Черные молнии. Повелитель Ижоры — страница 7 из 54

Всё напрасно. Сон не шел.

Мирский покосился на прикроватный столик: может, надеть обруч, как у наших визионеров? Включить режим нейростимуляции, и всё устроится? Нет. В эти игрушки он не играет.

Он убрал звук, полежал, прислушиваясь к шорохам ночи, еле слышным сквозь толстые оконные стекла. Лучше не стало. В голове громоздились нелепые и невнятные мысли, сцеплялись и терлись друг о друга с неприятным скрипом, словно куски белого пенопласта в ящике из-под аппаратуры. А сон не шел.

Николай Павлович попробовал было успокоить себя дыхательной гимнастикой. Вспомнил даже краткий медитативный курс, но после пяти минут тщетного самозаклинания – бросил. Вместо душевной свежести чтение мантры принесло какое-то душное отупение – как будто кто-то попытался приоткрыть, а потом с размаху захлопнул форточку в его сознании. «Хочешь жить в гармонии с природой? – усмехнулся он саркастически. – Для начала отключи кондиционер: охренеешь через полчаса. Да... а ведь лет двадцать назад только и мечтал, что о собственном доме с климатом».

Что верно, то верно. Двадцатилетний Коля Мирский (по детской кличке Кольт) не умел медитировать. И презирал поэзию. И во всю эту виртуальную хрень не верил. До поры до времени.

Мирский выбрался из-под покрывала и сел на постели.

«Я тут ищу гармонии, а у самого дочка из дома ушла, – подумал он. – Что бы я делал, если бы не чудеса техники? Все же полезно торговать продвинутым софтом».

Николай Павлович был дальновиден и хитер. Кроме новенького автомобиля, на шестнадцатилетие он подарил дочке презабавный талисман – красивую резиновую лягушку, которую Лена немедленно прилепила на панель приборов. Лягушка умела потешно квакать, если на нее нажмешь, но на этом ее таланты не кончались. Две мультифокусные камеры с автономным питанием, запрятанные в ее выпученных глазках, могли транслировать на базу панорамное изображение. Господин Мирский хвалил себя за предусмотрительность.

Повинуясь его слову, на экране появилась картинка. Вишневый "мини", подарок на шестнадцатый день рождения, отдыхал на стоянке у супермаркета; Лена (в курточке и бейсболке) сидела за рулем и с аппетитом ела дрянной супчик из банки. Николай Павлович умилился, глядя на дочку. Такая самостоятельная. Гордая. И с такой смешной стрижкой.

Он поменял фокус. Рыжий парнишка, курьер, был тут как тут. Тоже уплетал лапшу за обе щеки. Говорил с Ленкой о чем-то, кажется, даже смеялся.

– Значит, вы уже подружились, – заметил Мирский вслух. – Ну, что же, Филипп Игоревич, посмотрим на ваше поведение, посмотрим…

Для надежности он проверил остальные датчики. При необходимости он мог узнать точные координаты и даже, будь посветлее, увидеть дочкин «мини» со спутника. Но сейчас это не требовалось. Николай Павлович и сам частенько парковался у этого ночного магазина, по пути из офиса домой. Все в порядке, решил он. Никуда детишки не денутся.

А вот с Ником все было плохо.

Николай Павлович включил камеру, размещенную в его палате (врачи разрешили, да попробовали бы не разрешить). В окне виднелся темный парк с редкими синими фонарями; ночник крохотной луной светился на стене. Под одеялом угадывалась неподвижная фигура пациента. Ник спал, если только можно было назвать сном его состояние, похожее не то на наркотическое оцепенение, не то на кататонический ступор безнадежного шизофреника.

Уже не первый день малыш оставался таким. На интенсивной терапии Мирский не настаивал, боясь раскрыть все карты врачам. Кое-чего знать им совершенно не следовало. Для них он был обычным переутомившимся подростком, серьезно слетевшим с катушек в своем колледже.

Как это у него в спальне на плакате написано? Death is the only escape?

Ногти в черный цвет выкрасил. И это мой сын?

Николай Павлович вздохнул. Тронул пульт, и панели на стенах погасли. Просторная спальня разом потеряла жилой вид: теперь она напоминала станцию метро где-нибудь в индустриальном районе – если, конечно, посреди вестибюля метро уместна дорогущая итальянская кровать с балдахином.

Мирский насупился, поморгал, привыкая к новой картине мира.

Уселся в кресло. Повинуясь его слову, шторы расползлись в разные стороны – беззвучно и послушно. Это отвлекло Николая Павловича от тягостных раздумий.

Прихлебывая из стакана, он глядел из-под полуприкрытых век на темные окна. Заросший сад, освещенный луной, совершенно незнакомым казался в этот час. Вот Мирский прищурился: там, внизу, между деревьев, клочья тумана шевелились и наползали друг на друга. Призрачные фигуры возникали и растворялись. Сознание тоже туманилось – то ли от виски, то ли от чего еще. Но сон не шел.

Мирский усмехнулся чему-то. В тишине ночи слышно было, как внизу в дверь скребется Кобэйн. Дверца хлопнула. Кот, царапая когтями паркет, пронесся по коридору. Улыбка скользнула по губам Николая Павловича.

Мирский решил покормить кота. А решив так, он поднялся, взял со столика золотые часы, рассеянно взглянул: полпятого. За окнами светало. Напоследок он выглянул в сад. Туман лежал на земле, синие фонарики подсвечивали дорожки. Никого там не было, да и быть не могло.

Показалось.

* * *

«Смотри под ноги, – прошептал Фил. – Проходи за мной, осторожно».

Железная дверь с грохотом захлопнулась за спиной: Лена не догадалась ее придержать. От неожиданности она застыла на месте. Филипп потянул девчонку за рукав.

В подъезде плотно, по-домашнему, пахло мусоропроводом. Лампы были разворованы еще в прошлом году; последние уцелевшие кое-как освещали надписи и рисунки на стенах. Надписи сообщали, кто, когда и с кем, рисунки поясняли, как именно. Как? А по-разному. «Такого, наверно, даже в темном зале не бывает», – думал Фил. Лена не стала рассматривать подробности. Спросила брезгливо:

– Сам рисовал?

– Это дети, – пробормотал Филипп.

– Талантливо.

Лифт проснулся где-то на двадцатом этаже и повлекся вниз, завывая, как электрический танк из игры «Battle of Evermore». Помнится, с немцами, студентами, в танковые бои рубились... Полрайона разнесли...

Дверь со стоном отползла в сторону. Кабинка оказалась чистой – рекламная фирма как раз обновила расклейку, – и Фил снова вспомнил, как по-хулигански он выглядит. Наверх они ехали в молчании. Фил старался угадать, о чем Лена думает. Он поднял на нее глаза и испугался: ее лицо было бледным, совсем бледным.

– У тебя болит что-нибудь? – спросил он, тронув ее за руку.

– Так. Ничего. С девочками бывает.

Наконец лифт выпустил их, и вот они уже стояли у Филипповой двери.

– Давай тихонько, чтобы мать не проснулась, – Фил осторожно приоткрыл дверь. Лена кивнула как-то неуверенно.

Часть 5

Они не стали включать свет в прихожей. Очень осторожно, неслышно ступая, пробрались в комнату Фила. Заперли дверь на задвижку.

Лена остановилась, осматриваясь.

– Фил, послушай... – начала она.

– Да что с тобой?

– Покажи, где у вас ванная, – тускло произнесла Лена. Фил вышел, показал.

Вернулся. Устало присел на кресло, оглядел свою берлогу: вот панорамный экран (сейчас темный, мертвый), вот его гордость – самосборный комплект лазерных установок (строить у себя дома графические модели было дорогим удовольствием, но каждый визионер просто обязан был так делать). В той, старой игре он столько раз приглашал Lynn к себе домой, но неведомый друг неизменно отказывался: и в самом деле, это было не по правилам. Что тут еще? Под столом куча кабелей. Картинки на стенах. Давно висят... Ага, вот это не надо бы ей показывать. Он вскочил, сорвал со стены глянцевый постер, свернул и кинул на книжную полку повыше. Затолкал под кровать старые носки и еще какую-то дрянь – он не рассматривал, что именно. Подумав, вытащил из шкафа свежую футболку, полез прочь из старой. Тут-то и скрипнула дверь. Он поборолся с рукавами, просунул голову в воротник и увидел, что Лена вернулась и смотрит на него.

– Ванная у вас просто супер, – сказала она. – Только горячей воды почему-то нет.

Фил промолчал. В его районе никто не задавал таких вопросов.

– Слушай… – Лена уселась на краешек кровати. – Может, у вас попить что-нибудь найдется? Горячего? Что-то знобит.

– Можно кофе. Я знаю, где… – начал было Фил, но почему-то умолк. – В общем, могу принести.

Стараясь не шуметь, он отправился на кухню. Там включил чайник, достал из тайника полупустую бутылку. Как будто он не знает, где мать ее прячет. Сколько лить? Побольше? Так, теперь чаем разбавим, будет незаметно.

Лена стояла возле его стола. С любопытством рассматривала сборники программ на полках.

–А что это… – она поставила чашечку на стол. – А что это у тебя за диски?

– Старые. От отца остались. Там какие-то программы, графика.

– Ты смотрел?

– Я пробовал закачивать. Даже старый дисковод на алиэкспрессе купил. Но там ничего не понятно. Половина программ как будто не доделана…

– А кем у тебя отец был?

– Программистом. Мать говорила.

– А где он теперь?

Фил отвернулся. Глотнул из своей чашки.

– Я не знаю, – сказал он наконец. – Мать о нем мало рассказывает. Он пропал, когда я еще мелкий был. Я его не помню совсем. Даже голоса. Как будто он со мной никогда не разговаривал. Будто его и не было.

– Извини.

Лена вытащила один диск из коробки, поднесла к свету. Зеркальная поверхность сверкнула всеми цветами радуги.

– Красиво, – сказала Лена. – А что это за программа – «Reminder»? Это слово было написано на обороте диска черным маркером, аккуратными печатными буквами. Правда, вместо «М» автор надписи старательно вывел какой-то зигзаг наподобие молнии или причудливого колючего иероглифа.

– Не знаю, – Фил пожал плечами. – Эта вещь все равно не запускается. Я пробовал. Она требует большой мощности излучателей. А у меня таких мощных нет.

– «Reminder», – задумчиво проговорила Лена. – Напоминатель? Как-то все слишком просто.