«Звездный ветер приносит безумие…»{10}
— Тише, — шепчет Изобель. — Тише, тише, — шепчет Императрица. — Это пройдет.
День, когда я в последний раз покидаю Саванну. В спальне дома, в котором выросла, я упаковываю несколько вещей, все еще важных для меня. Среди них фотоальбом, а внутри его спрятана карта Таро, что дала мне женщина по имени Мадлен.
Изобель следит за мной с другой стороны столовой. Она следила почти час, пока я писала, и теперь интересуется:
— Чем это заканчивается? Ты хоть представляешь себе?
— Может быть, это не закончится, — отвечаю я. — Я даже думаю, что это и не начиналось.
— Тогда как ты поймешь, когда остановиться? — спрашивает она. Страх сквозит в каждом ее слове, в каждом слоге.
— Не думаю, что остановлюсь, — высказываю я мысль, впервые меня посетившую.
Она кивает, затем встает и выходит из комнаты, и тогда меня охватывает радость. Не могу отрицать, ее отсутствие приносит некоторое успокоение. Я стараюсь не смотреть в глаза Изобель слишком пристально. Мне больше не нравится то, что я там вижу…
Хозяин Котовьих топейДжонатан ТомасПеревод Ю. Павлова
Джонатан Томас — автор рассказов ужасов, вошедших в сборники «Истории из большого черного дома» (Stories from the Big Black House, 1992), «Полночный зов и другие истории» (Midnight Call and Other Stories, 2008) и «Манящий Провиденс и другие истории» (Tempting Providence and Other Stories, 2010). Его лавкрафтианский роман «Сияние над Оккамом» (The Color Over Occam) вышел в издательстве Arcane Wisdom, а самые свежие рассказы включены в антологии «Послесловия 22/23» (Postscripts 22/23) и первый том «Черных крыльев Ктулху». Томас родился и живет в Провиденсе, штат Род-Айленд.
Прежде чем включить систему полива газона, Дуайт выглянул из-за шторы гостиной, чтобы проверить, убрались ли садовники. Садовников он не заметил, а вот тщедушный старик, несмотря на изнуряющую июльскую жару уже давно меривший шагами дорожку перед домом, никуда не делся. Старик напоминал бродячую собаку, привлеченную заманчивым запахом. Он то и дело поглядывал яркими, с медным отливом, глазами в сторону дома — зачем? Дуайт никак не мог понять, был ли взгляд старика оценивающим, вопрошающим или презрительным. Если он задумал кражу — на ограбление он вряд ли был способен физически, — то ему не помешало бы вести себя чуть более скрытно. По правде говоря, Дуайт был удивлен, что никто из соседей до сих пор не сообщил об этом откровенно «подозрительном типе» в полицию.
Из-за плеча Дуайта выглянула Эдит, отодвинув штору еще на дюйм, чтобы посмотреть, чем так увлекся муж. Дуайт подскочил от неожиданности.
— Может, ему в туалет захотелось? — предположила Эдит. — Или позвонить. А вдруг его мучит жажда?
— Шел бы он мучиться в другое место. — Дуайт вовсе не считал себя жестоким или высокомерным, но свое высказывание казалось ему вполне справедливым.
— Нельзя, чтобы он и дальше шатался у нашего дома. Что мы будем делать, если его хватит солнечный удар?
Эдит обладала невероятным даром указывать Дуайту, что делать, за мгновение до того, как он решался на это сам. Однако то, что она лишь высказывала его собственные мысли вслух, ничуть не мешало ему чувствовать себя направляемым чужой рукой шариком для пинбола. На всякий случай убрав свои золотые запонки в комод, Дуайт вышел в коридор, по пути споткнувшись о выставленный в ожидании такси багаж. Открыв дверь, он шагнул в сорокаградусную жару и тут же пожелал вернуться обратно в прекрасно кондиционируемое помещение. Потратив несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, Дуайт окликнул старика:
— Вам нужна помощь?
К этому моменту старик дошаркал уже до середины асфальтовой подъездной дорожки. Не моргая, он уставился блестящими глазами на Дуайта и облизнул растрескавшиеся губы, прежде чем ответить. Волевой взгляд старика разительно контрастировал с его внешней немощью. Остеопороз скрючил его так, что сушеный стручок фасоли в сравнении с ним был образцом свежести. Смуглая, малокровная кожа старика напоминала Дуайту ядро грецкого ореха — такое же гладкое и морщинистое.
Дуайт совершенно не умел определять на глаз этническую принадлежность людей и даже в упор не мог понять, был старик испанцем, итальянцем или сирийцем. В итоге Дуайт остановился на том, что у старика «средиземноморские» черты лица. Одет он был по-простецки, в застегнутую на все пуговицы белую рубашку с длинным рукавом, свободные брюки цвета хаки и сандалии. Пожалуй, слишком закрытая одежда для такой парилки. Вероятно, у него были проблемы с кровообращением.
— Прошу прощения. Я вернулся на родину после долгого, очень долгого отсутствия, — прокряхтел старик. — Я не вор.
Преисполненное мольбы морщинистое лицо обратилось к Дуайту, но в то же время тон старика был таким, будто хозяин дома ему должен. Дуайту стало не по себе. По акценту старика по-прежнему нельзя было понять, откуда он. Каджун{11}? Португалец? Мексиканец? Дуайт был в растерянности. Да скажи ты хоть что-нибудь!
— Вы работали на прежних хозяев?
— Я владел этой землей! Здесь осталось кое-что, принадлежащее мне!
Черт! Похоже, Дуайт уязвил самолюбие фасолевого стручка. Хозяйский тон незнакомца окончательно сбил его с толку, но уличить старика во лжи Дуайт не мог, пусть и не понимал, как тот мог владеть землей в этом оплоте неоколониализма, в этой цитадели белого человека в Восточном Провиденсе, где испокон веков жили исключительно сливки общества.
Воспользовавшись замешательством Дуайта, старикашка проскользнул мимо него в дом, как нить в игольное ушко. Дуайт бы и не заметил этого, если бы не удивленный вскрик Эдит, заставивший его поспешить внутрь.
Как этот незваный гость, едва передвигавший ноги, мог так быстро очутиться в гостиной? Дуайт услышал его мяукающий голос:
— Извините, я всего лишь Кастро. Вернулся кое-что забрать.
Эдит по-прежнему стояла у окна, и, судя по ее раскрасневшимся щекам, вздернутым бровям и закушенной губе, этот «Кастро», воздевший руки в старомодном успокоительном жесте, успел вторгнуться в ее зону комфорта. Зажатая между бежевых штор, Эдит отодвинулась от лепечущего незнакомца на расстояние чуть больше вытянутой руки. Дуайт прекрасно понимал ее пусть и чрезмерный испуг. В глазах жены он прочитал: «Я хотела, чтобы ты узнал, что ему нужно, а не приглашал его в дом!» Да уж, с этим вышла промашка, за которую будет не оправдаться, пока Эдит сама не успокоится.
Поэтому Дуайт решил сперва утихомирить Кастро. Дряхлый старикан, должно быть, совсем выжил из ума, если рассчитывает найти здесь что-нибудь, принадлежащее ему!
— Мистер Кастро, присядьте, пожалуйста. Мы сию минуту все уладим.
Недоверчиво, будто ожидая подвоха, взглянув на Дуайта, Кастро отстранился от Эдит, оценил окружающую обстановку и плюхнулся на дорогущее мягкое кресло напротив плазменного телевизора. Дуайт присел на край пухлого дивана напротив заднего панорамного окна, откуда мог видеть собеседника под небольшим углом. Кастро чуть наклонился, чтобы смотреть Дуайту в глаза, отчего тот напрягся.
Несмотря на перенесенный стресс, Эдит натянула на лицо улыбку и отступила от окна, желая внести свой посильный вклад в разрешение неловкой ситуации.
— Желаете что-нибудь выпить? Влажность на улице высокая. — Не глядя на Кастро и не дожидаясь ответа, она прошагала на кухню.
Второпях она очень сильно качала бедрами. Прежде, еще до женитьбы, Дуайт находил это очень привлекательным, лишь впоследствии узнав, что такая походка была у Эдит от природы и она вовсе не собиралась таким образом его соблазнять. Вряд ли Эдит хотела как можно скорее утолить жажду Кастро; скорее, искала повод скрыться.
Кастро проводил ее взглядом, который Дуайт предпочел расценить как благодарный. На морщинистой коже старика было не больше влаги, чем на окаменелом дереве, словно его потовые железы с годами атрофировались. Он наверняка хотел пить, пусть и не поблагодарил Эдит, заметив лишь:
— У вас красивая жена.
Дуайт не нашелся, что на это ответить. Кастро ответа и не ждал, принявшись разглядывать комнату. Он переводил взгляд с японских гравюр то на коринфский пьедестал с бюстом работы Эрте{12}, то на камин с бронзовыми статуэтками из Бенина. Неужели он все-таки собирался обнести дом, несмотря на уверения в обратном? В голове Дуайта вырос целый список фраз, но он так и не попытался его сократить, озвучив хоть одну из них. Ушлый старикашка наверняка заметил чемоданы в коридоре. Теперь все две недели отпуска в Коста-Рике Дуайту с женой придется волноваться! Кстати, куда там запропастилась Эдит с напитками?
— А вот и я! — нараспев произнесла жена, входя в гостиную с голубой пластмассовой кружкой, наполненной колой.
Она умела выбрать момент. Кастро взял кружку и, задумчиво поджав губы, принюхался к ее содержимому. Когда пена спала, он попробовал напиток на вкус и пренебрежительно поморщился.
— Добавьте-ка сюда хорошего рома, — потребовал он. — Доброго кубинского рома!
Дуайт и Эдит растерянно переглянулись. Их и без того не радовало присутствие в доме чудаковатого незнакомца, а если он еще и напьется? Вдобавок Дуайта смущало то, что Кастро как будто знал о подаренной начальником литровой бутылке «Эдмундо Дантеса», нелегально ввезенной в страну через канадскую границу. Бутылка была надежно заперта в серванте эпохи второго ампира в столовой, дожидаясь особого случая, чтобы быть раскупоренной. Откуда Кастро о ней знать? Он что, ясновидящий? Или его подослал начальник Дуайта, чтобы подшутить? В любом случае отказ почти наверняка грозил обернуться скандалом, ведь Кастро уже успел продемонстрировать всю несдержанность своего нрава.
Эдит с радостью воспользовалась новой возможностью улизнуть. Дуайт услышал, как она шарит в дорогой миске с шоколадными конфетами «Линдт», где был спрятан ключ от серванта. Вскоре раздался щелчок открываемого замка. Чуть склонив голову, Кастро также внимательно слушал. Новый щелчок, царапанье стекла по стеклу и дереву, а затем — скрип и хлопок выдернутой пробки.