{83}, в тот неведомый край, где давным-давно далекая звезда сияла над Олатоэ{84}.
Земля под ногами превратилась в палубу. Корабль несся в неведомые запретные воды, из которых внезапно возник остров.
Асенат смотрела на меня из глаз Эдварда Дерби{85}. Я всадил шесть пуль ему в голову.
Я тянулся к гладкой поверхности стекла.
Я восторгался звуками музыки Эриха Цанна, а немой мертвец взывал к чему-то за окном{86}.
Я вгрызался в тело капитана Норриса под шорох убегающих крыс{87}.
Я развернул фотографию в уголке картины Пикмана{88}.
Я дрожал от страха в доме Наума Гарднера, когда сияние вырвалось на свободу{89}.
Я… стал… вымыслом.
Отель «Палаш»Лэрд БарронПеревод М. Клеветенко
Лэрд Баррон — автор получившего признание сборника рассказов «Последовательность имаго и другие истории» (The Imago Sequence and Other Stories, 2007). Его рассказы печатались в журналах «Sci Fiction» и «Fantasy & Science Fiction», а позднее вошли в антологии «Лучшее за год: Фэнтези и хоррор» (The Year’s Best Fantasy and Horror), «Лучшее за год: Фэнтези» (The Year’s Best Fantasy) и «Лучшее новое фэнтези — 2005» (Best New Fantasy 2005). В настоящее время работает над первым романом.[4]
В последнее время Першингу снился его давно пропавший друг Терри Уокер. Сам Терри являлся редко, сны напоминали картинку на экране камер наблюдения: черно-белые, без звука, без актеров. Деревья, туман и движущиеся, словно в театре теней, фигуры на фоне стены. Временами он выныривал из сна под чей-то шепот — и тогда ему чудилась странная фигура в дверном проеме. Затуманенный мозг немедленно заполнял пустую оболочку: отец, брат, умершая жена, но нет, не они. Когда в голове прояснялось, тени стирал утренний свет, а шепоты поглощал шелест вентилятора. Интересно, это симптомы теплового удара или чего похуже?
Сентябрь выдался убийственно жарким. Система кондиционирования вышла из строя черт знает когда, и, похоже, чинить ее никто не собирался. О поломке небольшой толпе разгневанных жильцов, подловивших его на выходе из подсобки со шляпой в руке, объявил комендант Фрейм. Комендант божился, что не знает, почему система вышла из строя. «Мои люди работают над этим!» — крикнул он, спасаясь бегством. По мнению пессимистов, под «людьми» подразумевался Хопкинс, единственный на все здание уборщик, который еще лучше коменданта Фрейма умел забиться в нору и сидеть там, не высовывая носа. Никто не видел его на протяжении нескольких дней.
Чтобы выжить в чрезвычайных обстоятельствах, повторявшихся в последнее время слишком часто, Першинг Деннард поступил, как прочие долгожители отеля «Палаш», — он приспособился. Накинул на вентилятор китайского производства мокрую простыню и плотно зашторил окна. И разумеется, позаботился, чтобы в холодильнике не переводилась выпивка. Днем он впадал в спячку: дремал в полутьме на диване в обнимку с кувшином ледяной водки с содовой. Впрочем, это лишь самую малость облегчало его страдания.
Першинг млел в шезлонге, пялясь на лопасти вентилятора, кромсавшего синие тени на потолке, а телевизор рябил между большими пальцами его задранных ног. Он прислушивался. Мышь скреблась за штукатуркой. Вода в трубах клокотала морским прибоем. Из вентиляционных отверстий долетал смутный скрежет и лязганье с нижних этажей, подвалов и подземных глубин под зданием.
Иногда шипение воды в трубах распаляло его воображение. Он видел загадочные пещеры и перевернутые леса из летучих мышей под их сводами, древние реки, бурлящие в полуночных гротах, перед тем как низвергнуться в кромешную тьму в облаке красных брызг, к пульсирующему сердцу из магмы и серы. Ветры из глубин завывали, выкликая его по имени. Эти образы пугали его больше, чем он готов был признать, и он гнал их прочь, сосредоточившись на бейсболе и скрипе, которые издавали суставы. В бытность геодезистом ему пришлось перелопатить достаточно земли и взобраться на немалое количество холмов. И каждый взмах лопаты, каждый удар мачете в джунглях не прошли даром для мышц и костей.
Чаще всего со щемящей болью, которую не испытывал уже тридцать шесть лет — большую половину жизни, — он думал о Терри Уокере. Это было нездорово. Так говорил его психоаналитик. Так писали в книгах. Впрочем, стоит ли удивляться, что порой искушение поглодать эту старую кость пересиливало?
У всякого, кто провел жизнь не в стенах монастыря, есть свой скелет в шкафу. В этом смысле Першинг ничем не отличался от прочих. Его катастрофа случилась очень давно; трагическое происшествие, которое он с маниакальной одержимостью переживал снова и снова, недели и месяцы, пока не смирился, не научился жить с чувством вины. Он поступил правильно, когда запер память на чердаке, зарыл воспоминания в пыльном углу подсознания и стал смотреть на произошедшее со стороны, словно на поучительную историю, которая случилась с кем-то другим.
Першинг всю жизнь был убежденным агностиком, и ему казалось, что сейчас, на закате его дней, Святочные Духи Прошлых Лет{90} выстроились в очередь, чтобы устроить ему испытание, а жара вызвала бредовые фантазии, заставляя усомниться, поступил ли он правильно, отказавшись от церковного утешения и покаяния.
В тысяча девятьсот семьдесят третьем году они с Уокером заблудились во время полевых исследований и тридцать шесть часов бродили в глуши. После шести или семи лет, проведенных в экспедициях, ему следовало бы усвоить, что опасно отдаляться от базового лагеря, как поступили они в то злосчастное утро.
Поначалу они просто шли куда глаза глядят, лишь бы сменить обстановку. Затем он увидел что-то — кого-то, — смотрящее на него из-за деревьев, и решил, что это один из тех бездельников, что слонялись неподалеку от лагеря. Дело происходило в уединенной гористой местности в дебрях полуострова Олимпик{91}. По краям возвышенности стояли фермы и ранчо, но не в пределах этих десяти миль. Кто-то — судя по телосложению, мужчина — присел на корточки, всматриваясь в землю. Незнакомец махнул Першингу, нормальный дружеский жест. Лица он не разглядел, но убедил себя, что это Морис Миллер или Пит Кабельос, заядлые любители пеших прогулок и ревностные хранители экологической чистоты горной местности, где работала экспедиция. Человек выпрямился и поманил их рукой, после чего исчез за деревьями.
Терри застегнул куртку и, встряхнув головой, двинулся за незнакомцем. Першинг, которому было все равно, куда идти, потащился следом. Добравшись до места, где стоял тот человек, они обнаружили дорогой рюкзак, из тех, с какими выбираются на природу жители пригородов. Яркая желто-зеленая ткань была изодрана в клочья. А рюкзак-то новехонький, закралась в голову Першингу нехорошая мысль.
«Вот черт, — заметил Терри, — никак медведь кого-то задрал. Надо вернуться в лагерь и сказать Хиггинсу». Как руководитель экспедиции, Хиггинс в этом случае должен был выслать поисково-спасательный отряд. Они так бы и поступили, но стоило им повернуть назад, как Пит Кабельос окликнул их из глубины зарослей. Его голос отразился от скал и валунов. Недолго думая, они устремились на крик.
И вскоре совершенно утратили ориентацию. В лесу все деревья одинаковые. Небо заволокло тучами, лишив их возможности сориентироваться по солнцу или звездам. Компас Першинга остался в лагере вместе с остальным оборудованием, а компас Терри вышел из строя — конденсат попал под стекло, лишив стрелку подвижности. Безуспешно побродив несколько часов, выкликая товарищей, они решили спуститься вниз по склону и неожиданно оказались в таинственной, заросшей кустарником низине. Теперь им было не до шуток, хотя в тот вечер, когда они заночевали под проливным дождем, обоих одолевало скорее смущение, нежели предчувствие неминуемой беды.
У Терри с собой нашлось немного вяленого мяса, а Першинг всегда таскал в жилетном кармане непромокаемые спички. Под кроной массивной старой пихты они развели из сухого мха и валежника костер и, глодая жесткое мясо, сетовали на злую судьбу. Напоследок вяло поспорили о том, чей голос слышали утром: Пита, Морриса или кого-то еще.
Першинг задремал, привалившись к мшистому стволу, и вскоре увидел кошмарный сон, где он бродил по окутанному туманом лесу. В тумане явственно ощущалось чье-то зловещее присутствие. Фигуры возникали из-за стволов и замирали в молчании. Их злоба и враждебность были буквально осязаемы. Необъяснимая логика сна подсказывала ему, что эти существа наслаждаются его страхом и жаждут подвергнуть его невыносимым пыткам.
Его разбудил Терри, заявивший, что уловил какое-то движение за кругом догорающего костра. Дождь молотил по листьям, заглушая любые шорохи, поэтому Терри ничего не оставалось, как подкинуть веток в огонь. Грея руки над костром, они принялись рассуждать, был ли незнакомец, окликнувший их утром, владельцем рюкзака. Прагматик Терри предположил, что тот человек ударился обо что-то головой и теперь в горячке шатается вокруг.
Першинга одолевали более серьезные опасения. Допустим, тот человек и впрямь убил ни в чем не повинного путешественника, а после заманил в глушь их двоих. Другая мысль терзала исподволь. Его бабушка, происходившая из семьи суеверных аппалачских горцев, все детство пересказывала им с братом истории о неприкаянных душах и старинные легенды о духах-маниту{92}