Как там папаша в свое время говорить любил: «Против кого дружить будем?».
Есть против кого.
А значит – прорвемся…
…На восьмой день я наконец почувствовал, что окончательно пришел в себя.
Провел два пробных спарринга: с Веточкой и Бобом Костенко, и оба мне удалось свести вничью.
Поскольку рукопашная никогда не была моей сильной стороной, я понял, что созрел к движению, и отдал распоряжение постепенно начинать готовить технику.
Вот только распоряжение это было излишним.
Обо всем, оказывается, уже позаботились шахтеры.
Их механики продемонстрировали какие-то прямо-таки нереальные чудеса изобретательности, и наши машины стали как новенькие.
Даже лучше.
По крайней мере, выдвижные бронеколпаки на джипах вращались вкруговую, наподобие миниатюрных танковых башен, а курсовые пулеметы расширили сектор обстрела почти до сорока пяти градусов.
К комплекту легкого вооружения добавились полюбившиеся Веточкиным разведчикам «подземные» арбалеты, причем на те, что предназначались Иветте, мне и Вожаку, оружейники умудрились даже приклепать неплохую оптику.
Мы, разумеется, сразу же кинулись опробовать новинку.
Дальность и сила боя самострелов оказалась поразительной: четыреста метров, причем короткие и тяжелые стрелы-болты ложились кучно даже без поправки на ветер.
Веточка тут же пригрозил выкинуть к чертям собачьим СВД и стал приставать к мастерам с просьбой изготовить одноручный арбалет для ближнего боя.
Те чесали бороды и отвечали, что в принципе, конечно, можно, только времени не хватит, а потом один не выдержал и подарил бывшему сержанту собственной конструкции «локтевик» – компактный и легкий самострел, который следовало крепить ремешками к предплечью.
При спущенном предохранителе он бил сквозь рукав, реагируя на резкий поворот ладони.
Веточка был в экстазе.
Если бы оружейник был его ориентации, то судя по всему, на нем женился бы.
Честно-честно…
…Наконец пришло время выступать.
Самая большая сложность была в том, что нам предстояло дважды форсировать реку.
И если мост через Донец был на шахтерской территории и они за него ручались, то где мы сможем переправиться через Дон, оставалось загадкой.
Южнее Калитвы лежали Дикие земли, которые не контролировал никто: ни шахтеры, ни криминал, ни казачество.
Там отсутствовали даже Каэры Крыльев.
Но люди там жили.
И явно не были ни ангелами, ни альтруистами.
Как сказал Матвей, на Дикие земли опасались заезжать даже особо отмороженные банды байкеров, – то есть те, кто не должен был бояться ничего просто по определению.
Конечно, нельзя сказать, что шахтеры не пытались отправлять туда послов и просто разведчиков.
Для того чтобы жить, шахтам надо было торговать.
Или грабить.
…Вот только возвращались с Диких земель немногие.
А те, кто возвращались, наотрез отказывались идти туда снова. И вовсе не потому, что шахтерские лазутчики были людьми слабыми или чересчур боязливыми.
Нет.
Просто, по их словам, там было не с кем договариваться.
В Диких землях царил полнейший беспредел.
Каждый воевал с каждым.
Грабили, убивали, насиловали, но не с какой-либо определенной целью, а просто потому, что это был образ жизни.
Все, что осталось от прежнего, относительно цивилизованного мира, старательно разрушалось.
Дома, дороги…
Процветали какие-то странные религиозные культы, требующие обязательных человеческих жертвоприношений.
Пленные, приведенные из Диких земель, перегрызали горло надсмотрщикам.
Если не удавалось – перегрызали вены себе.
Или изыскивали еще какой-либо, как правило, довольно экзотический способ последнего успокоения.
Через этот ад нам следовало пройти не менее ста пятидесяти километров.
Потом – форсировать Дон и убедить разрозненные, но достаточно сильные для того, чтобы поддерживать видимость порядка, казачьи общины, что мы не собираемся устраивать резню.
И упросить их проводить нас до Тихорецка, провозглашенного не так давно столицей Вольной казачьей республики.
Н-да-а, папаша…
Ты у меня за это ответишь…
…Сразу за мостом через Северный Донец нас приветствовала длинная, примерно с километр, виселица, на которой не в такт раскачивались разной степени свежести покойники.
У внушительного бетонного блокпоста неторопливо покуривал трубку бородатый жизнерадостный шахтер в темных очках-консервах.
Мы с Никитой спрыгнули с Чарлиного грузовичка и не спеша направились в его сторону.
Разглядев Никиту, караульный аккуратно положил дымящуюся трубку на бетонный надолб и вытянулся по стойке смирно.
Начальство все-таки.
– Ну, как тут у вас?
Караульный пожал плечами:
– Курить можно?
Я б ему, разумеется, всыпал, но Никита только улыбнулся:
– Кури. Что уж с тобой поделаешь…
– Значит так, – шахтер запыхтел трубкой, и в воздухе разлился резкий аромат самосада.
Хреново у них с табачком, однако.
Я еще в шахте заметил.
– Два дня назад они хотели на плотах перебраться. Хуторяне заметили, доложили. Ну, мы их слишком поздно догнали, Еремеев выселок они спалить успели. Хорошо еще, что сам Еремей с семейством в поле были, картошку копали. Девка там только была с маленькими. Ну, их, понятное дело… Там мы этих и повязали. Драться только двое умели, остальные – рвань обычная. Вон, видишь, начальник, – свеженькие висят. Я пятерку наших отправил, чтобы Еремею отстроиться помогли. Зима скоро. Ну, а детишки… – шахтер махнул рукой. – Еще нарожают. А вы к Князю, говорят, собрались?
Я дернулся.
Ни фига у них здесь…
Режим секретности.
Небось, все бандиты в Диких землях уже ножики точат, нас ожидаючи…
Никита глянул на меня, успокоительно положил руку на плечо.
– Это Сергей. Командир блокпоста. Из Матвеевских десантников. Если б он не знал – мы бы тут все легли.
– Эт-точно, – Сергей не торопясь выбил трубку о каблук сапога. – Глянь-ка туда.
И махнул рукой.
Я повернулся в ту сторону, куда он показывал.
С вершины небольшого холма скалились еще двое шахтеров. Из лощинки, урча, выкатился легкий танк.
– Я тебе, капитан, разумеется, не все показываю. Но на вас, поверь, хватило бы…
Ну, это вряд ли.
Отряд есть отряд.
Да и не двигались бы мы без дозоров по чужой-то территории.
Но возражать я не стал.
Пусть себе тешится.
Возразил неожиданно Веточка – в наушнике:
– Командир, сделай громкую, – просит слезно. – Ну, пожалуйста…
– Иветта, не пижонь.
– Ну, командир, им же самим лучше будет…
– Ну ладно, – я повернул рычажок на громкую связь.
В наушнике щелкнуло, и просительный тон сменился на нагло-презрительный:
– Слышь, ты, дитя подземелья…
Дернулись оба.
И командир блокпоста, и член стачкома.
Может, Веточка что-то не то сказал?
Или у них это ругательство?
– Тех придурков, что в лощинке с танком сидели, я легко доставал «Стингером». Ну, не я – Витек, разведчик мой, ты ему, бородатый, в подметки не годишься. А тем дурням, что по кустам сидят, мы бы могли голыми руками шейки посворачивать. Теперь о тех, кто на холме. ДШК – машина хорошая. Согласен. И позиция классная. Только скажи этим барбосам, чтобы, раз уж в полнопрофильном сидят, не поленились – морды надо в оптику тыкать, а не поверх бруствера пялиться. Там кроме тех, что стоят, еще один есть, так я его бородавку сейчас как раз в прицел СВД разглядываю…
Бородатый командир просто обалдел.
Уставился на дужку наушника так, как будто из нее сейчас должна вылететь птичка.
– Эт-то кто?
Ответить я не успел.
Из наушника раздалось радостное кудахтанье.
Н-да…
У Веточки смех и так не особо приятный, а уж в наушнике…
– Конь в пальто. Я тебя тут наблюдаю еще с тех пор, как ты у Еремея своего самосад за бревна выторговывал. Побегалов моя фамилия. Может, слышал?
Судя по реакции шахтерского командира – может, и слышал.
Сто шестая дралась на Кавказе, а там о Веточкиных «девочках» легенды ходили.
Но повел себя Сергей более чем достойно.
Шутливо вскинул руки:
– Сдаюсь. Уел. Забыл, с кем дело имею. Где переплыли-то?
Наушник опять закудахтал.
Отключить его, что ли?
Пижон.
– Да рядышком. Считай под мостом. – Голос Веточки стал неожиданно серьезным: – Ты бы, десантура, еще один блокпост оборудовал. На том берегу. Если всерьез полезут…
– Да знаю я, – шахтер досадливо махнул рукой. – Людей вечно не хватает, а то б давно оборудовал. Ты вылезай, что ли. Все равно вам здесь лучше заночевать. Дальше такое начинается…
Несмотря на то, что до конца светового дня оставалось еще часа три, я с ним согласился.
Пока ребята разбивали лагерь, а довольный Веточка показывал оторопевшим шахтерским дозорным, как его «девочки» перебирались через реку и что бы они могли сделать с блокпостом, дойди дело до серьезной драки.
Мы с Сергеем, Вожаком, Гурамом и Никитой склонились над картой.
– Вот, смотри, – тычет в карту толстым заскорузлым пальцем командир шахтерского дозора. – Вон те развалины – это Калитва. Была Калитва… Хороший городишко был, у меня теща оттуда. До Быстрой речки дойдете спокойно, они туда особо не лезут: наши патрули и все такое. А вот дальше начинается геморрой. Моста через Быструю почитай что нет. Мы сами его рванули: блокпост держать накладно, да и незачем, они в основном на лодках плавают. Поэтому вот тут повернете на Жирнов. Тоже ничего городок был. Там – брод. Быстрая в последнее время обмелела, твои звери, – он кивнул в сторону «Хаммеров», – пройдут. Оттуда пойдешь на Константиновск, там мост не ахти какой, но через Дон ты иначе не переберешься. Это тебе не Быстрая. В Тацинской сидит атаман Голубь. Если его особо не злить, пропустит, трусоват атаман. А вот дальше – добро пожаловать в ад. И самое главное – не останавливайся. Перегон до Константиновска – семьдесят километров. Пройдешь за день, успеешь переправиться, считай – жив. Нет – извини, капитан… Ночью оттуда живой еще никто не выходил. И никакая выучка тебе не поможет…