Черные молнии. Повелитель Ижоры — страница 25 из 54

Как Борис Александрович оказался на своем боевом посту? Это была особая (и довольно длинная) история. Отец не слишком-то распространялся о том, как все произошло. Только один раз назвал Борислава «подменным».

Так или иначе, с разбойниками разобрались просто и быстро. Новопризванный князь «отнял свою руку» от воров и грабителей, о чем и объявил специальным пергаментом (для большего форсу). «Отнять руку» означало, что при случае он не замедлит отнять и голову, и совсем не понарошку; иные из разбойничков это осознали, а кое-кто и нет.

Экзекуция была краткой, но впечатляющей. Ни один береговой вор-лапотник более не совался в районы, подконтрольные отныне великому конунгу. Водный путь от Ладоги до Варяжского моря стал свободен – хотя это еще как посмотреть.

Теперь все, кто шел вниз и вверх по Неве, неизбежно проплывали мимо сторожевых кордонов конунга Ингвара. Внимательные глаза дозорных, вооруженные цейссовскими биноклями, импортированными из двадцать первого века, примечали каждый всплеск весел, каждую команду кормчего. На Ивановских порогах стояли свои люди; они приглядывались к купцам, к иным проезжим, и уж тем паче – к иноземным посланникам.

И не раз бывало, что к особенно знатным гостям выезжали навстречу – так, просто поторговаться. Расписки обычно писались размашистым почерком прямо на широкой глади Невы – под диктовку автоматического и иного стрелкового оружия, а когда и гранатомета. Борислав же получал твердый процент от сделок.

– Мы с ним всегда на связи, – сказал отец, кивнув куда-то в сторону.

Там, в углу, поблескивало металлом занятное устройство, не замеченное мною раньше. Приглядевшись, я сообразил, что это старая американская рация, работавшая на коротких волнах. Где-то я читал, что раньше, когда не было спутниковой связи, такими рациями пользовались спасатели и бандиты, да еще моряки в открытом море.

– Так значит, мы – пираты? – спросил я. – Грабители?

– А откуда тогда это все? – отец обвел рукой свой так называемый офис. – Откуда вино французское? На какие деньги, по-твоему, мы тут на «лэндроверах» раскатываем?

Долгих объяснений не потребовалось. Золото и тысячу лет спустя оставалось твердой валютой. Сразу несколько питерских антикваров – скупщиков краденого – с удовольствием получали посылки от конунга Ингвара. Взамен тот получал немало ценных товаров. Джипы, катера и ветряные электростанции. И даже бургундское вино из лучших погребов, к которому Ингвар пристрастился уже здесь, в Ижоре. Канал связи между прошлым и будущим работал бесперебойно. Святилище Хорса было вовсе не святилищем, а комплексом мощных излучателей, работавших в диапазоне темпорального излучения. Другой такой же комплекс, а может, и не один, располагался на другом конце временного отрезка – а именно, в нашем двадцать первом веке.

– Представь, Филик, – говорил отец. – Только представь: в моих подвалах сейчас одного только золота на миллионы долларов... На миллионы, Фил. А допустим, мы возвращаемся – и разом становимся миллионерами... Возможен такой вариант?

– А мы вернемся? – спрашивал я.

– Кто-то должен остаться здесь, – мрачнел отец. – Иначе все рухнет. Но подумай: ведь рано или поздно… рано или поздно мы все уйдем на покой. Кто-то раньше, кто-то позже. Нет ничего приятней, как вернуться в родные места… Туда, где все тебя знали бедным и никому не нужным – и вернуться богачом, Фил. Миллионером! Понимаешь, о чем я?

Я понимал. Я уже верил ему. Все, о чем он говорил, больше не казалось фантастикой – хотя бы потому, что мы сидели в самой настоящей альтернативной реальности, и даже та, которую я за семнадцать лет привык считать своей, уже не казалась такой уж совершенной и единственно возможной. Да, мой дом по-прежнему оставался в двадцать первом веке, в громадном и отвратительном спальном районе нашего туманного города. И там я был бедняком и лузером, у которого можно было запросто отобрать его единственную гордость – подержанный спикер, потому что больше отбирать было нечего… А здесь я стал молодым ярлом, сыном конунга и единственным наследником всей этой земли. И всех остальных земель, какие нам заблагорассудится открыть вместе с моим отцом, гениальным изобретателем. Если мы сами создали эту реальность, почему бы нам не выжать из нее все, что только можно?

– Верно, – подтвердил Ингвар. – А главное – никаких угрызений совести.

С этими словами он снова наполнил свой бокал. Глянул на меня – я помотал головой отрицательно. От этого вина у меня бурчало в животе.

Что и говорить – сегодня я увидел всю эту игру с новой стороны. Мне было слегка не по себе.

Я протянул руку и взял со стола стакан минералки.

– Правильно, не пей больше, – проговорил отец. – И не гуляй по ночам.

Делая вид, что смущен, я отвел глаза.

– Ты лучше готовься к экспедиции. Это будет для тебя еще одним испытанием. Если ты его выдержишь, то выйдешь на следующий уровень. Как ты думаешь, кого я вижу во главе нашей дружины?

Постучавшись, вошел сотник Корби.

– Привет тебе, молодой ярл, – чуть заметно улыбнувшись, сказал он.

– Виделись...

– Что нового на восточном фронте? – осведомился отец. – Как наши друзья-руотси? Отправились?

– Скоро отправятся. На Ладоге тихо. Ветер попутный.

– Теперь скажи: как успехи молодого ярла?

Корби помолчал пару секунд, раздумывая.

– Молодой ярл еще не готов, – произнес он. – Много торопится. Мало силы.

«Вот сука, – обозлился я. – Силы ему мало. Да я тебя завтра…»

– И не вздумай, – оборвал отец мои мысли, будто слышал. – Мой Корби здесь единственный, кому можно верить. А что торопишься – так это я и сам уже заметил.

Корби кивнул:

– Прости, мой конунг. Молодой ярл скоро будет готов.

– Да, сотник. И ты отвечаешь за каждый волосок с его рыжей головы.

Отец потрепал меня по затылку. Мне было и приятно, и неприятно. Я искоса взглянул на Корби и удивился в очередной раз: он улыбался. Улыбался мне, как любимому ученику. Снисходительно и ласково.

Он не знал, что два дня назад я применил его уроки в деле. Правда, стрелять пришлось в упор. Вряд ли учитель похвалил бы меня за такие успехи.

Я стиснул зубы и отвернулся.

– Ты все понял? – спросил меня отец. – Ты помнишь, что я тебе говорил? Впереди у нас много дел. Ты должен стать сильным.

«Я должен стать первым», – докончил я про себя.

За Корби захлопнулась дверь.

– Готовься, – снова сказал отец. – Будет весело.

Глава 4,

в которой веселье становится опасным, а кровь ценится на вес золота

Один за другим два внедорожника с прицепами пробирались по лесной дороге. В прицепах, прикрытые тентом, прятались легкие, должно быть, алюминиевые лодки с хищными обводами и полуторастасильными японскими моторами, подвешенными на транце. Вооруженные парни, одетые в камуфляж, крепко держались за поручни.

Под широкими покрышками джипов хрустели сухие ветки. Водители неслышно переговаривались друг с другом и еще с кем-то, пользуясь портативной рацией.

Конунг Ингвар вместе с Филом ехали в переднем «лэндровере»: конунг не пожелал, чтобы громадная туша катера всю дорогу болталась перед его глазами. Там же, на откидном сиденье, уместился и Ник. Его не хотели брать до последнего. Потом все же взяли – вместо неразлучных Яниса с Ториком, которым было приказано оставаться в ближнем дозоре.

Приказ отдал Корби. В этот день он отчего-то был молчалив и хмур. Сидя со своими ребятами во втором джипе, он рассеянно поглядывал по сторонам. Следил взглядом за тем, как ныряет на ухабах передняя лодка.

Вокруг тянулся древний, дремучий, безразличный лес. Где-то тут, – соображал Филипп, – уже должны начинаться окраины будущего Питера.

В нижнем течении Ижоры река делала прихотливый изгиб, ненадолго успокаивалась, а потом напрягалась для последнего толчка – и наконец изливалась в полноводную Неву. Там-то и было превосходное место для засады.

– Ждем тут, – приказал наконец конунг.

Обрывистые берега реки в этих местах ненадолго опускались, и дорога подходила к самой воде. Фил заметил масляные пятна на песке: понятно было, что пираты останавливаются здесь не впервые.

И точно. Все и без команды знали, что делать.

Захлопали дверцы, и ребята повыпрыгивали из джипов. Переговаривались вполголоса, словно боясь нарушить доисторическую тишину: и вправду этот мир казался необитаемым. Было тихо, только еле слышно плескалась река и о чем-то лопотали в зарослях потревоженные утки.

Фил осторожно втянул воздух носом. Пахло гнилым камышом и какой-то неясной тухлятиной, будто в прибрежных кустах кто-то сдох. Он оглянулся на отца: тот усмехался ободряюще.

– Воняет, – сказал он. – С прошлого раза осталось. Уж извини, видать, всплыл кто-то.

Филиппу стало противно. А Ник даже позеленел от ужаса.

– Летом тут всегда так, – добавил конунг. – Течением трупаков как раз на отмель выносит. Ничего… привыкайте, ярлы.

Катера-перехватчики были спущены на воду (для этого «лэндроверам» пришлось заехать по брюхо в реку). Тут же крепким пеньковым канатом их привязали к кольям, заранее вбитым в песок, и снова прикрыли сверху чехлами. Тем временем оставшиеся бойцы принялись раскладывать подальше от вонючего берега три армейские палатки. Они уже поставили две, когда из леса вышел еще один парень в камуфляже, высокий, стриженный под скобку. Лицом похожий на остальных, но постарше, даже с недавно пробившейся светлой бородкой.

Первым его увидел Корби. Шагнул навстречу, радостно протянул руку, но пришелец не стал ее пожимать. Вместо этого он облапил рослого командира дружинников и оказался выше того на полголовы. Похоже, они были давно знакомы – и еще Филу показалось, что суровый карел сильно подрастерял свою суровость. Высокий парень что-то шепнул Корби на ухо, дружески пихнул в бок и из-за его плеча почтительно обратился к Ингвару:

– Привет тебе, мой конунг. Скоро доехали.