– Значит, телеграмму отправила Молли? Теперь ясно, откуда инспектору стало о ней известно. И по той же причине вы ее уволили, когда было обнаружено тело Роберта?
Доротея ухмыльнулась:
– Верно. Хотя я поступила глупо, как дура последняя. Когда его нашли, у меня голова пошла кругом. Я же не могла забыть, как хозяйка бродила по дому ночью. Не спрашивайте, что у меня в мозгах творилось. Сама до сих пор не разберу. И я решила не допустить, чтобы нашу Молли допросила полиция. И проще всего показалось избавиться от горничной, пока она не начала всем рассказывать о телеграмме. Я спустилась вниз и приказала ей собирать вещички. В дни моей молодости подобное происходило постоянно. Людей увольняли, и никого это не интересовало, никому не приходилось объяснять причин, почему кого-то выставили под зад коленом. Но я забыла, как сейчас все изменилось. Поднялся такой переполох, словно я решила избавиться от члена парламента, а не от простой уборщицы комнат. И вместо того, чтобы тихо спрятать концы в воду, я привлекла ко всему общее внимание. Мне пришлось пойти к хозяйке, а уж она сообразила, как выручить из беды нас обеих, моя прелесть.
Доротея замолчала, и на минуту в комнате установилась тишина, прежде чем Фрэнсис набралась смелости задать вопрос, не дававший ей покоя.
– Скажите, Доротея, а сегодня вы, случайно, не оставляли Габриэллу в одиночестве?
– Оставляла.
Старуха откинулась на спинку кресла. У нее напряглись мышцы лица, а губы беззвучно зашевелились еще до того, как она продолжила говорить.
– Всего-то на четверть часа, – уточнила она. – Хозяйка сидела в кресле и заснула. Или мне так показалось. С ней ведь ничего сразу не поймешь. Она мастерица на разные проделки. Я знала наверняка, что в том зале ее никто не потревожит, а мне захотелось лично проверить огонь в камине спальни. Она была сильно расстроена, и я не могла допустить, чтобы мы вернулись в холодную комнату. Я прошла тем же путем, каким и вы все, – мимо двери кабинета Мейрика, а потом спустилась вниз по лестнице к черному ходу. Перебежала через двор и попала на нашу кухню. Завела разговор с Норрисом и с двумя служанками. Он сказал, что недавно поднимался в спальню и проверял камин. Тут мне вдруг пришло в голову: Норрис ведь мог все подслушать, стоя за дверью в стенном шкафу. Хотя не уверена, слышно ли что-то сквозь ту дверь – такая она крепкая. А прислуга сгорала от желания узнать, что произошло во время вашей встречи, а я, уж поверьте, ни словечком не обмолвилась об этом. В кухне я задержалась минут на десять или пятнадцать, не более. А когда вернулась в галерею, там уже нашли мертвого мистера Лукара, и поднялся страшный переполох.
– Бабушка проснулась, когда вы снова увидели ее?
– Да. Она расхаживала по залу. Полная энергии, как сегодня вечером. Я опять заметила перемену в ней. Так и кажется, что эти печальные события дают ей новый интерес к жизни.
Ее голос затих. Она сидела в задумчивости. А потом рассмеялась:
– Какая же я глупая! Хозяйка не могла этого сделать. Даже если бы ее несчастный разум помутился и она решилась бы на что-то столь страшное, то не смогла бы. У нее нет силы. Это мы, мисс Фрэнсис. Мы – сумасшедшие. Нас так запутали и запугали, что мы лишились рассудка. Она не могла этого совершить. А кроме того, чем?
Фрэнсис вспомнила цитату из иллюстрированной исторической книги времен ее детства: «Если лезвие достаточно острое, даже ребенок сумеет вонзить его, мой лорд Берли».
– Но стала бы она делать это? – произнесла Фрэнсис. – Предположим, она смогла бы. Стала бы? Ты можешь вообразить ее убийцей?
Вопрос представлялся риторическим, и она была готова к возражениям служанки. Но реакция Доротеи оказалась неожиданной:
– Нет, если бы только не посчитала, что в ее возрасте ничто уже не имеет значения.
– Не имеет значения?
– А что может произойти с ней? Очень старые люди порой становятся странными, мисс. Они свыкаются с мыслью о собственной смерти и пускаются вразнос, совершая отчаянные поступки, как иной раз те, кто собирается вскоре эмигрировать. Хозяйка вбила себе в голову, что ее жизнь окончена и она наполовину уже существует в потустороннем мире. Я никогда прежде не встречала никого, кто относился бы к своему телу так, будто оно – старое платье, которое осталось доносить до лохмотьев. Поймите, сердцем хозяйка все еще молода, по-прежнему смелая и готова на решительные действия. И она нетерпелива. Это в ней главное. А потому я даже не знаю, на что она способна.
– Но не могла же она…
– Нет, моя дорогая, слава богу, не могла. – Доротея вытерла слезы. – Мне стало теперь намного легче, – призналась она. – Только пока держишь все в себе, тебя одолевают бредовые фантазии. Но стоит произнести их вслух, и понимаешь, насколько была глупа.
– Но кто-то же совершил это, – медленно произнесла Фрэнсис.
– Что? Да, конечно. Кто-то сделал. – Голос Доротеи прозвучал почти равнодушно. – Но ей никакие неприятности не грозят. Она сидит сейчас у огня. Ее ум прояснился. Сейчас я пойду и проверю, как себя чувствует Филлида. Если мы приглашаем в дом сиделок, то миссис Сэндерсон придется мне помочь привести комнату в порядок. А вы, милая, ступайте к своей бабушке. Скажите ей, я скоро тоже буду у нее.
Свобода ее движений казалась поразительной. Признание не только помогло облегчить ей душу, но и подействовало на физическое состояние. Доротея порывисто поднялась.
– Что ж, жизнь продолжается, – сказала она. – Я размещу медсестер в бывшей игровой комнате. Там тепло. Комнату согревает бак с водой. Ни о чем не беспокойтесь, дорогая. Все будет хорошо.
Фрэнсис вышла в коридор вместе с ней. На лестничной площадке они расстались, и она направилась к спальне Габриэллы. Фрэнсис шла медленно, с трудом. Доротея могла летать теперь как на крыльях, занимаясь обычными хлопотами по дому, но для самой Фрэнсис новые подробности дела выглядели пугающими. Зачем Габриэлла разгуливала по дому в ночь смерти Роберта? С какой целью? И где успела побывать?
Она вошла в затененную нишу перед дверью в комнату Мейрика и уже подняла руку, чтобы постучать, когда услышала, как Габриэлла с кем-то разговаривает. Пронзительный высокий голос звучал громко и властно, а слова доносились отчетливо даже сквозь дверь и слой кожаной обивки:
– Всю жизнь я поступала наилучшим для всех образом. И не вижу причин изменять себе сейчас. Кстати, тебе кто-нибудь говорил прежде, что ты похож на супруга королевы?
Фрэнсис замерла. Насколько она знала, в доме не было никого, кто мог бы сейчас находиться со старой леди. Она резко открыла дверь и вошла. И сразу же увидела Габриэллу. Та сидела лицом к двери в кресле с высокой спинкой, которое обернули шалью из лебяжьего пуха. Лампы излучали приглушенный свет, и лишь более яркое сияние огня в камине выделяло блеск ее черных глаз, отражалось в кольцах на пальцах, а постель у нее за спиной, как и большой платяной шкаф, почти полностью поглотила темнота.
Сначала Фрэнсис показалось, будто Габриэлла одна и разговаривает сама с собой. Она уже приготовилась столкнуться с еще одной проблемой, какую могло представлять столь странное поведение старухи, когда мягкое кресло, стоявшее на ковре как раз между ними, скрипнуло, спинка чуть подалась назад, и из него поднялся мужчина.
– Дэвид!
Его появление было настолько неожиданным, что Фрэнсис даже испугалась.
– Прошу прощения, – произнесла она, – но я думала, что вы…
– Под арестом, – усмехнулась Габриэлла. – Однако, как видишь, его либо освободили, либо ему удалось сбежать.
Дэвид встал у камина, держа руки в карманах и слегка наклонив голову. И хотя внешне его поза выглядела свободной, мышцы заметно напряглись, а лицо приобрело взволнованное выражение.
– Я уговаривал миссис Айвори полностью изолировать дом, оставив его пустым, – сказал он. – Всем необходимо покинуть его. Уволить прислугу. Если Филлида нездорова, нужно перевезти ее в больницу. Ты можешь пожить в отеле, Фрэнсис. Сама миссис Айвори вернется в Хэмстед. В доме не должно оставаться никого.
– Как? Сегодня же?
– Да, это следует сделать именно сегодня.
– Но это же невозможно, Дэвид! – воскликнула Фрэнсис, забыв, что ее присутствие здесь не предполагалось вообще. – Мы попросту не справимся. Кроме того, всем запрещено покидать дом. Нам предписано оставаться на своих местах до тех пор, пока мистер Бриди не закончит обследование галереи и вернется, чтобы снова допросить каждого из нас. Один полицейский дежурит в холле, а другой охраняет черный ход. Разве ты не заметил их, когда входил?
– Нет. Видишь ли… Я проник сюда другим путем.
– Я услышала его стук в дверь за стенным шкафом, – объяснила Габриэлла. – Подумала, что это полиция, и открыла дверь. Правда, он даже не потрудился рассказать мне, каким образом проник в личный кабинет моего сына.
Однако упрека в ее тоне не слышалось. Она говорила об этом как о мелком причиненном неудобстве, выяснять причины которого ей не позволяла вежливость.
Фрэнсис посмотрела на невысокий стенной шкаф, располагавшийся рядом с камином. Дверь снова оказалась заперта. На фоне дерева она отчетливо видела медный засов. Дэвид хмуро проследил за ее взглядом, но промолчал, и старой леди пришлось вернуться к основной теме разговора.
– Совершенно невозможно, – сказала она, удобнее пристраиваясь в кресле. – Но я осталась бы здесь в любом случае. Мне необходимо установить кое-какие факты.
В ее голосе прозвучало нечто новое, и Дэвид повернулся к ней. На мгновение показалось, будто он испугался, но, оценив ее внешнюю хрупкость и приняв во внимание преклонный возраст, сумел справиться с тревогой.
– Надеюсь, вы не собираетесь взять на себя роль сыщика, миссис Айвори? – пробормотал Дэвид.
Габриэлла, похоже, всерьез рассматривала такую возможность.
– Нет, – ответила она. – Нет. Но я любопытная старушка, а во всем этом ужасном деле есть одна деталь, которая представляется мне странной. Сначала Мадригал – несчастный, хотя и никчемный, найден мертвым с раной в груди. Затем несносный маленький мерзавец умирает подобным же образом. Любой здравомыслящий человек не может не прийти к заключению, что оба преступления совершены одним и тем же человеком. Причем убийца – некто, пребывающий либо в доме, либо в галерее по соседству. Пока все представляется очевидным. И любой пренебрегающий этими фактами просто глуп. Но вот что для меня совершенно необъяснимо. Оба здания тщательно обыскали не один раз, однако орудие убийства так и не нашли. Я долго размышляла над причинами, и мне в голову пришла идея, которая поможет установить истину.