На улице бушевала метель. Облака снега обрушились на Город, запруживая улицы и сбиваясь в большие сугробы у стен. Снежинки мелькали в свете фонарей, бились в лицо, обжигая холодом. Ной поднял воротник повыше, сунул руки в карманы и начал спускаться по ступенькам, когда его вдруг окликнули:
— Ной!
Он обернулся. На крыльце, кутаясь в длинную шубу, стояла Лайла. Удостоверившись, что он ее услышал, она медленно пошла по лестнице, придерживая полы шубы одной рукой. Ной взял ее за другую, с гордостью чувствуя, как доверчиво, без кокетства, она отдалась его помощи. На тротуаре они остановились.
— Спасибо, — сказала Лайла. — Как метет! Дорогу, наверное, совсем занесло. Тебе придется ехать очень осторожно.
— Я пешком, — сказал Ной. — Пойду по подветренной стороне, там снега меньше.
— Пешком? — удивленно переспросила Лайла. — До Квартала?
Ной кивнул, привычно ожидая давно осточертевшие вопросы. Но их не последовало.
— Идем к моей машине, я тебя подвезу.
Он энергично замотал головой.
— Не стоит! Я доберусь! Это не так далеко. Тут всего то…
— Не надо спорить. Мне не трудно. Идем. А то я уже замерзаю.
Она снова оперлась Ною на руку, и ему ничего не оставалось, как поддерживать ее на скользком тротуаре, пока они шли к машине.
В кабине было холодно и тихо. Машина, как маленький дом, укрыла молодых людей от всех невзгод, создав вокруг них отдельный уютный мирок, предназначенный только для них.
— Я люблю машину, — сказала Лайла. — Это моя территория. Только моя.
Она включила двигатель, и тот заработал ровно и бесшумно, только ветер снаружи выл и бился в окна.
— Электрический? — спросил Ной.
— Да. Поменяла неделю назад. Светлому Городу — светлое будущее!
Она весело улыбнулась.
— Ну что? Поехали?
— Поехали, — сказал Ной и улыбнулся в ответ.
Лайла повернула руль, машина отделилась от тротуара и медленно покатилась по занесенной снегом улице. Кабину заливал свет фонарей; он гас и снова разгорался. Работали щетки.
— В вашей группе есть пары?
— Нет, — ответил Ной, глядя в темноту за окном. — Ну, то есть — были, но сейчас нет.
Сначала он хотел объяснить, рассказать о причинах: о нетерпимости Софьи и срамных фантазиях Багуцкого, о том, что Мария страшна, как смертный грех, а Торопов вообще не может говорить без крика больше трех минут. Но потом решил промолчать. Не хотелось выглядеть сплетником и зубоскалом. Лайла не стала его расспрашивать. Казалось, короткий ответ ее вполне удовлетворил.
Она включила в печку и сказала:
— У нас было две пары. Очень хороший показатель.
— А почему ты ушла? — спросил Ной.
Лайла улыбнулась и оттянула шарф вниз.
— Я портила хорошую картину.
Машина миновала оживленный Центр и начала взбираться на холм. Ной слышал, как загремели цепи на колесах. Навстречу, появляясь словно призраки в свете фар, шли работники теплицы. Огни машины выхватывали их на секунду — темных, с опущенными головами, вязнущих в глубоком снегу и снова теряли в кружащейся мгле. Ной подумал, что, не будь Лайлы, он был бы там — с ними, среди них, как один из них, и не имело никакого значения, где он живет и куда идет. Он был бы точно таким же.
Наконец, тяжелый подъем остался позади, и машина въехала в широкое, гудящее от ветра ущелье Дороги.
— Ты уже выбрал, чему себя посвятишь? — спросила Лайла.
Врать Ною не хотелось, а придумывать отговорки не было сил. Этот день, тяжелый и переполненный эмоциями вымотал его, и только сейчас он почувствовал насколько.
— Я выбрал Поиск, — просто сказал он.
— Поиск? — переспросила Лайла. — Что это?
Ной удивленно уставился на нее. Как могло случиться, что она не слышала о Поиске? Пустышкам из Квартала простительно было не знать о нем, они вообще не интересуются ничем, что выходит за рамки их Круга, но Лайла — городская девушка! С какой планеты она прилетела?
Неожиданно он ощутил прилив вдохновения, как бывает, когда собираешься посвятить новичка во что-то очень важное, новое, значительное.
— Поиск, — сказал он с жаром, — это исследовательская организация. Они занимаются территориями за пределами Города.
— Пустой Землей? — удивленно спросила Лайла. — Зачем?
Ной не знал ответа, и понял, что Лайла отнюдь не захвачена романтикой далеких путешествий.
— Ну, для того, чтобы знать. Знать, что там.
Лайла замолчала и стала внимательнее вглядываться в снежную темноту перед машиной. Ее лицо неуловимо изменилось. Оно стало как будто тверже, сосредоточеннее.
— Я этого не понимаю, — наконец сказала она. — Зачем ехать куда-то непонятно куда? Где-то что-то искать, когда в самом Городе столько достойных и интересных занятий? Пустая Земля, там только холод, грех и смерть, и больше ничего. Посвящать себя этому…
— Вообще-то, я там на практике, — поспешно сказал Ной.
Лицо Лайлы расслабилось и снова приняло обычное благожелательное выражение.
Они замолчали, погруженный каждый в свои мысли. Тихо шелестел теплый воздух из печки, где-то вдали выл ветер.
Лайла вдруг подалась вперед.
— Смотри, что это там?
Ной посмотрел. Среди метели в неярком свете фар проступил огромный черный силуэт, похожий на сказочное чудовище с четырьмя широко расставленными ногами.
— Это ветряк! — сказал он. — Мы в Квартале!
— Куда теперь?
— Вперед. Вон к тем фонарям. Наш дом — первый.
Лайла медленно подкатила к калитке и остановила машину. В доме горел свет.
— Это мама. Ждет. Спасибо, что подвезла меня.
— Не за что. До встречи на собрании. Думаю, теперь мы будем часто видеться.
Ной, который обычно посещал группу всего раз или два в неделю, кивнул.
— Да. Лайла, я… Я очень рад, что ты теперь с нами. Я имею в виду — в группе.
Я…
Она дотронулась ему до плеча.
— Я тоже, Ной. Очень рада. А теперь иди, не заставляй маму волноваться. И храни тебя Бог!
— Храни тебя Бог!
Он открыл дверцу и выбрался из машины. Ветер тут же подхватил его, ударил в спину, разметав полы пальто. Ной пригнул голову, скрючился и поспешно, насколько позволял глубокий снег, заковылял к дому. У самой двери он обернулся. Машина все еще стояла у калитки. Он помахал рукой, в ответ ему мигнули фары.
Глава 4. Среди трудов праведных
Разговор с Караско по поводу практики был коротким:
— Я хотел спросить, что значит практика? Сколько она продлится?
— Об этом говорить еще рано. Иди и займись делом.
Вот и все. И весь разговор.
Позже, когда эмоции отступили, Ной решил для себя так: ему готовят испытание. С какой стати его должны принять в команду сразу? Его — человека с улицы. Наверняка, Караско хочет прежде проверить новичка, увидеть в деле. Это выглядело логичным.
А пока Ной поступил в распоряжение Колотуна.
— Прежде, чем делать что-то серьезное, научись работать вообще, — сказал тот. — Работать — не языком трепать.
Ной сменил штаны и свитер на старый комбинезон и принялся работать: драить «приборы» — длинные железные цилиндры, очень тяжелые и очень грязные. Дело продвигалось медленно, вонючая жидкость из большой банки, которой его снабдил Колотун пахла нефтью, и от нее болела голова. Каждые полчаса приходилось делать перерыв и уходить на противоположный край ангара подышать свежим воздухом.
— Созидательный труд удерживает человека от превращения в скота, — говорил Колотун. — Полезная работа дарит радость.
Ной, отдыхавшей на куче «приборов» особенной радости не чувствовал, о чем и сообщил новоявленному начальнику. А чувствовал он, наоборот, усталость и головную боль. Колотун хохотнул и заявил, что этому тоже нужно учиться.
— Ты свою жизнь волочешь, как ярмо. У тебя каждый час повисает на шее. Но ты не переживай, все такими были. Излечишься, сын мой.
Отмытые приборы следовало относить в мастерскую к Танку, который укладывал их на длинном столе, разбирал и, нацепив очки, приступал к работе. Выглядел он при этом очень комично — этакий интеллигентный тролль. Свое священнодействие он называл «профосмотром». Ной восхищенно наблюдал за его короткими толстыми пальцами, которые с необыкновенной ловкостью перебирали тоненькие провода, вытаскивали электронные платы, прощупывали крошечные пружинки подвески. Заметив интерес Ноя, Танк попытался посвятить его в особенности процесса, но обучение других явно не было его сильной стороной. В конце концов, он запутался сам, умолк и посмотрел на Ноя, как бы говоря: «Я не хочу тебя обидеть, но все это слишком сложно». Потом пришел Колотун и предложил им не маяться дурью, а заниматься каждому своим делом.
Караско исчез еще утром первого дня и больше не появлялся, назначив вместо себя Ушки. Тот тоже своим присутствием не баловал, целыми днями просиживая в штабе или скитаясь по многочисленным отделам «Поиска». Команда оказалась предоставлена самой себе: Колотун копался в вездеходе, Танк занимался «профосмотром», Ной драил. Ибо выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера.
На второй день рабства к Ною подошла Мамочка. Она немного постояла возле него, задумчиво рассматривая едва уменьшившуюся кучу «приборов», покачала головой и повернулась к ногам Колотуна, торчащим из-под вездехода.
— Колотун, милый, у меня к тебе просьба, — сладким голосом произнесла она. — Большая человеческая просьба.
Ноги дернулись, их владелец выбрался из-под машины и сел на пол. По лицу у него стекал пот, оставляя тоненькие полоски чистой кожи в слое серой копоти.
— Заинтригован.
— Дай мне Ноя попользоваться. Я верну!
— Не дам, — нагло отозвался Колотун и принялся вытирать грязные руки грязной тряпкой. — Он постигает радость плодотворной работы.
— И это ты называешь работой? — удивилась Мамочка. — Смотри, какого парня тебе дали — умного, образованного — а ты?
У Ноя покраснели уши.
— А ты им гвозди забиваешь!
— Я им мою приборы, — миролюбиво поправил ее Колотун.