– С помощью зубочистки?
Годольфин пожал плечами:
– В том столе хранился набор старых спиц. Норрис хорошо их помнит. Не может только сказать, когда именно они оттуда исчезли. Но что бы ни послужило орудием убийства, в твоем распоряжении была целая неделя, чтобы избавиться от улик.
– Для старого бродяги у тебя развито воображение, – усмехнулся Филд, но сейчас его легковесный тон прозвучал фальшиво, а лицо посерело.
– Если поведешь себя разумно, я буду отстаивать твои интересы.
– Дэвид, одумайся! – воскликнула Филлида.
Художник проигнорировал их обоих. Он смотрел только на Фрэнсис:
– Пойдем?
Она немедленно поднялась с места и встала с ним рядом.
– Что ж, очень жаль, – сказал Годольфин. – Нам ты мог бы полностью довериться. Разве не ясно, что убийство мог совершить только человек, находившийся той ночью в доме? И твоя упрямая ложь выглядит абсурдно.
Дэвид взял Фрэнсис за руку:
– Так мы идем?
Они вышли из ресторана в полном молчании. Единственное такси, которое им удалось поймать, оказалось старым драндулетом с жесткими сиденьями. Внутри пахло, как в грузовике для перевозки ветоши. Фрэнсис сидела безучастно, пока они кружили по широким улицам города, скользким после дождя. Но напряжение было видно по сжатым кулакам и взгляду, устремленному в никуда.
Они стояли в пробке в конце Бонд-стрит, когда Дэвид наконец заговорил презрительным тоном, какого она не слышала прежде:
– Что ты обо всем этом думаешь?
– Ничего.
– Не думаешь, что я виновен, или вообще ни о чем не думаешь?
Фрэнсис закрыла глаза и печально вздохнула:
– Не думаю ни о чем, кроме того, что люблю тебя.
Дэвид не ответил, и она осознала, что сама положила всему конец, выдернув последнюю шаткую подпорку, на которой еще кое-как держалась ее жизнь и душевное спокойствие. Она потеряла Дэвида, и это неизбежно.
Такси продвинулось вперед на несколько футов, и свет уличного фонаря проник в салон. Фрэнсис повернулась к Дэвиду и увидела, что он внимательно смотрит на нее.
– Удар под дых, герцогиня. Ты это всерьез?
– Да, – кивнула она. – Мне нет никакого дела до того, убил ты Роберта или нет. Мне плевать, если ты одновременно содержишь нескольких любовниц и научился так искусно обращаться с женщинами, потому что влюблялся в каждую из них. Меня ничто подобное не интересует. Мне безразлично.
– Милая, но ведь это опасно. – Дэвид обнял ее, и Фрэнсис почувствовала, как сильно дрожит его рука. – Не вставай на неверный путь, – он говорил, почти касаясь губами ее уха. – Пожалуйста, не надо жертвовать собой. И не говори мне о любви. Твои слова причиняют мне боль, а когда все закончится, для меня воцарится ад на земле. Ты же ничего в этом не понимаешь. Я способен вынести что угодно, но подобные испытания не для тебя. Ты еще слишком молода.
– Ты любишь меня?
Дэвид склонил голову и лбом коснулся ее щеки.
– Грешен. Люблю всем сердцем.
Затем он отстранился от нее, поцеловал, выпрямился и крепко взял за руку.
– Я ударил его, – произнес Дэвид. – Вот и все, что произошло. Лукар ведь тоже был там. Разыгралась безобразная сцена, невыносимая для меня. Я отказался обсуждать с ним помолвку с тобой, коротышка рассвирепел, а Роберт не мог или не хотел заставить его замолчать. Наконец я сам не выдержал и выставил мерзавца за дверь. Ты слышала, как Долли прошелся сегодня вечером по моему излишне горячему, с его точки зрения, темпераменту? Единственным его основанием была ссора с Габриэллой, случившаяся у меня при нем. Причиной стала Филлида. Это был тот момент, когда она все еще старалась держать меня на коротком поводке, хотя сама уже завела серьезный роман с кем-то другим. С тех пор прошло несколько лет. Я как раз писал твой портрет. В то время я все еще был нищим художником, и Габриэлла позволила себе отпустить несколько бестактных замечаний о молодых людях, которые хотят жениться ради богатого приданого. А я, как нарочно, держал в руке индийскую булаву, и потому все выглядело достаточно угрожающе. Я ушел, не причинив никому ни малейшего вреда, но все знали, какая возможность была у меня проявить свой гнев. Вот почему это оказалось прискорбным для моей репутации. И происшествие недавней злополучной ночи из той же серии. Я вытолкал Лукара в коридор, и он поспешил унести ноги оттуда. Наверно, именно тогда ты столкнулась с ним? Вскоре я сам поднялся наверх. Примерно в десять часов.
– Да, – кивнула Фрэнсис. – Именно тогда. Хотя скорее в начале одиннадцатого. Он выглядел взбешенным.
– Но не таким злым, как был я сам. Взвинченный Роберт тоже повел себя не лучшим образом. Вот в чем причина. Он стоял у камина, и его трясло от ярости. Он дал волю языку, оскорбив меня в самых непростительных выражениях. И я ударил его. Ударил сильно. Так сильно, что повредил себе кулак, да и на подбородке Роберта оставил заметный след. Он повалился, как срубленное дерево, ударившись головой о паркет. Думаю, я вырубил его на несколько минут, потому что он долго пролежал на полу, а я стоял над ним и смотрел.
– Я тебя видела.
– Неужели? Откуда? Из внутреннего двора?
– Да.
– Значит, в горячке я даже не закрыл жалюзи? Хотя, возможно, сделал это позднее. Точно. Я позаботился об окне, когда усадил Роберта в кресло и осмотрел повреждения на лице.
Дэвид замолчал, но вскоре в темноте салона Фрэнсис расслышала его смущенный смех:
– До чего же глупая, почти детская история! Я опустился до заурядной озлобленности на весь мир, как прыщавый юнец, поглощенный и перевозбужденный от первой любви и прочих эмоций недоросля. Причем никак не мог успокоиться. Однако у меня хватило здравого смысла сообразить, что я поступил глупо, нанеся Роберту удар, оставивший след. А потому моим первейшим желанием стало поскорее привести его внешность в порядок, чтобы он не рассказывал потом всем подряд, до какого зверства я докатился. Он и сам не на шутку встревожился. Все твердил: «Что подумают слуги? Что подумают слуги?» Как попугай. Меня так и подмывало врезать ему еще раз. В итоге по его просьбе я принес ему плащ и шляпу, велел одеться, а сам отправился наверх попрощаться с тобой. Моя идея заключалась в том, чтобы отвезти Роберта к доктору, который привел бы в надлежащий вид его физиономию. Мы собирались воспользоваться боковой дверью во двор, чтобы не рисковать встретиться с кем-нибудь в холле. И все шло по намеченному плану, но только когда я спустился обратно в зимний сад, то услышал, как Роберт беседует с кем-то. Я предположил, что к нему вернулся Лукар, и не стал входить. Меня мутило от мысли о новой встрече с ними. «Ну и ладно, – подумал я. – Пошли они к дьяволу». Вернувшись по коридору в холл, я забрал из гардероба плащ и потихоньку покинул дом. Когда же Роберт не появился утром к завтраку, я решил, что он где-то нашел для себя убежище, чтобы дождаться, когда с лица исчезнут синяки.
– Почему ты не рассказал об этом?
– Кому? Долли?
– Нет. Полиции.
Дэвид рассмеялся и отпустил ее руку.
– Разве это принесло бы мне пользу, утеночек, подумай сама? А вскоре сбежавший Лукар навлек все подозрения на себя.
– Но ты не намеревался оправдать Лукара?
– Разумеется, нет. Но я не вижу смысла вдаваться сейчас в подробный рассказ о том, что он мне наговорил, или повторять оскорбления Роберта, настолько разозлившие меня.
– На самом деле ты заботился лишь о том, как защитить меня?
– Боже мой, герцогиня! – воскликнул Дэвид. – Если ты еще и попытаешься сделать из меня героя, то тебя поднимут на смех.
– Меня это не волнует.
Он нежно, даже застенчиво, поцеловал ее.
– Тут я тебе не верю. Да поможет нам Всевышний справиться со всеми проблемами!
Глава 13
Полисмен уже давно и удобно расположился в холле в ожидании, когда Дэвид и Фрэнсис поднялись по ступенькам к входной двери. Он заранее заготовил извинения: «Старший детектив-инспектор Бриди с величайшим сожалением вынужден просить мисс Айвори снова выйти из дома в столь поздний час и будет премного благодарен, если она на пару минут проследует в участок».
В просьбе не содержалось и намека на приказ. Наоборот, она звучала смиренно, почти умоляюще. Но время было выбрано странно, необычной казалась и срочность. Фрэнсис ощутила легкий укол страха.
Дэвид отправился вместе с ними, словно его присутствие подразумевалось само собой, и полицейский не стал возражать. Художник и девушка расположились на заднем сиденье такси, а полицейский молча пристроился на откидном стульчике напротив них. Начался сильный дождь. Они поспешно пересекли скользкий тротуар, поднялись по стертым камням ступеней и прошли под синим фонарем над дверью, оказавшись в узком коридоре, аккуратно окрашенном казенной зеленой краской. Миновали открытую дверь, за которой успели заметить по-домашнему уютно пристроившегося на ночь дежурного сержанта, после чего по лестнице попали в приемную, напоминавшую зал ожидания небольшой железнодорожной станции. У входа стоял молодой констебль, а позади него сидела усталая мисс Дорсет.
Их сопровождающий сразу пресек взаимный обмен приветствиями, но опять с извинениями:
– Знаю, вам это покажется необычным, но, надеюсь, вы не будете на нас в обиде, мисс. Пока никаких разговоров между собой. Это обычное здесь правило. Все продлится недолго.
Он кивком отдал распоряжение констеблю, и тот сразу удалился, оставив их троих в напряженном молчании. Фрэнсис не могла скрыть нервозности. Она смотрелась явно неуместно в своей длинной белой шубе. Дэвид держался рядом с ней, порой успокаивающе поглаживая ее руку, но стараясь сделать жест кратким и незаметным со стороны.
Им пришлось ждать не меньше минуты, пока шаги по лестнице не возвестили о возвращении констебля. Он грузно вошел в приемную, и его взгляд с откровенным восхищением устремился на Фрэнсис.
– Сюда, пожалуйста, мисс, – произнес он, просияв улыбкой. – Инспектор сожалеет, что заставил вас ждать.
Все это представлялось излишне официальным и старомодным, как если бы закон был неким престарелым джентльменом с отменным вкусом в выборе слуг, но при полном его отсутствии в меблировке своих покоев.