Я понял окончательно и бесповоротно, осознал всем своим существом, что Реджи Грэм всегда был гением из числа тех, кто призван пробуждать нас для настоящего мира, истинного царства, и, поскольку ему это удалось, больше ничто не имеет значения и никогда не будет иметь значения.
Так мне хотелось бы верить. Но помните: это все домыслы и ложь.
Какой я после этого сумасшедший? Может, и сумасшедший, ведь я не сказал: «Эй, Реджи, погоди-ка, это ж ты сам уже совсем слетел с катушек. Втащил меня в это… или врисовал? Врисовал в рисунок (уловили шутку?) — в свой личный психопатический вымышленный мир». Возможно, иные измерения и миры и существуют, но он же не рассчитывал, что я поверю, будто там живут стеклянные люди, встречаются волшебные королевства, чащи с листьями-лезвиями и создания, напоминающие шахматные фигуры, эдакая помесь «Алисы в Стране чудес» и «Властелина Колец» под кислотой и с (как мне скоро предстояло выяснить) существенным садомазохистским подтекстом?
Нет, я просто стоял там, а Реджи все объяснял и объяснял, с такой страстью, так убедительно, что я чувствовал, будто сам тысячу лет прожил в мире Черного Стекла и лишь иногда в неприметном обличье выбирался в мир света, чтобы завербовать нового, не обязательно горбатого помощника (элементы питания не прилагаются).
Но кто знает, разве не может абсолютный гений быть абсолютно сумасшедшим?
В это я не верю. Ни во что это не верю.
Так что это всего лишь предположение: Реджи рассказывал мне все это, а потом оторвался на минуту от портрета, чтобы показать черный стеклянный кинжал (похожий на те обсидиановые ножи, которыми ацтекские священники вырезали сердца жертв) и объяснить, что Человек с Сотней Ножей не всемогущ и не совершенен, пока у него всего девяносто девять ножей и недостает вот этого самого; и вдруг я услышал громкий шум, позади в темном углу амбара что-то громыхнуло, меня схватили со спины, развернули, и я оказался лицом к лицу с помесью гигантского насекомого и голого красного мужчины с поблескивающей кирпично-красной кожей. Многочисленные конечности этого существа хлыстами мелькали в воздухе, так что невооруженным глазом и не уследишь. Мне было больно, я падал, меня резали на куски, а Реджи Грэм вопил:
— Эта тварь явилась за кольцом! Не отдавай кольцо!
Но у меня не было времени думать ни о каких кольцах, я успел лишь сжаться в клубок и повернуться к созданию спиной, чтобы оно не сразу добралось до жизненно важных органов, и существо кромсало мою одежду, плоть и кости.
Снова раздался грохот. Боль не пропала, но теперь я сидел, прислонившись спиной к балке, в луже собственной крови, которая растекалась все шире, а вокруг валялись обломки красного стекла или глины. Передо мной возвышался Реджи, покачивая в руке кувалду. Выглядел он при этом весьма довольным.
— Так и знал, что однажды эта штука пригодится, — сказал он.
— Что это за хренъ такая была? — выговорил я, захлебываясь кровью.
— Человек-скорпион. Вражеский прислужник. Боюсь, там, откуда он явился, в Чаще Лезвий, таких тварей гораздо больше.
— Кажется, сейчас я умру от потери крови.
— Вполне вероятно. Генри, я не хотел, чтобы так получилось. Боюсь, все вышло из-под контроля. Времена действительно отчаянные. Я должен вернуться в родные края, выполнить свой долг перед повелителем и его королевой и, если придется, умереть за них. Прости.
Тут как раз настал подходящий момент закричать: «Реджи Грэм, да ты, на хрен, спятил!» — но я не смог, не смог ему возразить, лишь жалким голосом спросил:
— Так ты просто бросишь меня?
— Нет, конечно нет, — ответил он ласково, на скорую руку перевязал мои раны обрывками моей же одежды и помог подняться.
Своим черным ножом Реджи проделал в воздухе дыру, разрезал тьму — будто бы проделал длинную вертикальную прореху в стенке палатки — и вытолкнул меня туда.
Вот так я очутился посреди поля где-то в округе Ланкастер. Валялся там, раскинув в стороны руки и ноги, уткнувшись лицом в грязный снег. Потом перекатился на спину. Посмотрел вверх на знакомые звезды, немного полежал, уверяясь, что я снова дома, в своем мире, а не в фантазии Реджи Грэма. Рассудок еще не совсем меня покинул, и я понимал, что, скорее всего, тут и погибну: либо истеку кровью, либо замерзну до смерти, а утром, когда тьма уступит место привычному и обыденному, мое тело найдут стервятники или какая-нибудь собака. Если я не хотел этого допустить, нужно было позвать на помощь. Да, там, посреди поля, в кромешной тьме, в невообразимой дали от ближайшего фермерского дома или шоссе, я словно очутился на другой планете или на дне океана. Все мои силы (а я и не знал, что они у меня есть), немыслимые силы — вероятно, от стеклянного кольца, до сих пор лежавшего в кармане, исходила магия, — все они ушли на то, чтобы доползти до невообразимо далекого света и слабеющей рукой стучать в дверь, пока мне не открыли весьма удивленный фермер и его жена.
Какой я после этого сумасшедший? Давайте посмотрим какой.
Следовало многое объяснить. Я же старался избежать объяснений. Разумеется, в больницу, куда меня доставили, приехала полиция. И разумеется, история моя показалась им абсурдной. Оно и понятно. Но я снова и снова отказывался говорить то, что все хотели услышать, и потому сначала следователи, а за ними и психиатры начали терять терпение. Когда зажили раны (более или менее, хотя я больше не мог ходить без трости, у меня было повреждено сухожилие на правой ноге и навсегда остались ужасные шрамы), встал вопрос о том, нужно ли меня удерживать, и если нужно, то где. Я не стал ни на кого заявлять. Никаких суицидальных наклонностей у меня не обнаружили, да и такие ранения нанести самому себе попросту невозможно. Вероятно, главный следователь думал, что я извращенец, угодивший на чересчур отвязную садомазо-вечеринку. Доктора же не знали, что думать. Кто-то проболтался, и мною заинтересовались журналисты из желтой прессы. Я стал последним событием в области похищения инопланетянами. По сравнению с моим случаем пришельцы, устраивающие анальное зондирование, представлялись невинными ягнятами.
В конце концов ничего другого не оставалось, кроме как отправить меня домой. Хотя дома уже не было. Квартиру опечатали за неуплату. Все вещи пропали, кроме тех, которые удалось спасти моей сестре Морин, да еще кое-каких книг, документов и прочих мелочей, не приглянувшихся арендодателю.
Выписываясь из больницы, я потребовал вернуть все, что было у меня в карманах. Каким-то чудом карманы уцелели, хотя вся одежда была искромсана, как и мое тело. Мне выдали бумажник, ключи и прозрачный пакет с застежкой, в котором лежало чудом уцелевшее кольцо Стеклянной Королевы.
Овдовевшая старшая сестра взяла меня к себе, и больше десяти лет я прожил с ней в сельской местности на севере штата Нью-Йорк. Тьма и открытые пространства наводили на меня ужас. Я предпочел бы город с его яркими огнями, но выбора у меня не было. Так я и жил с сестрой, тихо-мирно, наполовину инвалидом, оставался второстепенным поэтом без дотаций, и после еще нескольких (все более странных) сборников общее число проданных экземпляров перевалило-таки далеко за трехзначное число. Меня даже дважды номинировали на Совершенно Никому Не Известную Премию.
Потом Морин заболела и умерла, и я, шестидесятитрехлетний мужчина, остался один в ее доме, окруженный со всех сторон тьмой, голыми полями и безлюдными просторами.
В зеркале я видел обрюзгшее сереющее лицо, действительно напоминавшее лицо Гарри Поттера, который проворонил свое предназначение и почти уже одряхлел. Мне подумалось: вот он человек, жизнь которого прошла мимо, который так и не сумел ничего толком добиться в этом мире, потому что мир этот казался ему сном, наполовину забытым сном в те редкие моменты, когда он по-настоящему пробуждался в более темном истинном мире, где безмерно храбрый, безмерно великолепный Реджи Грэм сражался с чудовищными прихвостнями Человека с Сотней Ножей (вернее, с девяносто девятью ножами, ведь один был у Реджи) и защищал своего повелителя Часового Короля и его Стеклянную Королеву.
Я как раз стоял в ванной перед зеркалом, когда мои размышления вдруг прервали: воздух позади меня затрещал, будто кто-то проделал длинную вертикальную прореху в стенке палатки, а потом через прореху что-то протолкнули.
Раздался грохот, и что-то тяжелое упало в ванну. С изумлением, грустью и смирением я узнал в предмете ту самую кувалду, с помощью которой Реджи Грэм убил человека-скорпиона и спас мне жизнь.
А сейчас я буду рассказывать вам неправду.
Прореха в «реальности» никуда не делась, ее края хлопали на холодном ветру. Ванная, а следом за нею и весь дом наполнились сырым воздухом, запахом льда и замерзшей грязи с окрестных зимних полей. Я знал, что нужно делать, и понимал то, что однажды растолковал мне Реджи: время в темном мире и в мире света движется с разной скоростью. Для меня минуло больше двадцати лет, а для него, быть может, всего несколько часов.
Я медленно и тихо старился, а он по-прежнему сражался в самой гуще боя.
Мне хотелось бы верить, что я выполнял свой долг, когда надел тяжелые сапоги и самые толстые джинсы из всех, что у меня были (доспехов-то у меня не водилось, так что пришлось довольствоваться этим), а еще пальто и перчатки, а потом ступил через прореху в другой мир и сражался там бок о бок с Реджи Грэмом, долго и упорно, продемонстрировав выносливость гораздо большую, чем сам в себе полагал. Там Реджи называли другим именем, он был знаменитым мастером темных искусств, отчужденным и внушающим страх, но вместе с тем героическим, рискнувшим собственной душой ради высших целей, Зигфрид и Фауст в одном лице. А подле ковылял я, его верный спутник, охромевший из-за старой раны.
Я, словно Тор, орудовал той кувалдой, но этого оказалось мало, и в конце концов замок наводнили люди-скорпионы, Стеклянную Королеву разбили вдребезги, а Часовой Король разлетелся на крошечные механические детали. Последний раз я видел Реджи Грэма, когда он сошелся в смертельной схватке с врагом на узеньком мосту над пропастью — один нож против девяноста девяти.