Газовые гиганты, конечно, в основном состоят из водорода. Но жизнь берет свое, и разум тоже. Более твердые существа, гриборакообразные Ми-Го, научились общаться друг с другом на больших расстояниях, преодолевая рев бесконечных гроз Тюхе ультразвуковыми сигналами на грани телепатии. Разум занял центральное место в цивилизации Ми-Го. Но они были одинокой расой. Единственной иной формой жизни на планете были медузы в виде газовых мешков, где они жили, как бактерия Escherichia coli в горячем кишечнике земного млекопитающего. Когда-то люди считали Землю живой, называли ее Геей и поклонялись ей, утопая в грязи и крови языческих ритуалов. Но представьте, что вы знаете: место, где вы живете, — живое существо, абсолютно лишенное разума. Насколько одиноки были бы вы, если бы не могли даже притвориться, что вы не просто пятнышко внутри сгустка, парящего в хаотичных, смертельных ветрах планеты, спрятанной в четверти светового года от ее солнца? Весьма одиноки, конечно. Итак, Ми-Го отправились на поиски новой жизни, новых умов. Они коллекционировали нас весьма долго. Очень, очень долго.
Линор и Уолт выяснили, что хотели, так же как и я в семьдесят седьмом году. Конечно же, никакого «контейнера с мозгом» не существует, — наверное, автор этой идеи съел слишком много просроченных свиных мозгов из ржавых банок. Мозг — не более чем система электрохимических откликов в сети клеток и промежутков между ними. Ее легко скопировать, записать на новый носитель. Например, на мембрану газового мешка. Там мы сейчас и находимся. Я здесь. Линор здесь, и Уолт тоже. В нашем новом «теле» мы бессмертны, и постоянно находимся в центре внимания Ми-Го. У меня ушло очень много времени на то, чтобы научиться с ними общаться, однако они терпеливы. По крайней мере, жизнь у них долгая, хотя на моей памяти сменился уже десяток поколений, и я впитала их тела. Они умчали меня из человеческого тела; абсолютно справедливо, что я подкрепляю силы, разрывая их трупы и поедая их. Ми-Го даже почерпнули идею религии из человеческих умов, которые они изучают, — и смерть обросла у них причудливым ритуалом. Они разрывают мертвых на части и размазывают их клочья по моей внутренней мембране, чтобы облегчить разложение и переваривание. И поют, пока это делают. Еще Ми-Го воюют. Один газовый мешок — с другим.
Вообще, я убила Уолта и Линор только сейчас. Сейчас — относительный термин, признаю. Время здесь совсем иное, с шеститысячелетним периодом обращения вокруг солнца и бесконечными, неизменными жизнями. Конечно, мы воюем. У нас человеческая натура, и нам больше нечего делать, но боремся мы за единственную ценность — наши жизни, наши «я», наши воспоминания. А Ми-Го всегда готовы угодить. Мне нравились Уолт и Линор. Они были похожи на меня. Homo sapiens sapiens, англоязычные, американцы. Они ездили на автомобилях и пили тоник, как и я. Проходили по двору Мискатоникского университета морозными зимними вечерами, и снег по сторонам мощеных дорожек сверкал, словно груды бриллиантов. Так долго я не «встречала» никого, настолько похожего на меня. В последнее время я почти не узнаю большинство «людей», записанных на носитель в виде мембраны газового резервуара. Прошло три миллиона лет. Зеленые горы Вермонта давно обратились в пыль, но на месте фермы Экли, в нескольких футах над уровнем моря, осталось кое-что маленькое, и оно влечет крошечный, безволосый и слабоумный дочерний вид, который отличается от моего человеческого вида так же, как афарский австралопитек{21}. Как же здорово было наткнуться на газовые мешки с зашифрованными Уолтом и Линор, дать моему Ми-Го впиться в них, выпить их воспоминания и на минуту ощутить, что это такое — иметь конечности, дышать воздухом, произносить известные мне слова, двигая человеческой челюстью.
Надеюсь, скоро я найду еще кого-нибудь, похожего на них. Скоро — термин относительный. Но я терпелива и стара.
Обитель падшихРичард ГэвинПеревод А. Петрушиной
Ричард Гэвин — один из выдающихся канадских мастеров в жанре хоррора. Автор книг «Дурные знамения» (Omens, 2007), «Упоительное царство тьмы» (The Darkly Splendid Realm, 2009), «Кладбищенское вино» (Charnel Wine: Memento Mori Edition, 2010). Документальная проза писателя печаталась в журналах «Улица Морг», «Счисление пути», «Старфайер», а также в авторском блоге «На алтаре страха» (www.richardgavin.net). Проживает в Онтарио с женой и детьми.
Край света был уже близко, а она так и не нашла что сказать. Джип свернул на обрывистую горную дорогу, и Петра машинально обхватила живот, словно оберегая, но, осознав бессмысленность жеста, обмякла и убрала руки.
— Зараза! — заорал Тед, подпрыгнув на очередном ухабе.
За головокружительным поворотом начинался крутой подъем; Тед лихорадочно дернул рычаг, переключился сначала на вторую, потом на первую передачу и вдавил педаль газа в пол.
— Сделай одолжение, набери Чарли и спроси, долго еще. Боюсь, эта колымага рассыплется раньше, чем мы доедем.
Петра принялась рыться в сумочке в поисках мобильника.
«Алло» на том конце провода потонуло в реве двигателя, доносившемся и снаружи — через открытые окна кабины.
— Чарли, привет! — прокричала Петра. — Далеко еще? Тед слегка нервничает. — Она прижала телефон к уху. — Чарли советует тебе остыть. — Петра постаралась не перебрать с нарочито радостным тоном: так, лишь чуть-чуть поддразнить и без того злющего Теда. — И докладывает, что конец близок.
Захлопывая телефон-раскладушку, она услышала, как Тед грязно выругался себе под нос.
— Сначала перелет из Провиденса в Ванкувер, — ворчал он, плавно взмахивая свободной рукой, точно примадонна. — Потом четыре часа трястись по серпантину. Да, с твоими друзьями не соскучишься.
У Петры на языке вертелось с десяток ответов, от остроумных до откровенно ехидных, однако все они не годились, поэтому она отвернулась и стала молча смотреть, как за окном дребезжащей машины серо-зелеными пятнами проносятся платаны и тисы.
— С ума сойти! Все-таки добрались! — Чарли вытаскивал из своего джипа походный изотермический контейнер, пока Дуглас возился с застежками огромного рюкзака.
— За это спасибо не тебе, — откликнулся Тед, выбираясь из второго джипа, — и уж точно не твоей колымаге.
— Эй, полегче с ласточкой! — возмутился Чарли. — Ей здорово досталось, когда мы с Дугом гоняли по «Дурным землям» пару лет назад. И вообще, чем ты недоволен? Доехали же.
— Чудом.
Петра пересекла импровизированную парковку у обочины, слыша, как под кроссовками скрипит гравий. Чарли явно преувеличивал, описывая пункт назначения как нечто «сногсшибательное», «не от мира сего». Впереди высился самый обычный лес из вездесущих канадских елей. Ветви, сплетаясь, образовывали подобие паучьего кокона или савана.
Петра вытянула шею и заслонила ладонью глаза. Сквозь кроны просматривались редкие участки неба. Зря только тащила с собой любительский телескоп в дешевой пластиковой тубе.
— Это оно и есть? — Тед упер руки в боки, губы кривились в досадливой гримасе.
Дуглас помотал головой:
— Нет. Мы сейчас у входа в Штольню. До Края света еще часа два.
— Два часа! — воскликнул Тед.
— Может, и меньше. Зависит от того, как будем идти.
— А доехать нельзя?
— Чтобы ехать, нужна дорога, — пояснил Дуг и с ухмылкой добавил: — Начало Штольни — это ближайшее к Краю света место, до которого можно добраться на машине.
Он переступил через ржавую цепь, натянутую поперек узкой тропинки. Выцветший знак гласил: ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН. ИДЕТ ЕСТЕСТВЕННАЯ РЕГЕНЕРАЦИЯ. ДЕПАРТАМЕНТ АГРОЛЕСНОГО ХОЗЯЙСТВА. Однако буквы почти стерлись, поэтому надпись не возымела действия.
Два года назад Петра жила одна и горбатилась за гроши в частном книжном магазинчике Провиденса. Тед наведывался в магазинчик регулярно — офис его фирмы по финансовому планированию находился прямо напротив, и три-четыре раза в неделю он выкраивал часок, чтобы купить газету или детектив в бумажной обложке. Его робость не бросалась в глаза и потому очаровывала.
Спустя четыре месяца выразительных взглядов и ни к чему не обязывающей болтовни состоялось их первое свидание. Инициатива принадлежала Петре. Они отправились в театр Колумба, смотреть «Пикник на Висячей скале», потом выпили кофе в старомодном баре, обставленном в стиле ар-деко, где каждый четверг выступало живое джаз-трио. К Рождеству они съехались.
Однако лодка семейной жизни быстро дала течь, а поскольку свадьбу они не играли, у Петры не осталось даже воспоминаний о моменте совместного счастья, после которого все покатилось под гору.
Вскоре Тед получил повышение и, как следствие, стал подолгу засиживаться в офисе. Денег теперь хватало с лихвой, поэтому Петра уволилась. Тед купил дом, где Петра бесцельно слонялась из угла в угол, гонимая страхом превратиться в собственную мать, чья жизнь напоминала истошный крик, постоянно подавляемый на протяжении трех десятилетий.
Единственным спасением было валяться в гостиной на диване и предаваться праздным мечтам. Мечтам о детской на втором этаже с колыбелью, ярким креслом-качалкой и целым зоопарком мультяшных зверушек на карусельке под потолком.
Как-то вечером, разомлев, Петра поделилась своими фантазиями с Тедом, а в ответ услышала, что о детях они поговорят, когда придет время. Время значило для него все — всегда.
Та ночь положила начало беспросветной череде кошмаров. Варьировался сюжет, но не суть, где Петру неотступно преследовало прошлое. Иногда ей снилось, будто на вечеринке ее осаждают бывшие бойфренды, которые с явным удовольствием передают друг другу телефон и рассказывают Теду обо всех ее ошибках и постыдных проступках. Иногда снился родительский дом — ветхая развалина, где поселился измученный призрак матери. Но самым страшным было, когда отец, страдающий чем-то вроде приступов бешенства, гнался за ней по бесконечным лестницам с криком: «Беги! Беги! Кто не спрятался, я не виноват!» Петра просыпалась в холодном поту и потом еще долго не могла уснуть.