Я потер глаза. Да уж, проблемы. Лично я предпочитаю задачки попроще: те, которые можно разрешить хорошим пушечным залпом.
Толстая баба, начальница Мод, посмотрела на нас так, будто давно ждала. Она заранее напялила балахон святых сестер, а рядом с ней торчало полдюжины подручных: все сплошь молодые здоровяки с неприятным взглядом. Они обычно не носят дубинок. Но теперь все были с дубьем.
Похоже, мы всюду опаздываем.
– Добрый день, святая сестра, – вежливо поприветствовал граф. – Я хотел бы видеть мою сестру, Эзабет Танза. Пожалуйста, немедленно проводите меня к ней.
– Мой господин, боюсь, это невозможно, – сообщила матрона.
– Святая сестра, вы знаете, кто я? – прищурившись, тихо и холодно осведомился граф.
– Граф Танза, я знаю. Но состояние вашей сестры крайне сложное. Нам пришлось переместить ее на нижние уровни, чтобы не дать повредить себе.
– Вы сунули ее в погреб? – процедил я.
Люди с дубинками вздрогнули и сурово уставились на меня, пытаясь угрожающе выглядеть. Получилось не очень убедительно.
– Ее состояние ухудшилось, она совсем потеряла рассудок, – сказала матрона. – Она пускала слюни, жевала балдахин, пыталась заколдовать служителей. Сэр, ей совсем плохо. Ради ее безопасности и безопасности других пациентов нам пришлось отправить ее вниз.
– Я требую немедленно проводить меня к ней! – воскликнул побелевший граф.
Бедняга заглотал наживку и крючок с ней. Я же не поверил ни единому слову.
– Простите, мой господин, но после бегства последнего побывавшего здесь «спиннера» нам приказано не допускать никого, кроме наших замечательных врачей. Это вопрос безопасности. Бегство Малдона принесло столько вреда, что теперь все инструкции по обращению со «спиннерами» мы получаем прямо из цитадели.
– От маршала? – рявкнул я.
– Из Управления городской безопасности. Но да, оно под началом маршала.
– Когда я приходил сюда неделю назад, Эзабет еще не была в подвале, – указал я.
– Ее состояние ухудшилось очень быстро, – сказала толстуха.
В ее голосе слышалось сожаление, но я не покупаюсь на такой дешевый развод. Я чую ложь так же отчетливо, как выходящую из наших пор грязь Морока. Мои руки начали трястись, пришлось ухватиться за пояс.
– Это безобразие! – закричал Дантри.
Я ухватил его под локоть и вывел из Мод. Бессмысленно спорить и кричать, когда не можешь добиться своего. Многие не понимают этого. Они кричат и бушуют, чтобы потом с чистой совестью заявить: мол, они сделали все возможное. Если бы в Мод не ожидали ссоры и драки, не собрали бы типов с дубьем.
Честно говоря, выйдя наружу, я чуть не рычал от злости. Конечно, я мог бы расшвырять ублюдков, выместить раздражение на них, вышибить дверь камеры и явиться принцем на белом коне. Но зачем? Наша цель – добраться до ядра Машины. Преступникам и беглецам это существенно труднее. Прежде чем заниматься импровизациями, лучше испробовать все официальные пути. Пока возможно, надо играть по чужим правилам.
– Осталось только одно место, – заключил я. – Цитадель. Надо взять прямо за горло.
– А если именно цитадель и против нас? – усомнился Дантри. – Нас могут просто посадить под замок. Или даже застрелить!
– Значит, мы умрем немного раньше, только и всего. Если нас продал сам Железный Козел, тогда все уже утонуло в дерьме.
И мы пошли в цитадель.
Ха, надо же, какой сюрприз. Мать их, административная ерунда на каждом шагу. Я-то не в тех чинах, чтобы требовать аудиенции с маршалом, а Дантри – не в армии и не имеет формальных прав. Конечно, голубая кровь у нас значит многое, но перед маршалом она как плевок на полу. Маршалу границы Венцеру кланяются князья. Они понимают, кому обязаны сиюминутным выживанием. Но я очень доходчиво объяснил, что нам нужно видеть кого-нибудь из Управления городской безопасности. Я сопроводил объяснение своей лучшей кривой ухмылкой, наводящей на мысли об убийствах и психопатах. Обычно после нее люди старались поскорее ублажить меня, либо, по крайней мере, убраться подальше. Клерк засеменил прочь, пообещав отыскать начальство.
– Похоже, и здесь тупик, – заметил Дантри, когда мы сидели и ожидали в приятно обставленной приемной.
На стенах висели дешевые, пропахшие табачной вонью гобелены. Раздражающе жужжала и мигала лампа.
– Конечно, лучше, если бы здесь была Эзабет, а не я. Я, само собой, понимаю, что только так оно и могло получиться, но просто она намного решительней меня. Она бы знала, что делать. В любой переделке.
– Вправду? – сказал я.
Он вяло улыбнулся. Похоже, дрожь Морока уже вошла в полную силу. У парня тряслись руки на подлокотниках.
Мы прождали час, потом пошли жаловаться на несерьезность такого обращения с графом. Через сорок минут мы пожаловались снова. Я заподозрил, что где-то в комнате неподалеку сидит начальство и отчаянно решает, что же с нами делать. Стрелка часов добралась до пяти, и тогда к нам наконец явился клерк. До нас хочет снизойти сам Хайнрих Аденауэр, старший советник Управления городской безопасности.
– Княжеская кровь? – спросил я.
– Если не ошибаюсь, это внебрачный сын, – пояснил граф. – Я не имел удовольствия встретиться с ним. Но уверен, он поможет нам.
– Думаете, если у кого-то голубая кровь, то он обязательно бросится спасать нас? Что-то сомневаюсь.
– В чем бы ни обвиняли Эзабет, Хайнрих и я – потомки старых родов. Первейшей знати. Среди нас есть свой кодекс чести. Хотя мы можем ссориться из-за должностей и денег, всегда подразумевается, что в личных делах мы помогаем друг другу.
– А-а, это чтобы без помех вести гребаную жизнь без забот и бед?
– Капитан, мне не нравится ваш тон. Вы не выказываете уважения ко мне. Я из древнего рода. Я граф.
Он запнулся. Наверное, вовремя одумался и не стал требовать, чтобы я титуловал его. Я-то еще нужен ему, так что пришлось обуздать раненую гордыню.
Клерк объявил о приходе Хайнриха Аденауэра. Тот оказался сухим и тощим до такой степени, будто питался сплошь благородными ароматами, считая само помещение еды в рот оскорблением вкуса. Похоже, несмотря на абсурдно крикливое придворное облачение, он не намного моложе Дантри. Да, нынешняя мода впечатляет: огромный гульфик, шляпа вышита драгоценными камнями, ткань дублета прямо вопит о своей цене. Единственная часть костюма, пригодная для жизни, – рапира. Простая сталь, чашка гарды вся в царапинах от частого употребления. Маленькие крысьи глазки прямо горят от возбуждения, тонкое личико обрамлено черными кудрями. Знавал я приятных в общении уродов, знавал и ублюдочных красавцев. В последнюю категорию благородный Хайнрих уж точно не попадает и вряд когда-либо угодит в первую. Он привел с собой и разряженную благородную парочку: девицу в красном шелковом платье и высоких сапогах, мужчину в коричневом кожаном жилете. А-а, я знаю таких: профессиональные прилипалы, добровольная свита. Омела придворного света.
– Граф Танза, мне так жаль, что вам пришлось ждать, – заявил Хайнрих, прямо источая лживость.
Я сразу понял, что разговор пойдет скверно – еще до его начала мне пришлось напомнить себе, что нельзя увечить знатного ублюдка. Надо отдать должное Дантри. Он начал без обиняков, ясно и спокойно описал положение дел и дал понять, что имеет полное право стать опекуном сестры.
– Вдобавок содержание моей сестры – финансовое бремя для цитадели, – добавил граф.
Удачный ход. Указать прямой путь к кошельку – разумный путь к успеху переговоров.
– Увезти мою сестру в поместье, думаю, будет наилучшим выходом для всех нас. Понятно, что жизнь в Пограничье – не для нее.
– А, ну да, конечно, – изрек Хайнрих. – Но, милый граф, если бы все было так просто. Боюсь, риск слишком велик. Но я понимаю ваше положение, как же не понимать.
Его слова просто истекали издевкой. Он будто объяснял маленькому ребенку. Дантри был знатней и выше незаконного сына Аденауэра, тот знал это – и нагло дерзил.
– Да, нынче тяжелые времена. Я знаю, у вас проблемы с банками. Очень сочувствую. Правда. Но пока леди Танза лучше сидеть там, где она не может проявлять себя, э-э, так неприлично. Это будет наилучшим выходом для всех нас, не правда ли?
– Нет, сэр, я серьезно считаю, что это не будет наилучшим выходом, – очень холодно и отчетливо выговорил Дантри. – Я считаю это оскорблением моему дому и моей чести. Моя сестра заключена, словно уличный вор. Ее хотя б судили?
– Мой любезный сэр, ну какой тут суд? Да женщина настолько не в себе…
Хайнрих замялся в поисках слов, подходящих его элегантности. Он не то чтобы очевидно глумился – но и не старался скрыть презрение. Он хотел оскорбить Дантри, но боялся высказаться прямо в лицо. Хайнрих кашлянул в ладонь и растянул губы в кривой ленивой ухмылке.
– В общем, вы понимаете. Она совершенно безумна.
Дантри не понимал, что его водят за нос. Граф покраснел как закат.
– Сэр, ваши слова можно принять за оскорбление.
– Поговорите лучше с тем, кто не такой совершенный засранец, – предложил я.
– Придержи язык! – прошипел Хайнрих, и в его глазах вспыхнула настоящая искренняя ярость. – Я прикажу – и тебя выпорют!
Конечно, княжеский ублюдок – это немало. Но он не представляет, с кем говорит. Я для него графский слуга, а не «Черное крыло». И пока я не хотел просвещать бастарда. Пара прилипал самодовольно заулыбалась, что-то прочирикала. Конечно, удовольствие знать, что незнакомого человека могут выпороть. Жизнь течет в нужную сторону, все отлично и весело. Я не обратил на дуралеев внимания.
– Сэр, вам лучше придержать свой язык, – посоветовал Дантри. – Клянусь духом милосердия, таким поведением вы позорите своего отца! Я пришел сюда попросить помощи в спасении благородной дамы от унизительного жестокого мучения, чтобы дать ей заботу и уход, приличествующий ее положению. Ваша честь как джентльмена должна обязать вас помочь мне.
Хайнрих Аденауэр долго молча глядел на графа. Затем бастард полез в дублет, вытащил позолоченные часы, проверил время, подышал на стекло, повозил часы по дублету и вернул в карма