В остальном же, с учетом наших мрачных предчувствий, работа вернулась в прежнее русло, но перемены ускорили темп. Инструменты призрачников сильно упростили нам жизнь. Отсутствие необходимости бороться с тканью корабля было значительным преимуществом, и если теперь обнаруживался какой-нибудь нежеланный аспект его облика, то беспрепятственно устранялся. Конечно, мы были осторожны, чтобы не отрезать что-нибудь жизненно важное, и многое удалялось таким образом, чтобы позже вернуть на место, если понадобится.
К восемнадцатому дню всем стало ясно, что наши усилия приносят некоторую пользу. Внешний вид корабля заметно изменился, и верилось, что вскоре перемен будет достаточно для достижения наших целей.
Мы с Тиндуфом прикрепили тысячу акров парусины, и с каждым днем наши пальцы становились все проворнее. Яркие паруса выделялись на фоне ловчей ткани, как серебристые окна, прорезанные в небе.
– Я-то смекаю, что тут не все по норме, – сказал Тиндуф. – Но я смыслю в такелаже, а люди, которые просто посмотрят и увидят обычные паруса, не станут искать то, чего нету.
Я согласилась. Это был лучший отвлекающий маневр, на какой мы могли надеяться, и он должен был всего лишь сработать на расстоянии. К тому моменту, как мы приблизимся к порту, паруса все равно будут убраны. Все внимание сосредоточится на корпусе корабля, чьи воинственные очертания чудесным образом преобразились благодаря нашим трудам. Самые большие колючки и шипы мы спрятали, обернув парусиной, скрывающей их грозный облик так же, как мебель утрачивает свои явные очертания под пыльными простынями.
Парусина была тонкой и легко рвалась, но ее выкрасили конопатящим составом, тем же самым, что мы использовали для устранения протечек корпуса, и это придало ей достаточную прочность. То же самое было проделано и с орудийными портами гаусс-пушек: парусиной мы замаскировали большинство отверстий, оставив ровно столько, чтобы было понятно: наш корабль имеет скромные возможности самообороны. Зубы мы спрятали, окутав дополнительным слоем парусины «челюсти» стыковочного отсека.
Мало что можно было предпринять для смягчения зловещего прищура основного глаза или для выравнивания покрытой струпьями поверхности корпуса, с которой мы сняли так много жертв Босы. Но ремонтники натянули больше парусины поверх худших участков и покрасили все, что могли, отличными от черной красками, чтобы изменить облик корабля и сделать его более симпатичным. Вопрос заключался в чувстве меры: корабль не должен быть слишком весело размалеван. Для меня «Мстительница» оставалась злобной, но это свойство смягчилось, пусть маска в некоторых местах и была опасно тонкой.
Между тем каждый час работы приближал нас к Собранию. Несколько раз в своем «Свидетельстве» Фура упоминала, как красиво выглядят все эти миры, особенно когда смотришь извне. Наверное, с домами все то же самое: они кажутся более привлекательными, когда стоишь на холодном перекрестке, глядишь на желтые освещенные окна величественного здания и представляешь себе, как живут люди внутри. На самом же деле там можно задохнуться от уюта и тепла. И все-таки я не стану отрицать, что зрелище было красивое, и когда Тиндуф чем-то занялся, подарив мне пару минут свободного времени, я не преминула насладиться.
Старое Солнце почти скрылось из вида. Его заслоняло слишком много миров – они миллионами весело скользили по своим орбитам, словно косяки рыб мимо какого-то древнего фонаря, все еще светящего из мутных глубин. Большинство миров были не только безымянными, но и необитаемыми, и, возможно, их почти никогда не посещали. Из всех потенциальных мест в Собрании люди могли кое-как существовать на двадцати тысячах – то есть там, где держалась атмосфера.
Но свет Старого Солнца падал на все миры без разбора, и каждый раз, когда он встречал на пути камень, или шарльер, или зеркало, помещенное в космосе, чтобы помочь кораблям с ориентированием, он менял траекторию или окрашивался в тот или иной цвет, менялся от синего к красному или от красного к пурпурному, как будто Собрание было пятьюдесятью миллионами маленьких осколков цветного стекла, болтающихся в калейдоскопе с единственной целью – создавать мерцание и блестки, вовлеченные в причудливый гипнотический танец. Палитра Собрания наводила на мысли о вечерних платьях, озаренных свечами гостиных и тускло поблескивающих драгоценностях в отделанных бархатом шкатулках. Охотно признаюсь, что мною завладела легкая тоска по дому, когда я подумала обо всех удовольствиях, о роскоши, от которой мы с сестрой отказались. В такие минуты моя решимость ослабевала, и я против воли размышляла о том, не вернуться ли на Мазариль, оставив эту полную приключений новую жизнь. Может быть, не сегодня, может быть, не завтра, а когда у нас прибавится пистолей, чтобы на пенсии обустроить уютное гнездышко. Но потом я вспоминала огромный и пустой дом, ожидавший нас, если его еще не забрали отцовские кредиторы, и участок земли, где отец воссоединился с нашей матерью, и ностальгия делалась чуть менее соблазнительной.
И еще я упрекала себя в том, что у нас не все дела улажены. Пусть даже точная суть этих дел, похоже, была яснее для Фуры, чем для меня.
Глава 8
Даже учитывая чередование рабочих смен, все равно оставалась шестичасовая вахта, когда обе бригады трудились снаружи и внутри корабля оставались только мы с Тиндуфом.
С наступлением четвертой вахты одна из находившихся на боту бригад надевала скафандры и присоединялась к той, которая отрабатывала две вакуумные смены подряд. Поразмыслив как следует, я решила, что это самое удобное время, чтобы тайком заглянуть в дневники Фуры.
На девятнадцатый день Фура и Сурт отрабатывали двойную вакуумную смену. Страмбли и Прозор вышли наружу, чтобы присоединиться к ним на время четвертой вахты, а мы с Тиндуфом были внутри. К концу третьей вахты мы покончили со всеми делами, заварили чай, сыграли в карты, потолковали о такелаже и парусах, и я вытерпела больше песен Тиндуфа, со словами и без, чем можно требовать от любого здравомыслящего существа. Корабль слегка вздрогнул, что с ним время от времени случалось, и на одной из статусных консолей в камбузе загорелся янтарный огонек. Тиндуф покачал головой, скорее с легким раздражением, чем с досадой, – эта встряска и индикатор состояния говорили об общей неисправности в одной из цепей, питающих ионный двигатель.
– Я скоренько, – сказал он, как будто мы рисковали заскучать друг без друга.
– Ладно, Тиндуф, я все равно хотела кое-что посмотреть в «Книге миров». Как закончу, пойду спать – я устаю, когда не работаю.
– Если хочешь, возьми мою книжку, – любезно предложил Тиндуф.
– Спасибо, в рубке есть копия, и я хорошо разбираюсь в том издании.
– Как вам будет угодно, мисс Адрана.
Тиндуф взял свою глиняную трубку и, оттолкнувшись, двинулся в сторону кормы. Я ждала, пока не убедилась, что он не вернется раньше срока. Из всех звуков слышался лишь топот магнитных ботинок по наружной стороне корпуса, где остальные четверо продолжали трудиться.
Я отправилась в рубку управления и пару минут провозилась там, изучая приборы и экраны, а также Стеклянную Армиллу, – я восхищалась ею, как любой хрупкой и драгоценной вещью. Впрочем, на самом деле я набиралась храбрости, чтобы войти в каюту Фуры. Но прежде чем сделать это, подошла к одной из прикованных цепями полок и взяла «Книгу миров», чтобы притвориться, будто читаю ее, если Тиндуф неожиданно вернется.
Более того: я действительно пролистала до статьи о Колесе Стриззарди:
Колесный мир в тридцать седьмой процессии. Четыре спицы, фиксированная ступица и оборудованные причалы как в центре, так и на ободе. Длина окружности составляет девятнадцать лиг, все доступное пространство имеет атмосферу и удобные условия проживания. Единственный населенный пункт – Порт Бесконечный, непрерывное узкое поселение, растянувшееся по всему ободу и в настоящее время вмещающее триста сорок тысяч жителей. Некогда довольно процветающее, ныне Колесо Стриззарди переживает менее бурные времена, и потенциальным посетителям следует…
Именно то захолустье, которое нам обещали. Я захлопнула книгу с такой силой, что поднялось облачко пыли. Продолжая сжимать ее в руке, покрывая обложку темными пятнами пота с ладони, я направилась к двери, которая вела в смежную каюту Фуры. Я никогда не видела эту каюту запертой, и если бы у моей сестры вдруг появилась такая привычка, это бы вызвало ропот глубокого недовольства. Честно говоря, я испытала лишь подобие облегчения, когда дверь открылась от моего толчка. Окажись она на замке, у меня бы появился повод отказаться от моего плана.
Можно удивиться тому, как я могла любить сестру и восхищаться ею, быть благодарной за все, что она сделала для меня, и все-таки беречь в душе маленький сгусток недоверия относительно ее побуждений. Кому-то покажется, что с моей стороны это было странно, что я вела себя холодно и немилосердно. Все, что могу предложить в свое оправдание, – это уверенность в том, что наши чувства были взаимны, и такое положение вещей существовало задолго до того, как мы отправились в космос. Таков результат детства, на протяжении которого две девочки примерно одного возраста жили вместе, получали домашнее образование и были вынуждены довольствоваться обществом друг друга. Наши развлечения часто основывались на сокрытии информации или намерений от сестры. Это означало, что в раннем возрасте мы превосходно усвоили: доверять друг другу целиком и полностью нельзя.
Так оно и продолжалось до настоящего времени, только вот игры стали серьезнее. Я с опаской относилась к переменам в Фуре, вызванным светлячком, и к тому, как далеко они могли зайти, но это было только частью проблемы. Она по собственной воле изменилась – и теперь мне было сложнее ее узнать, понять или предсказать, как она поступит. Я знала, что сестра решила не делиться со мной кое-какими мыслями. Если взглянуть на ситуацию с точки зрения Фуры, я понимала ее сомнения по поводу электрической, химической и психологической обработки, которой меня подвергла Боса Сеннен. Я заявляла, что следов Босы в моем организме не осталось, и мне самой хотелось в это верить, но для Фуры слов было недостаточно. Должно быть, она беспокоилась, что я притворяюсь, а в нужный момент вернусь к предыдущей роли. Я решила не указывать сестре на то, что именно она живет в каюте пиратской капитанши, одержимая пистолями и возмездием.