Брэд оторвал взгляд от книги, которую держал в руках, и посмотрел на Паркингтона:
— Так о чем же именно вы умолчали?
Паркингтон кивнул:
— О том, что, расспросив кое-кого из пострадавших от нападения зверей и насекомых, я пришел к заключению: на этих людей никто не нападал, во всяком случае физически. Полагаю, все они испытали психическое расстройство. Я имею в виду, мистер Фелпс, что осы на вас не набрасывались. Думаю, вы пали жертвой наведенной галлюцинации.
Бред с отвращением вздохнул:
— Прошлая неделя у меня не очень-то задалась, но я хорошо знаю, что именно видел.
Он протянул книгу обратно, Паркингтон с улыбкой покачал головой:
— Оставьте себе. Может, как-нибудь прочтете. Знаете, в вашей машине, как я и предполагал, не обнаружили ни одной осы. Я задокументировал еще целых пять случаев, когда на людей набрасывались стаи зверей или насекомых, и все эти случаи произошли в радиусе полумили от места, где вас нашли.
Брэд молчал.
Паркингтон поднял руку, широко растопырил пальцы и принялся загибать их один за другим:
— Птицы, летучие мыши, гремучие змеи, муравьи и — это мой любимый пример — мотыльки. Все пострадавшие, кроме одного, ехали на машине по девятому шоссе, когда произошло нападение. Все они были вынуждены покинуть автомобиль из-за налетевших на них летучих мышей, летучих муравьев, воробьев или мотыльков и, по всей видимости, на некоторое время лишились сознания. Ваш случай был единственным, когда нападение чуть не привело к гибели, хотя любое из этих происшествий могло повлечь за собой несчастный случай со смертельным исходом. Можно еще добавить, что именно об этих случаях мне стало известно лишь потому, что другие путешественники, ехавшие по той пустынной дороге, заметили брошенные автомобили и их владельцев, сбитых с толку или находившихся в полубессознательном состоянии, и остановились помочь. Вполне логично предположить, что были и другие — они подверглись нападению, когда на дороге никого не было, потом пришли в сознание и, решив не обращать внимания на странное происшествие, отправились дальше.
Паркингтон рассказал, что один человек во время нападения не был в машине. Этого человека звали Чарли Масгров. Он шел пешком, и его окружили гремучие змеи. Масгров утверждал, что пять или шесть тварей ужалили его, но анализ крови не выявил никакого яда, разве что следы спиртного, которое Чарли регулярно принимал.
— Это местный житель, бездомный алкоголик, — пояснил Паркингтон, — свидетель не очень надежный, но я склонен ему верить, потому что змеи встретились ему в непосредственной близости от того места, где произошли другие известные мне случаи, и его рассказ укладывается в общую картину.
Еще Паркингтон рассказал, что в каждом случае впоследствии не было обнаружено ни единого следа животных или насекомых, которые набросились на водителя, — ни птиц, ни летучих мышей, ни гремучих змей, ни муравьев, ни мотыльков. Женщина, на которую напали птицы, без тени сомнения подробно описывала, как они бились в машине, как повсюду летали перья, — настоящее воробьиное побоище. Логично было предположить, что даже поверхностный осмотр выявит соответствующие доказательства. Но ничего такого в машине не обнаружили.
— Насколько я понимаю, шериф Уинслоу об этом не упоминал.
— Нет, — согласился Брэд. — Возможно, потому, что шериф — настоящий профессионал и понимает, что не дело пересказывать всякие дикие домыслы потерпевшему, который едва не погиб в аварии. Сейчас начнет действовать мое лекарство, я собираюсь закрыть глаза и немного поспать. Спасибо большое за книгу.
И Брэд закрыл глаза, а когда открыл их, за окном уже было темно. Мета сидела на стуле рядом с кроватью, а на коленях у нее лежала та самая книга. Она взглянула на него, улыбнулась и сказала:
— Здесь пишут, что во время пермского периода вся эта местность находилась на дне океана. Двести пятьдесят миллионов лет назад. Кто тебе дал эту книгу?
— Один старый мореход{108}, — отозвался Брэд.
Они вернулись в Остин на взятой в аренду «хонде-аккорд». Машину вела Мета. Брэд всю дорогу провел как в тумане из-за обезболивающих. Левую ногу сковывал неподъемный гипс. В больнице ему показали, как пользоваться костылями, но от них было мало толку из-за поломанных ребер. В багажнике лежало складное кресло-каталка, на котором Брэду и предстояло передвигаться следующие полтора месяца.
Когда они добрались до дома, Брэд обзвонил друзей и родных. Ему быстро наскучило пересказывать свои злоключения, и он с безнадежной тоской представлял себе ближайшие недели.
Случилось и кое-что хорошее. Вместе с Метой они съездили на прием к ее онкологу, который с радостью сообщил, что все анализы показали отрицательный результат. Не было ни следа рака, который полтора года назад перевернул их жизни с ног на голову. В ту ночь они отпраздновали новости с шампанским и сексом.
Секс получился не очень. Брэд почему-то абсолютно уверился, что если испытает оргазм, то умрет. Потребность Меты будто бы должна была лишить его чего-то невероятно важного, поглотить это что-то, без чего ему не жить. От этих мыслей пропала эрекция, но неудавшийся оргазм, как ни странно, вызвал у Брэда огромное облегчение, словно он чудом уцелел в схватке со смертью. Так что секс получился определенно не самый худший в его жизни, хотя ничего хорошего в эротическом смысле в будущем это не сулило.
Брэд позвонил на работу, и ему пришлось разговаривать с несносным Кентом — типом насквозь фальшивым, амбициозным и беспардонным. Кент заверил Брэда, что тот может отдыхать столько, сколько понадобится для выздоровления.
— Я тебя прикрою, братишка, — пообещал он, и это Брэда совсем не обрадовало.
Но при этом никакого желания возвращаться на работу он не испытывал. Работа казалась чем-то далеким, непонятным, будто некие загадочные религиозные ритуалы, в которые он уже давным-давно не верил.
Свободного времени у Брэда было предостаточно, и он прочитал книгу Паркингтона «Горы призраков: Атлантида в пустыне». В начале автор не очень убедительно пытался доказать, что рядом с городом Сило когда-то располагалась Атлантида, а дальше в основном пересказывал обычные домыслы об утраченных цивилизациях. Единственная заинтересовавшая его (и давшая пищу для размышлений) часть повествовала об отце Паркингтона — адвокате и палеонтологе-любителе, который раз отправился в поход в горы неподалеку от Сило и встретился, по его собственным словам, с некой Сущностью. Отец Паркингтона называл это странное явление «остаточным воплощением» и собирался писать о нем книгу. Он уверился, что где-то под горами скрывается чужеродный анклав, существующий «в режиме ожидания», который, когда придет время, изменит весь мир.
Отец Паркингтона бесследно пропал в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году, а перед этим его психическое здоровье сильно пошатнулось. Он страдал от паранойи и галлюцинаций, испытывал жгучую ненависть и страх по отношению к христианскому учению. Несколько раз растрепанный Паркингтон-старший являлся в одну из многочисленных церквей Сило во время воскресной службы и, окидывая всех безумным взглядом, умолял священника и его паству «умолкнуть, ведь единственное существо, которое вас слышит, чудовищно и к молитвам безразлично». Свои проповеди он по большей части произносил на каком-то неизвестном языке. Дважды его отправляли в частные психиатрические лечебницы, но там он надолго не задерживался, потому что после непродолжительного заключения становился на удивление спокойным и рассудительным. Перед своим исчезновением он оставил сыну письмо, о котором Паркингтон писал так: «Я уничтожил его, когда прочел или, вернее, когда прочел столько, сколько смог, сохраняя здравый рассудок».
Как раз эта последняя часть книги и вызвала у Брэда наибольший отклик, потому что в ней автор пытался хоть как-то объяснить то, что случилось с его отцом перед смертью. Книга, которую держал в руках Брэд, была настоящим памятником патологии в двух поколениях и потому производила гораздо более печальное и глубокое впечатление, чем можно было ожидать от очередного псевдосенсационного опуса. Нападения животных и насекомых в книге не упоминались, и Брэд решил, что они начались сравнительно недавно.
Брэду стало лучше, он уже не был прикован к креслу-каталке. Гипс с ноги сняли, а на ребра наложили более гибкий полимерный: в нем даже можно было мыться в душе. С помощью трости (с костылями у него ничего путного так и не вышло — слишком уж странные получались движения) он уже мог кое-как доковылять до кухни и обратно в спальню. Сначала такое путешествие его совершенно выматывало, но силы постепенно возвращались, в том числе и сила воли.
У Брэда было предостаточно времени для одиноких раздумий, потому что Мета по его же собственному настоянию вернулась на работу в университетскую библиотеку. По вечерам она рассказывала, как прошел день, и ее голос был для Брэда единственной нитью, связывающей его с большим миром.
Он заметил, что во время таких рассказов отвлекается и уже не различает слов. Его разум и сердце были заняты другим — он ждал (каждый день, каждый час, каждое мгновение), что снова почувствует ее присутствие. С самой аварии Мета сделалась для него невидимой… и одновременно непрозрачной. Оба эти слова хорошо ее описывали, несмотря на противоположные значения. Когда Брэд не видел Мету, она становилась призраком у него в голове. Его внутренний компас больше ее не находил. Она могла в такие моменты находиться где угодно, заниматься чем угодно, и Брэд представлял ее себе в самых диких позах: вот она свернулась калачиком среди теплых полотенец в сушилке; висит вниз головой в шкафу; улыбается с открытыми глазами, лежа под водой в ванне на втором этаже. Когда же он видел Мету, то не узнавал ее. Она будто изучала его с холодным интересом и безо всякой приязни. Изменился даже ее голос, и Брэд ловил себя на том, что восхищается: как же ловко этой женщине удается имитировать интонации его жены, за исключением разве что тончайших полутонов, идущих от самой души.