Можно предположить, что поглотитель, созданный из стотысячной части старого мира, может быть размером с небольшую гору, или с крупный особняк, или хотя бы с тот шар, что чуть не убил нас в Грохотуне. Но математика поглотителей была чрезвычайно мудреной. Я мысленно вернулась к тем книгам с иллюстрациями, где сравнивались поглотители с разными предметами: железнодорожными станциями, китами, лошадьми, собаками, канарейками, жуками, рисовыми зернышками и так далее. Хотя мы видели, как искажался свет далекой звезды, в качестве линзы действовал не сам поглотитель, а пространство вокруг него. Поглотитель был черным пятнышком, мельче чернильной точки на странице – без увеличительного стекла не рассмотреть.
Но, оказавшись в четырех лигах от поглотителя, я бы почувствовала, что меня тянет к нему, как если бы я шла по поверхности Мазариля. Вот как близко Паладин намеревался нас подвести; это было необходимо, чтобы использовать поглотитель в соответствии с нашим планом, но малейшая ошибка в курсе обернулась бы катастрофой. На лигу ближе – и сила притяжения почти удвоится, а потом нагрузка на корабль будет пропорционально возрастать по мере погружения в гравитационный колодец. Даже если Паладин выведет нас на оптимальный курс, сила воздействия на паруса окажется больше, чем предусмотрели создатели корабля, и даже малая погрешность приведет к тому, что внутри корпуса станет весьма неуютно.
Тысяча вещей могла пойти не так с того момента, как мы надели шлемы и выбрались наружу. Но странное дело: почти все шло как надо. Мы быстро убрали паруса, и если какая-нибудь снасть застревала или запутывался парус, все были готовы с этим разобраться. Паладин управлял лебедками, Тиндуф следил за тензометрическими датчиками, а остальные – то есть мы втроем – бросались выполнять любой его приказ.
По-прежнему не было никаких признаков страшного поглотителя. Но мы подлетели уже близко. Когда я, выбравшись из скафандра, пришла в рубку управления, Фура стояла там, согнувшись над схемами, а Паладин жужжащим голосом выдавал новые сведения по интеркому.
– Начинаем поворот, – сказала сестра, ухмыляясь с диким энтузиазмом. – Ни малейшего участия парусов или ионов, только тяга поглотителя, уводящая нас с прежней траектории. Паладин, ты же дашь мне знать, когда нас засекут?
– Конечно, мисс Арафура.
Она повернулась ко мне с дружеской улыбкой:
– У них пока нет причин пускать в ход подметалу, так что я ничего не жду. Они все еще должны думать, что мы идем старым курсом.
Прозор, Сурт и Тиндуф прибыли друг за другом. Прозор снова вытягивала пряди волос, чтобы торчали, как шипы, Сурт посасывала сломанный ноготь, а Тиндуф изучал восковой налет на кончике большого пальца, который, как я догадывалась, только что выковырял из уха.
– Пушки левого борта заряжены, водяное охлаждение работает, к стрельбе готовы, – доложила Прозор.
– Хорошо, – сказала Фура тихим, серьезным голосом. – Мы включим подметалу в тот момент, когда пройдем точку наибольшего приближения к поглотителю. Паладин говорит, что для точного наведения хватит одного сильного импульса, но, если возникнут сомнения, я рискну вторым. Он выполнит расчет данных для стрельбы, и мы проведем короткий артобстрел одним бортом – скажем, по десять снарядов на орудие. Это вызовет отдачу – какую именно, трудно предугадать, но мы сверимся с компасами и звездными датчиками, а потом рассчитаем второй залп.
– Помни, что мы хотим их остановить, а не уничтожить, – сказала я, словно опасаясь, что это маленькое различие ускользнуло от внимания Фуры.
– Как только мы дадим локационный импульс, Паладин сместит прицел, – пообещала Фура. – Перестраховаться не мешает. Лучше я промахнусь мимо такелажа, чем случайно задену корпус. – Она бросила на меня вопросительный взгляд. – Сомневаешься во мне? Я готова убивать, когда мне намеренно причиняют зло и особенно когда противник известен. Сейчас совсем другая ситуация.
– Очень рада это слышать, – сказала я.
– Я сильно удивлюсь, если они, получив повреждения, не воспользуются трещальником или комнатой костей. Мы будем нести усиленную вахту, пока не окажемся в порту.
– Хорошо, – сказала я, не найдя ничего, с чем можно было бы не согласиться, по крайней мере в этом вопросе. – Пойду проверю, удобно ли устроилась Страмбли.
Фура посмотрела на карту, испещренную замысловатыми каракулями.
– У тебя тридцать минут. Потом все должны быть на боевых постах. Передай от меня привет Страмбли.
Страмбли оказалась без сознания – что ж, ей же лучше. Я убедилась, что она надежно привязана к койке, губкой вытерла пот с ее лица и лба и вообще устроила ее как можно удобнее. Страмбли даже не пошевелилась, и я предположила, что она проведет в отключке всю схватку и ее не разбудит даже грохот бортовых залпов.
Мы убрали все, кроме последней тысячи пядей такелажа и парусов, так что «Мстительница» напоминала цветок с венцом из темных увядших лепестков. И это наиболее разумный предел, поскольку нам нужно будет снова раскрыть их полностью, как только начнем удаляться от поглотителя.
Он уже влек нас к себе, от его приливной тяги оснастка корабля жалобно стонала – «Мстительнице» редко приходилось вот так растягиваться и сжиматься. Я говорю «редко», а не «никогда», поскольку мне кажется весьма вероятным, что Боса использовала этот поглотитель – и другие, похожие – для аналогичных изменений курса, развивая миф о том, что ее корабль обладает сверхъестественными возможностями преследования и уклонения.
Мы на камбузе тоже почувствовали перемену. Под парусами или на ионном ходу корабль никогда не был полностью невесомым, в его движениях обязательно присутствовала некая закономерность, к которой мы привыкли настолько, что едва ее ощущали. Наши тела приспособились к медленному ускорению или торможению; то и другое казалось совершенно естественным. А теперь все правила были отменены, потому что сила поглотителя воздействовала на нас сбоку. И как только мое внутреннее ухо уловило эту критическую разницу, желудок вспомнил о тошноте, которую я давно считала делом прошлого. Все равно что заново учиться жить в космосе. И утешало меня лишь то, что никто из нас не был неуязвим, даже Прозор.
Жалобные стоны корабля усилились. Как бы мы ни старались во время подготовки, некоторые трубы и клапаны от напряжения дали течь, и нам пришлось посуетиться, чтобы прекратить потерю воды и дыхали. Тем временем Паладин оглашал уменьшающееся расстояние до поглотителя, сперва в тысячах лиг, потом в сотнях и наконец непрерывной ускоряющейся чередой:
– Семьдесят, шестьдесят, пятьдесят…
Звуки на нашем корабле, терпящем бедствие, перешли от низких стонов к высоким протяжным воплям, как будто узника пытали на дыбе. Тиндуф в безумном напряжении смотрел на тензометрические датчики. Даже при убранных парусах рвались снасти и ломались элементы системы управления.
– …Тридцать, двадцать, десять…
Мы достигли точки максимальной нагрузки – это было нечто вроде предсмертного крика, – а затем каким-то чудом ее прошли, и цифры, которые называл Паладин, стали увеличиваться. Корабль выдержал. Какие бы повреждения он ни получил, корпус остался целым, а электронавигационные и сенсорные системы – работоспособными. Я почувствовала, как отступает тошнота.
Конечно, оставалась еще маленькая проблема возмездия.
– Сто лиг, – доложил Паладин. – Все готово для локационного импульса, жду вашего приказания, мисс Арафура.
Фура по крайней мере оказала нам честь, изучив наши лица, прежде чем ответить:
– Пошли его, Паладин.
– Подметала активен. Локационный импульс послан и возвращен. Я установил точные координаты преследующего корабля. Он в тысяче четырехстах лигах позади нас.
– Близко, – сказала я за всех.
Гораздо ближе, чем я предполагала.
– Целенаведение рассчитано, смещение применено.
– Может, рискнуть и дать еще один импульс, чтобы удостовериться? – спросила я.
– Паладин говорит, координаты точные, – ответила Фура.
– Обнаружен ответный импульс, – сообщил он мгновением позже.
Этого Фуре хватило. Преследователи засекли наш локационный импульс и послали обратно собственный. Их должна была сбить с толку смена нашего курса, замешательство продлится недолго. Пусть и превозмогая сомнения, они дадут еще один залп.
– Огонь всем бортом, – скомандовала Фура. – Десять снарядов на орудие.
После недавних шумных протестов корабля бортовой залп прозвучал как будто тише, чем обычно, и знакомый этот звук возымел успокаивающее действие. Корабль не мог пострадать слишком сильно, подумали мы.
Снова заговорили пушки. Интервала в одну секунду между выстрелами было достаточно для того, чтобы орудия не перегрелись слишком быстро. Водяные насосы уже работали. Через минуту трубы сделались обжигающими, и вскоре нам снова пришлось бороться с прорывами, на этот раз со струями воды, которые под высоким давлением норовили брызнуть в лицо.
Артобстрел закончился, и Паладин приступил к подготовке второго, учитывая смещение корабля из-за отдачи и отклонение траекторий снарядов полем поглотителя.
– Наш первый залп уже должен приблизиться к цели, – сказал он. – И я засек второй локационный импульс, который может быть прямым ответом на нашу стрельбу.
– Открывай огонь, – сказала Фура.
– Пересчитываю, мисс Арафура… секундочку. Есть некоторые расхождения в показаниях гироскопов и звездных датчиков. Я хотел бы проверить целенаведение вторым локационным импульсом.
– Если у тебя есть хоть малейшее сомнение относительно нашего положения, эти пушки не выстрелят, – сказала я.
Фура бросила на меня взгляд, полный негодования, но даже она, должно быть, поняла, что мы не можем атаковать при таких неточных расчетах.
– Почему показания не совпадают?
– Следствие облета поглотителя, – ответил Паладин. – Возможно, в какие-то системы попала вода. Со временем неполадки будут устранены, но сейчас необходим второй импульс подметалы для точного целенаведения.