, на откинутом сиденье, безмятежно посапывал Ники. Власик дышал ровно и спокойно. Еще несколько минут я вслушивался в тишину и пытался понять, не приснилось ли мне все, что я видел и слышал... но так ничего и не понял. А потом уронил голову на сиденье и уснул мертвым сном.
** *
Люди в этом древнем мире старались селиться погуще, поближе друг к другу. Только что вдоль дороги тянулись пустынные луга, как вдруг они превратились в поля, засеянные ячменем (так сказал Власик), а сразу за полями начались огороды, серые избы и сараи. Это уже были предместья Новгорода.
Ни с чем не сравнимые запахи деревни доносились до нас. «Конкистадор» давил широкими покрышками комья навоза. Умные поджарые свиньи убирались с дороги, озабоченно хрюкали, окликая поросят. Гуси-лебеди тревожно хлопали крыльями. Никто не спешил нас встречать хлебом-солью.
Да, здешний народ был непривычен к технике двадцать первого века. Местные жители с криком разбегались врассыпную от нашего рычащего стального монстра. Те, что посмелее, глядели во все глаза из окошек: возможно, точно так же мы вылупились бы на летающую тарелку. Вряд ли наши рожи были видны им сквозь тонированные стекла, так откуда им было знать, люди мы или демоны?
Однако в зеркало заднего вида я видел, что иные мужики выбегали на дорогу с кольями и вилами. Показывали отвагу, пусть и с опозданием.
Наш ручной пулемет лежал на сиденье. Вот странно: никто из нас даже и не мыслил пустить оружие в ход. Все здесь, как один, говорили на славянском наречии (до нас доносились их возгласы). После чудного, разноязыкого народа Ижоры эти туповатые крестьяне казались своими, родными. Я догадывался, что это ощущение обманчивое. Но я слишком устал видеть врагов во всех встречных.
Земляные стены кремля возникли перед нами неожиданно. У стен собирались дружинники – то ли слухи о нашем появлении разносились так быстро, то ли нас приметили со сторожевой башни, но с десяток крепких парней с пиками сгрудились у ворот, а еще несколько возились у подъемного моста, впрочем, без особого рвения. Я вдавил педаль газа, и они шарахнулись в стороны. Джип взревел мотором и, пересчитав колесами толстые бревна, пронесся мимо. Караульные завопили – но уже без толку, для порядка.
Под колесами загремели сосновые плашки. Я пытался узнать хоть одну знакомую улицу, что привела бы нас к детинцу, и не узнавал. Власик вспоминал дорогу, показывал, иногда ошибался. Заборы и бревенчатые стены домов окружали нас, и каждый поворот мог завести в тупик. А заезжать в тупик нам не следовало. Крики позади становились все громче.
Мы повернули наудачу в проезд, что казался шире других, и едва не задавили зазевавшегося местного. Парень чуть помладше меня прижался спиной к стене, с ужасом глядя на нашу машину. Власик опустил стекло, и бедняга от неожиданности даже взвизгнул.
– Чур меня, чур, – бормотал парень, глядя во все глаза на черноволосого Ники с его длинной челкой. – Ой, спасите, помилуйте. Не троньте.
– Урод ты, – сказал обиженный Ники, и мы тронулись дальше, ощутимо стукнув труса по плечу боковым зеркалом.
Детинец был выстроен по всем правилам старинной фортификации. За бревенчатой стеной кремля виднелись хоромы князя Борислава: ни стрелы, ни камни до них не долетали, а сам он мог видеть дальше всех. Вероятно, он заметил нас, как заметили и многие другие.
Охраны у ворот уже не было. Когда створки медленно, со скрипом, распахнулись перед нами, я зачем-то нажал на сигнал. А потом на газ.
** *
– Что же вы натворили, – сказал Борис Александрович. – Вы даже не понимаете, что вы натворили.
Черный джип-«конкистадор» стоял под окном княжьего терема. Двор был пуст. Гридники, едва завидев нас, разбежались кто куда. Откуда-то, должно быть, из запертой конюшни, доносилось лошадиное ржание. В остальном же было тихо. Даже слишком тихо.
Старый учитель (он же – князь Борислав) выглядел хуже некуда. Дрожащие руки и мешки под глазами наводили на мысль, что он не спал несколько ночей подряд. Да так оно и было. В горнице стояла кислая вонь немытой посуды и несвежей одежды: похоже было, что старик редко покидает свое обиталище.
– Дрянные дела, – продолжал князь тихо. – Слухи вперед вас летят. И про шведский ваш поход народ уже знает. И про изгнанников. На торгу еще с неделю назад мужики толковали: скоро, дескать, Олаф-конунг на Новгород пойдет... а не Олаф, так эти ваши головорезы… их тут боятся, как огня. Вон Властислав-то в курсе должен быть…
Хмурый Власик не отвечал. Он поместился на лавке у окна, держа между колен ручной пулемет; для чего-то он забрал его из машины.
– А про Ингвара нашего я и не знал совсем, вот пока ты не рассказал… Третьего дня рация вдруг включилась, так я, хрен старый, не разобрал ничего. Одно только и понял, что все, привет всему.
– Там был пожар, – отозвался Филипп, холодея.
– Пожар, да. – Одутловатое лицо Бориса Александровича было пепельно-серым. – Искупительная жертва. Огонь очистит все. Эх, дети, дети…
Он поморгал и прозрачным взором уставился на полупустой стеклянный штоф. Наполнил серебряный стаканчик. Опустошил единым махом, крякнул.
– Так что, мальцы, я вас тут давно ожидал, все на что-то надеялся, – проговорил он. – Вот и дождался. Слава богу. Только вот слишком поздно. Слишком… поздно…
Борислав достал грязноватый платок, со старческой аккуратностью вытер губы. Ники посмотрел на него и тут же отвел глаза. Сидя за столом, он краснел и бледнел, не пил ни глотка и не говорил ни слова.
– Борис Александрович, – позвал Филипп.
– Да, Матюшкин? – Взгляд учителя на мгновение ожил. – Ах, ну конечно. Филипп, ярл. Повелитель Ижоры. Помню-помню. Так забавно смотреть на вас…
– Почему же забавно? – с неудовольствием спросил Фил.
– Забавно. Мирский и Матюшкин, дубль второй. История повторяется… а? Нет, правда?
– Подвал, – напомнил Фил. – Вы обещали запустить излучатели.
– Не вопрос. Раз обещали, пойдем и запустим.
Сказав так, князь раздумчиво покивал и снова взялся за бутылку.
– Тогда, может, мы сами? – спросил Ник. – Вы только скажите, где включить…
Борислав мутно поглядел на него:
– Где включить? Эх, мальчик… все бы тебе включить… а мне вот – знать бы, где все это выключить. Да чтобы током не дернуло.
Он задел рукавом стакан. Тот покатился прямо к Нику под руку, и Ник поймал его на самом краешке стола; и тогда князь накрыл его узкую ладонь своей, тяжелой.
– Чуешь, чем дело пахнет? – спросил он.
Со двора послышался людской гомон. Власик посторонился, и Фил тоже выглянул в окно: там, внизу, вооруженные кто чем люди один за другим выбегали на площадь перед княжескими палатами, кричали, пробовали разбить стекла брошенного «конкистадора». Вот одному или двоим это удалось, и крики стали громче. Затем кто-то начал колотить в двери.
– Не стучать, закрыто на обед, – поморщился князь. – Вот к-козлы.
– А кто они? Что им надо? – спросил Фил.
– Они думают, вы колдуны немецкие. Видели, что вы у меня тут укрылись. Теперь точно решат, что князь Борислав – подменный… пригрел у себя приспешников с-сатаны… Вот так-то.
– А где же дружина?
– Э-э, парень. Да вот они и есть дружина.
– Пойдемте вниз, – поторопил Ники. – Скорей!
В раскрытое окно влетел камень и с глухим стуком ударил в стену. По-видимому, пращники стреляли с башни напротив. Князь повернул голову, тупо огляделся. Потянулся было к бутылке, но тут второй камень расколотил ее вдребезги.
– Метко швыряют, прохвосты, – промолвил князь, трезвея. – Прямо в яблочко. Моя школа.
– Хватит, – Фил схватил его за руку. – Бежим отсюда, Борис Александрович. Надо запускать излучатели. Вы чего, хотите тут остаться?
– А куда мне идти. Я это… невыездной… да и лифт, хе-хе, не выдержит.
– Вы о чем?
– Энергия на исходе, вот о чем. Эти же… революционеры хреновы… они же и ветряк поломали, и концентраторы. Обозвали поганью немецкой, непотребной… а мы, дескать, за возврат к корням, к Хорсу триединому… – тут князь Борислав длинно выругался.
При последних его словах с улицы потянуло едким дымом.
– Надо же, машину подожгли, – сказал князь, вновь доставая платочек. Он вдруг стал деловитым и собранным, будто включился после режима ожидания. – Ну, да и мы не пальцем деланы… поглядим еще, поглядим…
Его башмаки грохотали по лестнице. Фил с Ником еле поспевали за князем. Оглядываясь, следом спускался Власик. Ручной пулемет он нес на плече.
В подвале было душно. Шум с улицы не доносился сюда, только случайно залетевшие мухи жужжали под низким потолком. Приятно пахло свечами: душистые восковые круги по-прежнему были свалены в дальнем углу. С той поры, когда Фил с Ником были тут в последний раз, их стало вдвое меньше. Более сокровищ не прибавилось.
Князь Борислав щелкнул выключателем. Зажглись тусклые лампы, и невидимые генераторы загудели.
– Все как всегда, – произнес он, обращаясь к Филу с Ником. – Ждете минут десять. Точка перехода открывается. Я активизирую ссылку, и вы возвращаетесь. Электричества должно хватить.
– А вы? – спросил Ник.
– За меня не беспокойтесь. Мы с Власиком к этому миру привычные. Правда, Властислав?
– Пусть сунутся, – невпопад ответил Влас. – Будет им мир.
Он взвесил в руках пулемет и улыбнулся.
Часть 28
Излучатели разогревались. Вот уже паутина еле заметных пунктиров засветилась в пыльном воздухе перед ними, и на полу сам собой нарисовался симметричный многоугольник, похожий на многолучевую звезду. Запускать генератор на полную мощность было еще рано. Фил поднял взгляд на князя Борислава.
– Идемте с нами, – сказал он.
– Исключено, – отвечал князь со вздохом. – У меня своя миссия. Вам, други мои, не понять. Может, на мне теперь вся эта реальность держится. А там, за ней, кто знает, что будет. А? Ты вот знаешь?
Фил медленно покачал головой.