— Фонографы, если они вообще у нас имеются, на другой стороне. Так что давай убирать добро с дороги. В том углу есть тележка, плюс можно использовать телевизионные стойки, у которых еще осталось по четыре колеса.
Линор особо не помогала. На ней было длинное, как выразился бы Уолт, «придурочное» кружевное платье, поэтому ей приходилось все время придерживать подол одной рукой. Но елки-палки, сколько же она говорила.
— Я знаю, это все уровень обычной курсовой. Но так называемая «черная коза лесов» — это отдельная фигура от Шуб-Ниггурат или нет?
Уолт отодвинул пару старых черно-белых мониторов, освобождая проход, и наклонился к Линор, чтобы она увидела, как он закатывает глаза.
— О чем ты говоришь, — сказал он. — Никто не знает. Поэтому и выходит тема для курсовой — можно приводить аргументы за и против, и всем известны и эти аргументы, и возражения на них, и все такое прочее. На данный момент это религиозный спор, а не настоящая задача для исследования. По крайней мере, задача не для студентов. Уилмарт сам не смог понять, что записал на воск, и я не представляю, какое исследование ты запланировала, чтобы это выяснить… через восемьдесят лет.
— Полевое… — сказала Линор, робко роняя слово с языка, — исследование.
Уолт не знал, что ответить. Но уже через секунду нашел аппарат.
Фонограф заработал не сразу. Уолт позаимствовал медные провода от диапроектора и поручил Линор обернуть их изолентой. Когда Уолт открыл не утративший блеска футляр, чтобы добраться на внутренностей фонографа, девушка нахмурилась.
— Это настоящий стимпанк, — сказала Линор, — таких вещей больше не делают. В наши дни все слишком гладкое и стерильное.
— Если любишь винтаж, значит правильно выбрала себе этот драный универ, не сомневайся, — заключил Уолт.
И это была чистая правда. Мискатоникский университет повидал свое. Все камни мостовой во дворе вытерлись от времени. В пору частых зимних бурь мигало электричество. Студенты неизменно щеголяли моноклями, бакенбардами и дедовскими пиджаками, потрепанными и побитыми молью. В кафетерии часто подавали жареную солонину с овощами и печенку. На кампусе не было ни одного торгового автомата.
— Зачем же еще сюда поступать?
— Фью… ну как это, — сказал Уолт. — Есть богатые идиоты, которые не попали в настоящие универы из Лиги плюща, потом, вырожденцы в девятом поколении, у которых здесь училась куча предков-республиканцев, еще местные с другого берега, которым университетские попечители дают стипендию, чтобы никто не переплыл реку и не сжег тут все дотла, еще калифорнийцы, которые хотят быть поближе к горнолыжным курортам и…
— И?.. — весело спросила Линор, растягивая гласную.
Ей понравилась эта тирада.
— Люди типа нас. Ну, знаешь, те, у кого были причины сюда поступить.
— Значит, подбросишь меня до места.
У Линор не было машины. У Уолта — была.
— Сейчас подключу эту штуку и запущу.
Сначала Уолт по ошибке попытался вставить цилиндр задом наперед. Линор открыла расшифровку Экли, сделанную с записи — по крайней мере, Уилмарт утверждал, что получил ее от Экли, — и придерживала ее ладонями. Уолт прикоснулся к цилиндру сапфировой иглой. Запись оказалась далекой и дребезжащей, и больше походила на треск, чем на голос. Был ли то речитатив «бостонского брамина»{18}, сулящего «…изобилие Черной Козе Лесов. Иа! Шуб-Ниггурат! Коза с Легионом Младых» или кривляние старого беззубого вермонтца?
— Может, сам Экли придумал какую-то аферу? — спросил Уолт, но Линор резко на него шикнула.
Потом зазвучал неестественный гулкий голос, почти речитатив: «И Он наденет подобие человеческое, восковую маску и мантию, что прячет…» Вот это голос! Как будто автотюн, просто гвоздь по стеклу. Уолт не столько слышал его, сколько чувствовал. Однако Линор проявила скепсис.
— А если он записал это на другой фонограф, а здесь уже запись, сделанная с того воспроизведения… наверное, от такого будет и шипяще, и странно?
Они снова поставили цилиндр, а потом и в третий раз. У Линор были карманные часы, еще одна модная в университете штучка, и при каждом обороте секундной стрелки она делала пометки.
— Та еще дичь, — сказал Уолт после четвертого проигрывания. — Но разве из нее что-нибудь поймешь? Мы теперь развенчиваем мифы? Вдруг стали скептиками?
— Возьми чистый цилиндр. Давай попробуем, — сказала Линор.
Она записала на фонограф свой голос — «восковую маску и одеяние, что прячет», — потом воспроизвела его, записывая на автоответчик мобильника, после чего включила результат и записала его на еще один цилиндр.
— Да ты вообще гений, Уолт, — сказала она. — Заставил эту штуку работать.
Уолт подумал, что Линор и сама не промах. Ему захотелось, чтобы ничего не получилось, ведь тогда можно будет начать полевое исследование и проводить с ней больше времени. И ничего не получилось. Тихий и далекий голос Линор с некоторым электронным оттенком полился из старого динамика фонографа. Никакого вибрато и никакого шума, от которого у Уолта во рту шевелились коренные зубы.
— Ну ладно, — сказала Линор.
— Может… акустика в пещере помогла изобразить такой голос? — спросил Уолт.
— А зачем Экли стал бы рассказывать правду о пещере, если он затеял мистификацию?
— Ты сказала, что на цилиндре есть вещи, которых не оказалось в эм-пэ-три, и что ты слышала их на старых записях и пленках.
— Есть.
Она пододвинула расшифровку Уолту и снова включила цилиндр Уилмарта.
— Прислушайся. Слушай то, что за словами.
Уолт и Линор посмотрели друг на друга, Уолт — непонимающе, Линор — не понимая его непонимания.
— Я имею в виду помехи, — сказала она. — Их либо удалили, копируя на цифру, либо они просто слабели с каждой новой перезаписью.
Уолт встал и выключил свет в маленьком кабинете.
— Люминесцентные лампы, знаешь ли, — объяснил он. — Гудят.
Он даже выключил компьютер и бросил наручные часы — да, у него тоже была мискатоникская причуда — в ящик стола. Линор включила брелок-фонарик, направила его на расшифровку и следила за записью, подчеркивая слова ногтем с фиолетовым маникюром. И действительно, в первых звуках явно что-то угадывалось. Е-о-е-и-е-е-ов. Потом, после истерического, но узнаваемого «с легионом младых!» — и-у-и-о-а-то. Легчайший намек на И случилось так, что, но без бостонского говора.
— «Бостонцу» подсказывают реплики? — спросил Уолт.
— Похоже на то.
— И делает это Экли.
— Или тот, кто на самом деле записывал. Или некто, стоящий рядом с ним.
— А может, какое-нибудь эхо. В пещере.
— Опять ты про пещеру! — сказала Линор, но все же засмеялась.
Ее бледная кожа почти сияла в затемненной комнате.
— …Но кто знает, — согласилась она.
— То есть в оригинальной записи есть третий говорящий. Это здорово, Линор. Может, на диплом наберется, если обработать подходящей программой и вытащить все оттуда. Но это не документ и не подтверждение насчет Шубби и черной козы.
После Шубби Линор фыркнула.
— Последний раз, — сказала она и переставила иголку на цилиндре.
Теперь, заранее этого ожидая, Уолт услышал еще одного человека — и не только. Шипения и потрескивания показались ему фонемами — кто-то подсказывал слова театральным шепотом или, по крайней мере, предварительно прочищал горло.
— Кхе-кхе. У этих существ, если они там были, вообще есть горло? — спросил Уолт.
— У меня есть предложение! — сказала Линор.
Она вскочила и сама потянулась к выключателю:
— Другие говорящие были! Давай примем это как факт, хотя бы пока. Как минимум еще один человек — сам Экли, или его сообщник, или кто угодно. Очень многие пытались выяснить, кто такой «бостонец», но не факт, что у него была такая уж важная роль. Может, это был просто актер, которому подсказывали реплики? Я думаю, надо поехать в Вермонт и найти этого человека или какие-то следы. Сделать полевое исследование.
— А потом взять и спросить его, может, Шуб-Ниггурат — и есть Черная Коза Лесов с легионом младых? — спросил Уолт.
— Конечно нет. Но мы уже увеличили число знавших о происходящем с двоих до троих. А значит, их могло быть и больше или они есть до сих пор. В общем, давай поедем.
— Ты знала, что я соглашусь, — сказал Уолт.
Люди, у которых не было машин, регулярно упрашивали Уолта подвезти их, но обычно всего-то до ближайшего магазина — затариться перед вечеринкой.
— А если бы я отказался?
Линор пожала плечами:
— Как ты сказал, я была уверена, что ты согласишься. А не согласился бы, тогда автобусом до Бостона и потом на поезде до Вермонта, наверное…
Она отвела взгляд.
Уолт повернулся вместе с креслом и набрал что-то на клавиатуре.
— Если взять завтра выходной… спасибо тебе, система учета рабочего времени… Так, посмотрим гугл-календарь… ну хорошо. Я свободен. Можем поехать…
— Сейчас.
Уолт хохотнул:
— Звезды благоприятствуют?
— Ты как знал, — сказала она.
Ехать с севера Массачусетса на юг Вермонта надо было два часа по скучной дороге. Ночью деревья казались черными, и шоссе кишело фурами. Уолт лениво раздумывал, нет ли у Линор плана убить его в Братлборо, но в итоге решил, что нет. В конце концов, ведь она хотела, чтобы ее подвезли. И как потом избавляться от машины и возвращаться в кампус? А еще после того, как они перевернули склад старого оборудования, остался ужасный беспорядок, который сам по себе потянет на хорошую улику. Кругом отпечатки пальцев в пыли, долбаный фонограф, наполовину выпотрошенный и оставленный на верстаке. На этот раз, решил он, беспокоиться не о чем. Но в целом студентам вроде Уолта и Линор — то есть тем немногим, кто имел причины поступить в Мискатоникский университет, — некоторое учебно-методическое насилие не казалось чем-то немыслимым.
— Тебе не надо в туалет?
— Пописаю в Вермонте, — ответила Линор. — Никогда не писала в Вермонте.