, но вполне боеспособными и неплохо пристрелянными по секторам ДШК.
И даже со своим постоялым двором.
По периметру все это хозяйство было опутано тремя рядами колючки (между рядами – наверняка мины, но это так, частности), а на Андрея Ильича обитатели Каэра смотрели почти как на бога.
За свою безопасность здесь можно было не беспокоиться.
В общей сложности мы уже отмахали километров семьсот: пятьсот до Воронежа и пару сотен за два последних дневных перехода.
Совсем неплохо.
Если так пойдет, через три-четыре ночевки доберемся до Ростова. Вот только чует мое сердце – так не пойдет.
Не может все идти так гладко!
Не может!
…Я неожиданно легко заснул и так же легко проснулся.
Утро было серым и слегка прохладным, но не осенним, предзимним, а каким-то…
Бабье лето, короче…
Юг…
Я открыл окно и размял между пальцев первую утреннюю сигарету.
А, может, и не утреннюю.
Ночную.
До подъема еще часа два.
Можно и поспать.
Потом.
Но сначала покурить…
…Вот ведь, блин.
А зажигалку-то я, похоже, в джипаке оставил.
То-то весь вечер у ребят прикуривал…
Пришлось натягивать штаны и выползать в коридор. Он, к сожалению, был пуст.
Спички удалось стрельнуть только у дежурного, молодого совсем паренька, который сидел внизу, под лампой, и читал какую-то, хотелось бы верить, умную книжку.