– Ты действительно считаешь, что мы избавились от нее?
– Да, – ответила я. – Ни малейших сомнений.
Она собиралась сказать что-то в ответ – наверняка какую-то колкость, – но тут зажужжал интерком и раздался голос Паладина:
– Прошу прощения, мисс Арафура и мисс Адрана. У меня есть новые расчеты сближения. Через двенадцать часов начинаем убирать паруса, а через двадцать четыре обогнем поглотитель.
Глава 10
Я сунула руку под стол на камбузе, где лежали шесть свернутых листов бумаги, такие же пергаменты, как и те, на которых Фура написала свое «Истинное и точное свидетельство». На каждом листе были абзацы, выведенные моим умеренно аккуратным почерком: фальшивая история, которую придумали мы с Прозор, начиналась с Индрагола, где наш парусник был построен и получил свое название.
В верхней части каждого листа стояло имя. Я обошла всех: начала с Тиндуфа, затем Прозор и вот теперь Сурт, один лист взяла себе и оставила Фуру напоследок. После секундного колебания она схватила жестяными пальцами лист, почти вырвав его из моей руки.
– Что это?
– То, что ты любишь больше всего на свете, – ответила я. – Домашнее задание. Позволит отвлечься от поглотителя. Это легенда, которую придумали мы с Прозор. Но поскольку считается, что все мы попали в команду разными путями, каждый лист немного отличается. На нем твое имя, мир, откуда ты родом, корабли, на которых летала, шарльеры, в которых побывала, и так далее. Все, что имеет отношение к делу, но не слишком много сведений, чтобы не утонуть в них.
– «Серая леди», под командованием капитана Тессили Маранс, – прочитала Сурт, сосредоточенно шевеля губами. – А кто из нас Тессили Маранс?
– Фура, – сказала я.
– Что-то не припоминаю, в какой момент мы об этом договорились, – проворчала Сурт и, встретившись со мной взглядом, повернула голову ровно настолько, чтобы стали видны ссадины на коже – как будто я нуждалась в напоминании.
Я ответила ей дерзким взглядом:
– Это всего лишь прикрытие. Кто-то из нас должен быть капитаном, и Фура подходит.
Сурт медленно кивнула:
– А ты, значит, будешь ее сестрой?
– Нет. Я Имбери Траген – Траге для товарищей по экипажу. Никакого родства с добрым капитаном Тессили, хотя многие отмечали наше отдаленное сходство.
– Ну да, вы же ничуть не похожи на… – язвительно начала Сурт.
– Мы будем причесываться по-разному, когда сойдем на берег. Никому и в голову не придет, что мы сестры.
– По правде говоря, – вставила Прозор, – вы и вполовину не так похожи, как при нашей первой встрече.
Сурт продолжила читать:
– Лиз-зил. Лиззил Тэйн. Я правильно говорю?
– Абсолютно, – сказала я.
– Я бы предпочла, чтобы меня звали иначе.
– Нам бы всем этого хотелось, но таковы наши имена. Ты, конечно, интегратор – мы все сохраним свои профессии. Родом из Имандерила, трубного мира в восемнадцатой процессии.
– А если со мной захочет поболтать какой-нибудь разумник с Имандерила?
– Маловероятно, но если так случится, на листе достаточно информации, чтобы сбить со следа кого угодно. Ты была в команде «Ведьмы-шептуньи», у капитана Мандри, а после ряда неудач с шарльерами перешла на «Серую леди», надеясь, что смена корабля благотворно повлияет на твою удачу. Ты никогда не встречалась с Босой Сеннен и, по правде говоря, сомневаешься в ее существовании. Гибель некоторых кораблей склонна списывать на ошибки управления и несчастные случаи.
– Только вот это не то, что я думаю.
– Мы все думаем по-другому, – сказала Прозор. – Но мы бывалая команда, которая не тратит время на сказки и слухи. Про Босу Сеннен упоминать не станем, разве что нас втянут в разговор о ней, и даже тогда нам это будет неинтересно.
Я постучала пальцем по своему листу:
– Чтобы выучить роли, надо потрудиться. Но это лишь половина дела. Мы также должны знать биографии друг друга, как минимум в объеме совместной работы в течение нескольких месяцев. Очень важно не допустить промаха. – Я посмотрела на Фуру. – Вы согласны, кэп Тессили?
– «Капитан Маранс» больше подойдет, – сказала она после недолгих раздумий, царапая бумагу металлическими ногтями. – Тессили – это имя, которое я приберегаю для друзей, верно? Не думаю, что кэп Маранс из тех, у кого их много.
Мы предпочитали верить, что другой корабль все еще преследует нас, хотя после выстрела, от которого пострадала Страмбли, он никак себя не проявил. Нас не засекали, не было парусных вспышек, а по трещальнику – только обычные передачи. Мы с Фурой слушали череп, однако после того первого контакта я так и не получила свидетельств того, что симпатетик – чтец костей – в другой комнате костей выходит на связь, не говоря уже о проявлении интереса к нам. Но я не сомневалась, что он или она существует. Я не придумала ни тот четкий контакт, когда между нами повисло, словно проклятие, название «Рассекающая ночь», ни резкое прекращение этого контакта, когда другой разум обнаружил меня.
Скоро у нас будут доказательства того, что рядом есть кто-то еще.
Назначенный час приближался, и атмосфера на «Мстительнице» становилась все более напряженной. Стихли шутки и поддразнивания, остались лишь короткие реплики и невнятные замечания. Мы проверили орудия, подготовили подметалу, мысленно тысячу раз отрепетировали уборку парусов. Паладин продолжал уточнять детали приближения к поглотителю: мы должны были приблизиться чертовски близко, но не самоубийственно близко. Кораблю предстояло стонать и ворчать от перегрузки, поэтому мы возились с контрольными приборами и скафандрами, проверяли каждую переборку, каждую пластину корпуса, которая когда-либо давала повод для сомнений; тестировали проводку и затягивали теплоизоляцию на трубах, способных прорваться под давлением. Нам пришлось постучать по всем манометрам и компасам, убеждаясь, что стрелки движутся свободно, и убедиться, что запасы дыхали находятся на положенных местах и в нужном количестве.
Мы были готовы. Лучшей подготовки не бывает.
– Это не акт агрессии, – сказала я вслух, хоть и в одиночестве. – Это разумная самооборона. Если повредим их паруса и на этом остановимся, они поймут, что мы действуем не по правилам Босы. У них будут все необходимые доказательства нашей невиновности.
Тем временем состояние Страмбли ухудшалось.
Усилилась лихорадка, опухшая плоть вокруг раны была горячей. Когда Сурт меняла повязку, мы ждали хороших новостей, но достаточно было одного взгляда на ее лицо, чтобы избавиться от заблуждений.
– Чем скорее доберемся до Колеса, тем лучше.
Страмбли проводила больше времени без сознания, чем бодрствуя, и если не спала, то корчилась и бормотала, заставляя нас содрогаться при мысли о карнавале привидений в ее сне. Мы пытались по очереди сидеть с ней, облегчать ее страдания, прикладывая ко лбу мокрое полотенце, но ей приходилось привыкать к одиночеству.
Я сожалела об этом, но повод покинуть комнату доброты никогда не бывал лишним. Все мои аргументы против жизни, которую Боса предназначила для меня, слабели, если я проводила там слишком много времени. В голову лезли мысли о том, что я не так уж благодарна за спасение; что Фура лишила меня моего собственного будущего, едва оно открылось, и взамен потребовала, чтобы я играла второстепенную роль в ее собственном восхождении. Я знала, что это неправильно с моей стороны, что эти думы – просто отсроченные последствия обработки, которой меня подвергла Боса. Но от этого они не становились менее едкими.
– Если придется отнять ногу, – сказала Фура, когда мы готовились убирать паруса, – то ведь бывают вещи и похуже. Я сама ходила к брокеру конечностей. – Она бросила восхищенный взгляд на свой протез. – Кажется, получилось даже лучше, чем было. Ты же видела, как я почуяла приближение того шара в Грохотуне.
– Красивая рука, – согласилась я. – Но ты получила эту штуку без единой царапины в обмен на старую. Сомневаюсь, что Страмбли так повезет. – Я решила слегка испытать решимость сестры. – Боюсь, она начнет бредить и болтать всякую чушь в присутствии чужаков. Она может стать обузой.
– И что ты предлагаешь? Выкинуть ее за борт, как Босу?
– Всего лишь предугадываю проблему.
– Тогда я тебя успокою. Пока мы придерживаемся наших биографий – ваших с Прозор превосходных биографий, – у нас не будет повода для беспокойства. Ты сама это сказала. Пускай Страмбли бредит. Никто не обращает внимания на бредящих, особенно врачи. На своем веку они какого только безумия не наслушались. Кстати, мне нравится роль, которую ты для меня придумала. Капитан Маранс… звучит, не правда ли?
– Пора убирать паруса, – сказала я.
Мне очень хотелось, чтобы Тиндуф остался на борту, а Фура присоединилась к нам на снастях. Но Тиндуф подсобрал слишком много второстепенных знаний о парусах, чтобы тратить их на ведение домашнего хозяйства, и поскольку Сурт, Прозор и я также нужны были за бортом, на вахте с Паладином осталась Фура.
Работая снаружи, было неприятно сознавать, что в любой момент к нам может прилететь рой парус-сечи, и еще неприятней думать о том, что поглотитель очень близок, но при этом неуловим для зрения, дарованного нам природой. Не была ли я счастливее в своем прежнем невежестве? Или знать о местоположении поглотителя все-таки лучше, чем не знать? Сумею ли я когда-нибудь снова смотреть в бескрайнюю космическую пустоту и испытывать что-либо, кроме страха, зная о том, какие ловушки она может в себе таить?
А ведь этот поглотитель был не из крупных. В центре Вихря, как учили нас старые книги, в особенности те, что мы поглощали в детстве, – с множеством картинок, со страницами, которые раскладывались и увеличивались вдвое, – находился поглотитель, состоящий из миллионов мертвых Старых Солнц, а может, и больше. Даже одиночная звезда, умирая, могла оставить после себя поглотитель, причем не менее массивный, чем наш собственный прародитель. Голый поглотитель, если он подчинялся тем же законам природы, что и поглотители внутри миров Собрания, должен быть намного меньше. Говорят, когда Землю разобрали, сырья хватило на сто тысяч поглотителей, а из восьми миров хватило бы на много миллионов этих штук, и еще осталось бы достаточно щебня, чтобы соорудить новые миры и шарльеры.