Иллюзия цирка развеялась, как только Джастин оказался в толпе веселящихся выпускников, бредущих сквозь ворота. Он словно снова оказался на открытии галереи, только здесь было намного больше народа да плюс еще младенцы в колясках. Парень в костюме мультяшного медведя позировал для фотографий со счастливыми парочками. При виде кривляющегося маскота Джастин невольно подумал: «Коп под прикрытием», и это его позабавило. На большинстве свитеров и пиджаков висели таблички с именами; из-за столов доносился оживленный галдеж — пикник перед игрой был в самом разгаре. Жизнь в «Пабе выпускников» кипела, и Джастин придушил мелькнувшую было мысль запить завтрак кружкой пива.
Собравшиеся веселились, да и флаг бы им в руки, но чем глубже Джастин погружался в праздничную атмосферу, тем сильнее его сердце сжимала тоска одиночества. Он получил степень магистра в этом университете и имеет полное право здесь находиться, более того, его пригласило руководство факультета! Но он не чувствовал себя «почетным» гостем и подозревал, что директор галереи подпортила отношения с Палаццо, устроив эту выставку. Он также подозревал, что рано или поздно на его унылую физиономию обратят внимание и попросят его удалиться. Джастин не нуждался в стороннем подтверждении своей непринадлежности этому миру. На улице ему сразу стало легче дышать.
Он вернулся на Тайер-стрит и в смятении огляделся по сторонам. Черт бы побрал его яркие воспоминания! На месте ряда классических викторианских особняков с мансардными крышами, резными карнизами и так далее выросло общежитие с красно-зеленым кирпичным фасадом, словно собранное из кубиков «Лего» ребенком-тугодумом. Джастин пошел по Тайер-стрит и немедленно об этом пожалел. Он вспомнил букинистический магазин, печально известный скупкой краденых коллекций, и слесарную мастерскую, исправно поставлявшую незаконные дубликаты ключей от комнат в общежитии для бесчисленных студенческих интрижек, и крошечную лавчонку, в которой ворчливый восьмидесятилетний старик торговал просроченными йогуртами и насмехался над неженками, которые боятся какой-то серой плесени. Эти и другие заведения с яркой индивидуальностью канули в Лету. Им на смену пришли безликие сетевые магазины одежды и рестораны, от претенциозных до низкопробных, но достаточно богатых, чтобы осилить наверняка заоблачные арендные платежи. По улице фланировали разряженные обеспеченные бездельники. Во времена Джастина их было намного меньше. В нем теплилась надежда, что магазин грампластинок, пиццерия и парочка других семейных предприятий еще на плаву, пока не подошел срок возобновления аренды. Обнаружив новое поколение попрошаек перед круглосуточным магазином, он несколько приободрился, но тратить деньги на милостыню не стал. Улица, словно сошедшая со страниц рассказов Дэймона Раньона{146}, какую Джастин знал в дни беззаботной юности, практически утратила свою неряшливость и бунтарский дух. Это самое мягкое, что он мог о ней сказать.
За пределами торговой зоны Тайер-стрит выглядела еще хуже. На карте воспоминаний Джастина теснились прелестные домики, популярное кафе для завтрака, магазин одежды, специализировавшийся на вышедших из моды вечерних нарядах, и бакалейная лавка на углу — кажется, «Кабанья голова». Прогресс, наука или капитализм, если в данном случае между ними есть какая-то разница, проехались по ним асфальтовым катком, и на обломках университет возвел гигантские бараки лабораторий и разукрашенные бункеры переполненных общежитий. Джастин еще больше пожалел, что выставил свои работы в этом непомерно разросшемся кампусе. Слава богу, что Лавкрафт не видит эту унылую архитектурную сыпь. Или видит? Что такое призрак и о чем он может знать, что может наблюдать? Погрузившись в подобные раздумья, Джастин вернулся в тихую гавань Бенефит-стрит. Теперь он был уверен лишь в том, в чем был уверен с самого начала: той ночью в Листе он не принимал никаких галлюциногенов.
Сэндвичи в меню «У Джеффа» носили имена незнакомых Джастину местных знаменитостей. Он захватил с собой «Антуанетту Даунинг»{147} и прошел несколько кварталов на север до уединенного старого кладбища за величественной епископальной церковью. Эдгар По обхаживал здесь Сару Хелен Уитман, а Лавкрафт, кажется, свою невесту Соню. Джастин попытался возродить традицию однажды ночью со своей будущей первой женой, но какая-то лишенная чувства юмора старушенция высунулась в окно над церковным двором в обнимку с визгливым мопсом и пригрозила вызвать копов, чтобы «не пугали приличных людей до полусмерти». Джастин уселся на плоском саркофаге на дальней стороне кладбища и спокойно пообедал. Насколько он знал, лишенная чувства юмора старушенция упокоилась где-то рядом.
Вернувшись в гостиницу, он проспал до вечера под флисовым одеялом и даже не вспотел. Он открыл глаза в сумерках, когда очертания предметов смягчились, но мрак еще не сгустился. Снов он не запомнил, но был твердо уверен, что ему что-то снилось. Точнее говоря, у него в памяти отложилось, что нечто нарушило его сон и, как водится, изменило ход событий. Горничная? Незваный гость? Он настороженно оглядел комнату и включил прикроватную лампу. Сумка и вещи, разложенные на комоде, выглядели нетронутыми. Сверхъестественной жути, которой якобы должно сопровождаться явление призрака, также не ощущалось. Если за ним кто-то и наблюдал, то не иначе как голуби на подоконнике.
Что ему сейчас требовалось, так это покинуть номер и прогуляться, желательно в направлении ужина. Послеобеденное безделье вроде бы никак не способствовало повышению аппетита, однако голодные спазмы и нервное возбуждение гнали его за дверь. Ист-Сайд уже достаточно расстроил его сегодня. Он схватил фотоаппарат и направился на запад в полной уверенности, что отлично поужинает на Федерал-Хилл.
К счастью для Джастина, огромная гостиница «Холидей-Инн» на дальней стороне деловой части города служила отличным указателем, своего рода приветственной стелой. Пересекая деловой район, он чувствовал себя крысой в водном лабиринте{148}. Самые, казалось бы, надежные ориентиры развеялись как сон. Жалкие три десятка лет стерли с лица земли эстакаду, мемориал Гражданской войны, крупный универмаг, автовокзал и просторный флигель университета штата. Бурча себе под нос, Джастин лавировал между торчащими как бельмо на глазу свежеиспеченными высотками и пришел в несказанный восторг, наконец очутившись перед голой коробкой отеля. Он зашел в него, хотя вроде не собирался, и спросил равнодушного администратора насчет свободных номеров в понедельник. Якобы нет проблем. Все ученые типы, слетевшиеся в город на женский хоккей или что там, завтра выезжают. Джастин сказал, что, возможно, вернется. Администратор хрюкнул и снова закопался в сборник судоку.
Четырехлапая арка, подобно жирному кресту на карте, ныне отмечала начало Атуэллс-авеню. В качестве замкового камня красовалась здоровенная бронзовая шишка или, может, ананас. Джастин возликовал при виде «Старой кантины» и «Голубого грота», которые хранили столько сладостных воспоминаний и по-прежнему преуспевали, но еще больше его обрадовал теплый свет из окон недорогого ресторанчика «У Анджело». Обитый жестью потолок, глянцевые белые столы и меню, прибитые к большим квадратным столбикам и похожие на таблицы для проверки зрения, вероятно, ничуть не изменились с 1971 или даже 1931 года. В 17:30 Джастин уселся за стол и заказал колбаски, перец, картошку фри и бокал домашнего красного вина у бойкой официантки, которая назвала его «дорогушей». В колбасках не было ни комков жира, ни хрящей, прозрачная кожица словно сама отскакивала от перцев, а картошка фри явно попала на кухню прямо с грядки. Бургундское тоже было неплохим. Джастин постучал по дну бокала, стряхивая в рот последние капли, удовлетворенно отодвинулся от стола и подумал: «Вот это по мне! И нечего тут усложнять». К тому же он успел до вечерней толкотни! Джастин оставил щедрые чаевые и пошел дальше по Атуэллс.
Время от времени он в замешательстве замедлял шаг. Что случилось с некогда монолитным итальянским кварталом? Какой трикстер воткнул в него совершенно неуместные лавки с китайской и карибской едой навынос, кофейню неохиппи, индийский ресторан? И куда двигаться дальше? Вечер только начался. Джастин вспомнил, что в паре кварталов расположено одно из лавкрафтовских мест, которое он упомянул в своей магистерской работе. Быть может, историческое общество наконец повесило на нем мемориальную доску.
Джастин все прибавлял и прибавлял ходу, пока не увидел силуэт церкви с крошечным двором. Он вгляделся и хмыкнул. Не то! Слишком новая и слишком ухоженная для страшных историй. К тому же он прошел слишком далеко. Он давно перевалил через вершину холма и был на полпути в Олнивилл, если память не подводит. Эту церковь, в отличие от места действия рассказа, вряд ли видно из окна Лавкрафта на Колледж-Хилл.
Джастин пошел назад. Как он умудрился проскочить мимо церкви? При виде небольшого сквера на углу Саттон-стрит у него появилось неприятное чувство. Тротуар переходил в небольшую площадку с пепельно-серым диском в центре. Джастин принялся разбирать выгравированный текст при свете фонаря и к третьей строчке разозлился настолько, что не стал дочитывать. Основанная в 1875 году католическая церковь Святого Иоанна играла важную роль для «разных этнических групп» и занимала видное положение в истории местного рабочего класса.
А затем в 1994 году ее просто взяли и снесли. Некие неизвестные Джастину личности разбили на этом месте сквер и передали его в «дар городу».
Джастин с отвращением перевел взгляд с площадки и сохранившихся церковных ступеней на пыльный круг с бордюром по периметру и редкими пятнами жухлой травы. На внешней стороне круга стояла некрашеная скамейка со сломанными рейками. Слева от нее из земли торчали два похожих на поганки бетонных стола с шахматными столешницами. Вокруг одного стола стояли три бетонных стула, вокруг другого — четыре. Уродливая мебель была покрыта толстым слоем рыжей краски, отчего еще сильнее казалось, б