Рики припарковался на обочине. Стайка людей на главной улице осталась позади, в двух третях квартала, а лужица света у винного магазина была гораздо ближе. Фанатичная физиономия Андре склонилась к Рики. От негра исходило почти осязаемое напряжение; воздух между ними как будто дрожал и глухо потрескивал электрическими разрядами.
— Вот, — прошипел Андре. — Вот, бери, только подвези меня в горы, еще пару миль. Ну, посмотри. Пересчитай. Да бери же! — Он ткнул Рики под ребра толстым рулоном свернутых купюр.
Там были двадцатки, и полтинники, и сотки… Тысяч пять, а то и больше.
— Ты… дерьмо ты, Андре! Из-за десятки под нож подставился, а у самого тут…
— Не, ты слушай!
Люди потянулись от лужицы света у винного магазина к «мустангу», а в зеркало заднего вида Рики заметил такое же движение от светофора на перекрестке с Третьей улицей.
— Мне нужны были деньги за пролитую кровь, — пояснил Андре. — И не важно, сколько крови было пролито и сколько за нее заплачено. Твоя десятка? Видишь, сколько я за нее тебе отвалил? За нее и за то, что подвезешь еще пару миль.
Местные лениво брели к «мустангу» с обеих сторон улицы. Рики пощупал деньги и решил, что если он не доведет это бредовое дело до конца, то никогда себе этого не простит.
— Лады, — сказал он.
— Ну вот, подвезешь пару миль, — сказал Андре, — и еще кое-что сделаешь. Пойдешь со мной.
— Не, ты борзеешь, говнюк! Сколько можно-то, а? Чем дальше, тем…
— Пойдешь со мной, последишь за встречей — и ступай восвояси. Никаких подстав, никаких подвохов. Для допуска нужны кровные деньги и свидетель. Ну да, я тебе соврал. Мне нужно, чтоб ты все засвидетельствовал.
У «мустанга» остановились какой-то амбал в фиолетовом спортивном костюме и доходяга в ядовито-зеленом комбинезоне. Оба типа улыбались и жестами просили опустить окно. С боков машину огибали тени, подкравшиеся сзади, льнули к водительской двери.
Но в этот миг Рики четче всего видел лицо Андре — узкое, напряженное, под клочковатыми прядями афро. Негр словно бы погрузился в транс. Его взгляд, да и вся его душа как будто преисполнились какого-то священного ужаса. То, к чему стремился Андре, не имело никакого отношения ни к самому Рики, ни к тому, что Рики мог вообразить. И Рики ужасно захотелось узнать, что это такое.
— Я покажу тебе… — начал Андре. — Слышь, а как тебя зовут?
— Рики.
— Я покажу тебе, Рики, силу и славу. Они здесь, среди нас, слышь, только ты ничего не видишь. Ха, а вот эти уроды все видят.
«Мустанг» окружили со всех сторон. Позади выросли фигуры в алых капюшонах; золотистый велюр курток оттопыривали кулаки, сунутые в карманы. К водительской двери (окно открыто, локоть торчит наружу, пять штук на коленях) подступили двое в темных очках, увенчанные грозовыми тучами встрепанных волос; на лбах и щеках чернильными языками пламени темнели спирали маорийских татуировок. Три тощих пугала в ярких нарядах оперлись о капот машины и завели какой-то разговор, поводя сдвинутыми вбок козырьками бейсболок, будто лезвиями ножей. Рики заметил, что все собравшиеся смотрели только на Андре. Сам Рики будто превратился в невидимку и мог свободно разглядывать все эти экзотические пиратские рожи.
А глаза у всех были суровые. В них теплился ужас и отвращение, как будто Андре совершил нечто кошмарное, но во взглядах мелькала и пронзительная зависть, и восхищение его отчаянной дерзостью. До Рики наконец-то дошло, что дело и впрямь предстоит серьезное.
Андре оглядел флибустьерские рожи своих братков. По лицу его скользнула едва заметная улыбка.
— Разуй глаза, Роки, — прохрипел он. — Учись у этих дураков. Вот что такое благоговейный страх. Вот что такое изумление. И то, что я покажу тебе в горах, тебя изумит.
Он плечом толкнул дверь и выбрался на тротуар. Ростом он был вровень с амбалом в лиловом спортивном костюме, только худой, как тростинка. Зато голос у него гремел.
— Эй, братва! Слушай сюда. Ну-ка, поглядите на меня. Все смотрите. Хотите видеть? Хотите видеть что-нибудь еще, кроме дерьма? Вот и смотрите. Вот это — настоящее. А не какая-нибудь фигня. Видите, вот она, правда — настоящая, до дрожи, так, что волосы дыбом. Смотрите и ужасайтесь. Все смотрите. Видите, вот она, сила! Вот она, слава!
Рики обвел взглядом черные лица, окружившие машину. Все глаза были прикованы к беснующемуся тощему безумцу. Андре сдернул с плеч нейлоновую куртку. Зашуршав, она упала на тротуар, прошелестела, будто вздыхая, и осталась лежать, как сброшенный кокон. Андре натянул ткань футболки, показывая всем надпись.
С водительского сиденья Рики не было видно, кто именно там РУЛИТ. Но по лицам всех присутствующих было понятно: надпись говорит им о многом. Все эти лица выражали восторг, и ужас, и какую-то… надежду? Застывшую, смутную — но надежду. Рики решил, что обитатели этих опасных улиц охвачены общим видением. Внезапно он понял, что все эти глаза видят кошмарное, невообразимое зрелище, некую неописуемую катастрофу.
Андре рявкнул, хрипло и отрывисто, как морж:
— Смотрите! Я встретился с Ним, и глядел Его глазами, и был там, где Он, отныне и вовеки веков. И вот что я скажу вам, дворняги мои драгоценные. Это меня поглотило. Палящий ветер Его дыхания испепелил мою плоть, мое время, мои кости. Я приблизился к вечности. Приблизился к бесконечности!
Беснующийся пророк задрал футболку к шее. Рики посмотрел на его спину и вздрогнул, как от тычка в грудь. С левой стороны торс Андре был вполне нормальным, сухощавым и жилистым, а с правой стороны торчали обнаженные позвонки — и все. Половины туловища не было вообще. Лишь из-под края задранной футболки виднелась какая-то гнутая точеная скоба — реберная кость, словно бы высеченная из камня.
Все как один шарахнулись прочь. Руки взметнулись вверх, не поймешь, то ли рефлекторным защитным жестом, то ли в восхищении.
Рики газанул, и «мустанг» сорвался с места, но в тот же миг Андре запрыгнул на сиденье и хлопнул дверью. Со стороны это выглядело так, будто Рики похитил бесценное сокровище, а не сбежал, дрожа от ужаса.
Мимо проносились темные кварталы, посеребренные лунным светом, но Рики не сводил глаз со своего изможденного спутника. Теперь он четко видел надпись на футболке, но все равно ее не понимал: «КТУЛХУ РУЛИТ».
Вскоре он снова съехал на пустынную обочину и выключил двигатель. В этом квартале горел единственный тусклый фонарь. По большей части дома были без окон, без дверей…
Лишь тишина отделяла Рики от человека, который, судя по всему, перенес немыслимое увечье ради какого-то неведомого божества. Рики взглянул в глаза Андре.
Это было своего рода первым испытанием — убедиться, что он посмеет взглянуть Андре в глаза. Оказалось, что посмел.
— И несмотря на вот это все… — неуверенно начал Рики, имея в виду тошнотворное жуткое чудо, — ты вполне себе… живой.
— Да уж, поживее тебя, а когда поглотят меня всего, я буду еще живее и буду жить вечно!
Рики затеребил пачку банкнот:
— Если тебе так надо, чтобы я с тобой пошел, скажи мне честно: зачем тебе свидетель?
— Потому что Тот, с кем я встречаюсь, хочет, чтобы Его увидел новенький. Он не хочет тебя знать. Он хочет, чтобы ты знал Его. — Во тьме блестящие глаза Андре полыхнули огнем тайного, недоступного Рики знания.
— Ага, он хочет, чтобы я его знал. А потом что?
— А потом — как тебе вздумается. Захочешь — уйдешь, захочешь — сможешь видеть Его, как вижу я.
— А это как? Ну, как ты его видишь?
— Повсюду и всегда.
Рики задумчиво погладил рычаг переключения передач:
— Выбор за мной, без дураков?
— Никто тебя принуждать не будет. Но твое восприятие мира изменится.
Рики включил передачу, и синий «мустанг» с ревом рванул в путь.
— Поворачивай направо, — сказал Андре. — Поедем на вершину вон той горы.
«Пара миль» оказалась очень долгой. Дорога струилась под «мустангом», будто река времени, медленным потоком проносились мимо старые, а потом и вовсе ветхие дома, незастроенные участки на крутых склонах перемежались полуразрушенными хижинами, окна и двери которых были заколочены листами фанеры, покрытой граффити.
Теперь дорога шла в гору, и в Рики всколыхнулось чувство опасности. Он мчался в зловещую неизвестность! Тут у человека половины тела нет! После такого увечья люди не ходят и с ножами на других не бросаются.
А он вот бросился. И ничего.
Домов стало еще меньше. Теперь их скрывали огромные старые деревья. Под кучами палой листвы дремали мертвые автомобили, тускло светились окна спален, доказывая, что и в этих голодных высотах еще теплится жизнь.
«Мустанг» взбирался по склону, справа и слева виднелись соседние гряды, тоже облепленные крышами и деревьями. Все гряды сходились к одной вершине, а когда Рики глянул вниз, то увидел, что сверху они напоминают гигантские спутанные щупальца, погруженные в густой туман, что поглотил сверкающего змея.
У вершины дорога шла через овраг, в конце которого тускло поблескивала широкая цистерна городского водосборника, полускрытая кронами деревьев и крышами домов.
— Нам нужен дом вон там, за водосборником. Туда ведет дорожка между деревьями, только она крутая и темная. Поэтому езжай потихоньку, а потом глуши мотор. Я выйду первым, поговорю с ней.
— С кем?
Андре не ответил. Прежде чем начался спуск, Рики успел мельком заметить щупальца холмов, пронзившие полосу тумана, и представил, как они тянутся дальше, в черные глубины залива, и жадно рыщут по дну в поисках еды.
— Вон туда, — сказал Андре, указывая вперед. — Там в кустарнике есть проход.
«Мустанг» с ворчанием пробирался по темному лиственному туннелю; поднялся ветер, зашуршал сухой дубовой листвой.
Вдалеке показалась сумрачная прогалина. На ней стоял приземистый дом, столь темный, что он казался лишь сгустком теней. На крыльце тускло светился желтый огонек. Похоже, фонарь. По одну сторону от фонаря маячила темная фигура, с другой стороны виднелись темные очертания фигуры поменьше.