Он очень серьезно посмотрел на меня.
– Я не могу уехать, не закончив эту работу. Если бы моя сестра была здесь, она бы согласилась.
– Не уверен, – заметил я.
– Капитан, я уверен, – твердо сказал Дантри. – Моя работа здесь – всего лишь помощь ей. Она гений. Я – всего лишь математик и астроном.
Переспорить его я не смог. Связать и перекинуть через седло – тоже не выход. Значит, еще один день в Мороке. Ладно. Одной смертельной глупостью больше, только и всего.
Глава 19
Ночь в Мороке.
Я вырос среди оливковых рощ и виноградников в поместье отца. Там никогда не смолкали цикады, и ночь полнилась звуком и жизнью. Я не скучал по стрекоту цикад в городе, но здесь, в глухомани, я затосковал по ним. В Мороке есть насекомые: черные жуки с твердым панцирем, ядовитые краснобрюхие пауки, порхающие твари, сосущие кровь. Все они молчаливы. Но небо, казалось, ночью охотнее изливало свою боль. Причитания неслись сквозь трещины в реальности и мешались с сухим шелестом ветра. Я стоял на краю кратера и методично, тщательно посасывал толстую сигару, время от времени отхлебывая из карманной фляжки – увы, почти уже пустой. Дантри с Глостом возились с бронзовыми инструментами у самого края.
– Последнее? – осведомился я, когда Дантри принялся юстировать оптику.
– Нет. Еще одно после этого, – ответил граф.
Старый слуга выглядел донельзя измотанным. Дантри, кажется, того не замечал. Он не слишком походил на свою сестру. Ее-то и в лучшее время было трудно выносить. А он, хоть и голубых кровей, но вовсе не плох. Роднила его с сестрой только всепоглощающая страсть к работе.
Я подошел, сдвинул сигару в угол рта и предложил фляжку Глосту.
– Сэр, спасибо, но пока я на работе – нет, – робко выговорил он.
Да, жизнь на коленях делает такое с людьми. Чертовски глупо отказываться от дармовой выпивки, а уж втрое глупее – когда ты в Мороке.
– Почему б вам не отправиться в форт и не отдохнуть? – поинтересовался я. – Я могу сам помочь с прибором.
В лице старика мелькнула радость. Но его хозяин даже не оторвал взгляд от прибора.
– Капитан, работа тонкая, а Глост – специалист, – пояснил граф.
– Не беспокойтесь, мои пальцы деликатнее, чем выглядят, – сказал я, приглядываясь к прибору. – Кстати, вы не скорректировали нижние линзы, чтобы учесть изолированность Риоки. У вас все засветится красным.
Дантри поглядел на меня, хмурясь, затем осмотрел аппарат.
– О боги, вы правы! Капитан, я и не думал, что вы – лунарист.
– Я и не лунарист. Просто мне довелось повозиться пару раз с подобным устройством.
Наконец, убедившись в моей компетентности, Дантри позволил слуге уйти.
– Как же вам случилось изучать небо? – осведомился граф, подхватывая толстую тетрадь в кожаном переплете.
Дантри принялся расчерчивать таблицу: движения быстрые, точные. Страницу заполнили тонкие закорючки чисел.
– Я не изучал. Мне случилось подхватить кое-что там и сям.
– Ну конечно, вы же учились в Леннисградском университете, – заметил Дантри.
– Откуда вы знаете? – хмурясь, спросил я.
Дантри покраснел – а может, не более чем свет Риоки заиграл на щеках.
– Просто догадка, – неубедительно солгал он.
Я решил, что лучше сменить тему. Мое прошлое – словно жестокая, вовсе не мудрая, злая старуха, и для всех лучше, если бы она поскорее оказалась в могиле. Повернуть разговор легче легкого – Дантри обожал говорить про свою работу.
– Что вы с сестрой пытаетесь выяснить? – спросил я.
– Глек Малдон хотел лучше понять это место. Он думал, это поможет ему в исследовании. Я вызвался помочь.
– Мне кажется, это не самое благоразумное решение.
– Вы же знаете о парадоксе Песнобега? – спросил он.
– Чем больше сжигаешь фоса, тем больше нужно поглотить отдачи. В конце концов энергия отдачи превышает изначально отданную, и для поглощения отдачи нужен резервуар бесконечной вместимости. Парадокс Песнобега позволяет обойти проблему, используя отдачу как источник энергии и не поглощая ее. Как-то так.
– А-а, вы и в самом деле сведущий человек, – счастливо объявил Дантри. – Ну хорошо, капитан, скажите, что вы видите перед собой?
Перед нами лежала серебристо-серая чаша пустоты. Кратер Холода. А в нем – лишь пустота. О чем я и сказал.
– Что же создало кратер? – подсказал Дантри.
– Здесь умер Холод.
– Да, – подтвердил граф. – Больше двухсот лет назад он возглавил отчаянную атаку на дхьяранскую орду, задержал ее и позволил своим людям спастись. За это он заплатил жизнью… Что не так?
Судя по лицу графа, ему не очень понравилась моя ухмылка.
– Этому вас учат в Хейренмарке? – риторически спросил я. – Не так оно было. Совсем. Вам бы стоило послушать здешних ветеранов. Они уж точно расскажут то, чему не учат в университетах. Холод был Безымянным, а не каким-то бесшабашным усатым кавалеристом, понесшимся сломя голову на погибель. Он был высокомерный, заносчивый, гребаный болван, загнавший себя в ловушку. Он командовал четырьмя тысячами конных рыцарей – Орденом открытых дверей. Беда с Холодом случилась еще в самом начале войны, задолго до Морока. Разведчики донесли, что поблизости встала лагерем тысяча дхьяранского ополчения, и Холод, не дожидаясь прочих Безымянных, пошел на дело сам. Но там оказалась не тысяча, а десять, и с четырьмя Глубинными королями. Холод попался. Короли перебили его людей, сплели сеть душ и затем сломили его. Короли проламывались сквозь его защиту три дня. Но проломались. А когда они убили его, остался кратер.
– Однако в военной академии его достижения известны куда более, чем неудачи, – хмурясь, заметил Дантри.
– Он был Безымянным. Тогда мы не могли себе позволить потерять его. И, черт возьми, нам совсем худо без него сейчас. Короли как-то сумели добраться до Песнобега и, похоже, вышибли Мелкую Могилу и Нолла.
– Да, – тихо подтвердил Дантри. – И потому мы здесь. Нолла нет с нами, запустить Машину некому, и мы не знаем, можно ли активировать машину, не разрушив все вокруг, конечно, если ее вообще можно активировать. Нам выпало жить в скверное время, раз наша единственная надежда – непонятное чудовище. Машина – не подарок духа милосердия. Машина – орудие жуткого разрушения. Страшнее и злее творения не бывало.
Я пожал плечами. Симпатии к драджам я не ощущал. Если бы у меня была сотня Машин, я б тут же спустил их все на империю, а после бы прикурил от ее углей.
Дантри повернул небольшой циферблат, прищурился, глядя на сочащийся сквозь линзы свет, образовавший сложный узор на бронзовой пластине, исчерченной линиями и окружностями, сделал заметку в толстой тетради, затем снова посмотрел на небо.
– Так отчего мы здесь? – напомнил я.
– Когда умирал Песнобег и прочие Безымянные, не было детонации, – указал граф. – Если бы была, мы бы узнали. По кратерам.
– Наверное же.
– А куда они подевались? После смерти Холода мощно выплеснулась энергия, крупнейшая отдача нашего времени. Конечно, не фос. Магия Безымянных из другого источника. Чем бы он ни был, по прикидкам Эзабет, отдача должна быть сравнима с обычной от фоса. Эзабет полагала, что запас энергии Безымянных образуется сходно с тем, как энергия запасается при плетении света. Глек Малдон приезжал сюда. Он полагал, что свет ведет себя странно вблизи кратера, и это следует изучить.
Граф встал, потянулся.
– Пойдемте, мне нужно снять показания с последнего треножника.
Я подхватил алебарду, сел на коня и поехал вдоль края. Песок на дне отсвечивал гладким, мягким серебром, навевал мысли о магии, отравившей, исказившей, расколовшей мир. Даже Сердце пустоты не смогло сдвинуть могилу Безымянного. Даже для чудовищного оружия рана в земле оказалась слишком глубокой. Насколько же ничтожными и бессмысленными мы должны казаться великим колдунам? Мы для них – пыль.
– Капитан, отчего вы сделались таким? – спросил Дантри.
– Пришлось, вот и сделался.
Он нахмурился, очевидно решая, сказать или нет.
– Давайте уже выкладывайте начистоту, – заметил я.
Но он решил сменить тему.
– Спасибо за то, что помогли нам. И в особенности за сестру. С ней трудно временами.
– Мне платят, и это главное, – сказал я.
И не соврал. Ну, почти.
– Конечно, – сухо согласился Дантри.
Он гордо выпрямился в седле и деловито сообщил:
– Наши финансы уже не те, что раньше, но я позабочусь о том, чтобы мы когда-нибудь смогли заплатить вам за помощь.
Мы подъехали к приборам. Я осмотрелся, убедился в том, что мы здесь одни. Ночь спокойная, только временами плач неба мешается с шелестом ветра.
– Честно говоря, я не стану скучать по этому месту, – задумчиво выговорил Дантри, возясь с прибором. – Иногда кажется, будто душит сам воздух. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю. После возвращения вас будет трясти неделю. А может, и дольше. Зависит от того, сколько времени вы впитывали здешнюю отраву.
– Сегодня в форт прибыл обоз с припасами, – сообщил граф.
Да, я днем видел, как они подъезжали. Возможно, те самые всадники, которых заметила Ненн. И угораздило же меня не свериться с графиком транспортов.
– Знаете, что они привезли? – спросил Дантри.
– Надо думать, запасные фильтры для экстракторов влаги. И пайки: солонину, сухари. Может, если уж очень повезло, немного водки.
– Нет. Они привезли бобы. Кучу мешков с бобами.
Он недоуменно покачал головой:
– Столько опасностей в Мороке: и твари, и магия, и внезапно раскрывающиеся под ногами трещины. Люди все это прошли, рискуя на каждом шагу, и ради чего? Ради бобов? Какая чепуха! Война, страдания, ужас. Все это – безумие, противоестественное, ядовитое. С ним нужно покончить.
– Кончится оно само. И финала только два, – заметил я, поправляя линзы.
Дантри глянул, вернул их на место и не стал упрекать меня за ошибку.
– Наверное, в одном из них мы все превращаемся в драджей?
– В обоих, – уточнил я. – Разница лишь в том, произойдет это в наше время или после нашей смерти. Не стоит заблуждаться. Рано или поздно Глубинные короли обязательно выиграют. Их семеро, а у нас осталось лишь двое Безымянных. Глубинные короли уже выиграли. Они всего лишь ожидают, пока падет наша последняя защита. Если ты – бессмертный бог, какой смысл торопиться и рисковать? У них впереди вечность. Они уже попробовали проломиться, и Воронья Лапа спустил на них Сердце пустоты.