– Вы говорите как Безымянный, – произнесла Эзабет ледяным голосом.
– Хм, ну да. Мне довелось провести время с парочкой. С ними рано или поздно понимаешь: кем и чем бы они ни были, они – намного больше нас с вами. Неизмеримо больше. Мы думаем днями и месяцами, они – столетиями. Безымянные играют в очень долгие игры. Возможно, это из-за их бессмертия. А может, так уж они устроены.
– Вы настолько доверяете им? Вы в них уверены? – спросила Эзабет.
– Я уверен в них ровно настолько, насколько мне нужно.
Повисло тяжелое молчание.
– А может, настало время поверить в другое? – спросила она. – Безымянные подвели нас. Бросили в час нужды. Я не верю в явление Вороньей Лапы. Он мог увидеть беду с Машиной и отправиться искать новых союзников за океан. Может, и Леди Волн отправится вместе с ним, и оба примутся воевать, набрав новых пешек. Да, как вы и сказали, они думают веками, а не месяцами. Какая разница для Безымянных, выживем мы или умрем?
Леди Танза злится. И, что самое печальное, имеет повод. Как-то оно уж слишком похоже на правду, причем крайне неприятную.
– Тогда нам полный конец, – заметил я. – Но к чему раздувать панику и зарабатывать себе виселицу?
– К тому, что истина важна людям! Она – больше и важнее, чем я!
– В этом мире масса того, что больше вас, – сострил я.
Но Эзабет не рассмеялась. Линдрик тоже. А вот Ненн рассмеялась бы. Жаль, что ее здесь нет.
– Что нужно, чтобы убедить совет в вашей правоте? – спросил я.
Эзабет задумалась, потерла обрубки пальцев.
– …доступ к ядру Машины, – задумчиво выговорила она.
– Туда никто не может проникнуть. Даже Воронья Лапа, – заметил я.
– Откуда вам знать? – спросила Эзабет.
Я знал, потому что Воронья Лапа сам сказал мне несколько лет назад. Но об этом я не стал распространяться, лишь пожал плечами. Эзабет глянула на мою руку, склонила голову, словно прислушиваясь, затем сощурилась.
– А, так вы принадлежите ему!
Я попытался отодвинуться, но в мою руку вцепились восемь маленьких крепких пальцев. Их прикосновение сковало меня куда прочней, чем злобный ледяной взгляд леди Танза. Я позволил ей перевернуть мою руку, прочертить кончиками пальцев татуировку с вороном. Мне будто снова стало шестнадцать, и я увидел ту Эзабет, в легком летнем платье, всю из льняного кружева и ветра. Тогда она гладила мою руку, щекотала, а я с наслаждением терпел. Мы лежали в траве рука об руку и глядели в небо. Мы отчаянно хотели соприкоснуться, ощутить друг друга, а поблизости сидела и вышивала угрюмая дуэнья. Жестокая забава: свести детей, чтобы посмотреть, заинтересуются ли они друг другом, а потом не позволять им поддаться ни единому естественному желанию.
Воспоминание отрезвило меня, и я отдернул руку. Тот подававший надежды мальчик давно пропал. Он умер и погребен под горой вонючих трупов и такого зла, от которого почернело бы даже небо Морока.
– Я никому не принадлежу! – огрызнулся я.
Но не убедил Эзабет.
– Ядро лежит под цитаделью. Даже Воронья Лапа не знает, как сломать замок. Там куча панелей, их нужно задействовать в определенной последовательности. Ошибешься – сгоришь. Никто не пройдет внутрь без Нолла. Вам следовало бы знать это.
– Конечно, я знаю. Но без Малдона я в тупике, – сказала она. – Мне нужно узнать то, что знал он. Если Орден не ответит мне, я должна сама пройти к ядру и проверить. Я не говорю, что могу исправить сделанное Безымянным, но я попробую. У меня больше шансов, чем у любого другого во всем Союзе.
– Орден никогда не разрешит вам, – указал я.
– Конечно, нет! – воскликнула Эзабет и грохнула кулаком по столу. – Болваны мешают мне на каждом шагу! Однако плевать мне на их разрешения!
Ее маска сдвинулась – Эзабет усмехнулась.
– Я пройду внутрь. Или они откроют мне дверь, или я проломлю себе новую!
Глава 15
Я проснулся от рвущей боли в руке, невыносимого жара и ощущения того, что со мной учиняют скверное. Я заорал, схватился за руку и заскрежетал зубами. Плоть на руке вспучилась, боль проткнула тело. Кожа лопнула. Выбравшаяся наружу тварь никак не могла бы уместиться в моей руке. Ее гладкие черные перья лоснились от моей крови, хлынувшей на простыню. Я отчаянно старался не заорать снова.
Ворон распростер крылья, разинул клюв и заорал так, что затряслась кровать:
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!!
Голос с вороньей хрипотцой – но ярость очевидно человеческая.
– ВЫТАЩИ ЕЕ!!! ВЫТАЩИ ЕЕ!!!
Я бы предпочел более членораздельное послание, но Воронья Лапа не удостоил меня подробностями. Ворон пару раз хлопнул крыльями, озадаченно огляделся: мол, куда это меня занесло? Я решил, что посланию уже конец, и вышиб тварь с кровати. Пару секунд спустя глаза ворона полыхнули огнем, из-под крыльев пошел дым, струей вырвался из клюва. Ворон осел на пол. Я схватился за руку и выругался сквозь стиснутые зубы. Гребаные птицы! Гребаные колдуны!
Я скатился с кровати. Рана на руке закроется сама, но кровь и жижа на простынях никуда, мать их, не денутся. Я обмотал руку тряпкой и напялил первую подвернувшуюся одежду. Нельзя терять время. Действуй решительно, двигайся быстро, соображай на ходу. Я глянул на оружие в шкафу. Тесак – хорошая, практичная вещь. Но я взял длинный меч. Он не столько оружие, сколько предупреждение. Человек не цепляет на себя длинный меч, если не хочет располовинить кого-нибудь. Воронья Лапа редко посылает на задания, не требующие разлучать людей с их жизненно важными частями.
Конечно, оно бы помогло, если бы Безымянный сообщил, куда идти и кого я должен вытаскивать. Впрочем, понятно кого, тут не ошибешься. Я побежал к ближайшему стойлу, нанял коня и упряжь за непомерно высокую цену. По пути я заглянул к Ненн и забарабанил кулаком в дверь. Ненн выглянула из окна, увидела мою экипировку и выскочила, вооруженная до зубов. Она ничего не спрашивала, – наверное, посмотрела на то, как я стискиваю зубы. Ненн уселась за моей спиной.
Сначала я направился к Линдрику. Там оказалось темно и пусто. И никаких следов насилия. Я попробовал и переднюю, и заднюю двери, поколотил немного по ним. Безрезультатно. Никого дома. Ненн нахмурилась. Но я ничего не стал объяснять. Потом мы отправились в Уиллоуз.
Там все как обычно. Охрана на мосту через канал помахала нам руками – мол, проезжайте. Слуги несли по улицам закрытые корзины, катили запечатанные бочонки. Мы скакали по улицам к огромному особняку Эроно. Конюх взял мою лошадь, затем нерешительно выговорил:
– Сэр, вы вряд ли найдете работу сегодня. У нас тут скверное дело.
Что за дело, у конюха я выяснять не стал. Я отыскал дворецкого, покрасневшего и донельзя запыхавшегося. Ему было очень неуютно в жестком накрахмаленном воротнике. Зря отыскал. Надо было идти прямо к Эроно.
– Мне нужно видеть княгиню! – потребовал я и окинул его фирменным мрачным взглядом, сулящим лютую погибель.
Дворецкий посмотрел на меня, на железо за поясом, затем настойчиво попросил меня разоружиться, а Ненн – подождать в приемной. Ненн согласилась, и дворецкий повел меня по коридорам.
– Сэр, вы поранили руку? – осведомился он.
– Ничего страшного, заживет, – отмахнулся я.
Тонкая тряпка промокла, кровавое пятно уже побурело. Вороньей Лапе наплевать, что он творит со своими избранниками. Руку будто жгло каленым железом. Но страшней боли была ярость в голосе Безымянного.
Княгиня сидела в огромном кабинете, чью стену целиком занимало огромное окно. Перед нею лежали толстые стопки бумаг. Окно глядело на запад, в сторону, противоположную Мороку. Конечно, если есть возможность, лучше видеть голубое небо. Княгиня выглядела старой. Кожа в морщинах, бледные губы плотно сжаты. Дворецкий провел меня внутрь и ушел. Вход был со стороны слепого глаза княгини, и она меня не замечала.
– Ваша милость, – произнес я и поклонился.
Эроно обернулась, окинула меня взглядом, затем указала на стул. Княгиня казалась усталой и раздраженной.
– Полагаю, раз вы здесь, вы уже прослышали?
– Ваша милость, я предпочел бы услышать от вас, – осторожно выбирая слова, произнес я.
– Эзабет появилась сегодня утром в резиденции ее семьи. Только духам известно, где пряталась моя кузина. Ее взяли люди маршала, объявили опасной сумасшедшей и посадили в Мод.
Отчего-то я не удивился. Но внутри родилась холодная пустота. И безжалостная, очевидная правда: я помог посадить Эзабет туда. Я мог бы спрятать ее и запереть, а вместо того я подстрекал ее.
– Она пошла спокойно?
– О нет, – вздохнув, ответила Эроно. – Она была готова сжечь всех. Вокруг ее кровати стояли боевые емкости и портативные катушки. Одни духи знают, откуда она добыла столько запасов. Однако солдаты были готовы. Они профессионалы. С ними было достаточно магов. Они справились.
В моей голове суетилось и барахталось слишком много мыслей сразу. Я сглотнул, попытался сосредоточиться, выловить хотя бы одну.
– Э-э, – выговорил я и умолк, не найдя слов.
Эроно посмотрела на меня и сказала:
– Вы с такими трудами вывезли ее с Двенадцатой станции. Полагаю, обнаружить то, что она совершенно безумна, наверняка большое разочарование для вас.
– Да, ваша милость, – кивнув, согласился я.
Ну конечно, я очень разочарован. Что еще?
– Одним духам известно, где она пропадала последние дни. У меня тут часть ее бумаг. Кое-что из написанного, мягко говоря, не кажется здравым.
Княгиня устало улыбнулась.
– Я прочту вам кое-что. Если я не ошибаюсь, это называется «Ступени Нолла»: «Сердце черно, ледяное оно, только песне пробиться дано». Это детский стишок. Вы помните его?
Меня словно окатили холодной водой, вынули из жизни что-то большое. Ну, будто я узнал, что никто на самом деле не видел святых духов, хотя все напропалую уверяли, мол, они взаправду есть. Когда узнал, что все россказни про духов и веру – полная чушь.
Конечно, я знал стишок. Бессмысленная считалочка, какие напевают малышам. Меня ей научила мама. Дальше там говорилось: «Днем не умру, а ночью усну, только малыш достанет луну».