Он меня не встревожит за моими занятьями.
Предлагать вам еще чаю не нужно?
Через полчаса Кэмпион добрался до своей комнаты и, все еще дрожа, лег в постель. Книга, одолженная им у Джессики, лежала на одеяле. Это было скверное издание и к тому же затрепанное. Обложку отпечатали небрежно, а последние несколько страниц содержали давно устаревшие рекламные объявления. Кэмпион открыл ее наугад, а потом абзацы, которые он успел прочитать, продолжали звучать в его памяти еще долго даже после того, как он закрыл глаза.
«ТВОРОГ (продукт, получаемый в домашних условиях путем отстоя скисшего молока, который невежественные хозяйки часто хранят в банках или в бутылках). Его можно сделать гораздо вкуснее, добавив измельченного шалфея, чеснока или, если вы можете позволить себе такую роскошь, водяного кресса. Лично я, не нуждаясь в больших количествах пищи, мог вполне сносно обходиться этой массой с небольшими ломтиками хлеба несколько дней подряд, добавляя каждое утро какую-то иную приправу.
ЭНЕРГИЯ. Бережно обращайтесь с энергией. Так называемые ученые скажут вам, что речь идет о самом обычном тепле. Расходуйте ее не больше, чем требуется для совершения однократного действия. По моим оценкам, час сна заменяет употребление целого фунта самой сытной еды. Смирите гордыню. Принимайте все, что вам подают, даже если подаяние сопровождается неприкрытым презрением к вам. Дающий получает вознаграждение, ощущая его в своей душе независимо от того, добродетелен он или тщеславен. Сохраняйте спокойствие. Обиды и жалость к себе приводят к столь же обильным затратам энергии (то есть тепла), как глубокая задумчивость. Так вы станете истинно свободными людьми, не делаясь бременем для родственников или общины. Облегчите свое сознание для наиболее полного наслаждения созерцанием красоты природы и осознания тщеты сует человеческих – и то и другое представляет собой роскошь, которая достается интеллигентному человеку совершенно бесплатно.
КОСТИ. Крупная и питательная кость голени быка доступна на рынке всего за пенни. Причем по дороге домой от прилавка мясника умудренный опытом человек может нарвать пучок корней одуванчика, а если повезет, разыскать среди травы побеги молодого чеснока…»
Мистер Кэмпион уткнулся лицом в подушку.
– О боже! – пробормотал он.
Глава VIII. Тесемки фартука
Кэмпион не сразу сообразил, что разбудил его звук открывшейся двери, а человек, все еще державшийся за ее ручку, продолжал разговаривать с кем-то находившимся в коридоре. Это был Чарли Льюк.
– …понапрасну тратите время на крыше, – произнес он с несвойственной ему мягкостью. – Чего доброго, сломаете себе шею. Может, это не моего ума дело и я не соблюдаю субординацию? В таком случае приношу извинения, хотя не нужно на меня обижаться. Я прямо говорю то, что думаю.
Если не сами слова, то тон, в котором они были произнесены, прояснил картину для мистера Кэмпиона. Он пытался вслушаться в ответ, но фразы прозвучали для него неразборчиво.
– Прошу прощения. – Дивизионный инспектор казался выбитым из привычной колеи. – Нет, я никому ни о чем не расскажу. За кого вы меня принимаете? За громкоговоритель на железнодорожной станции? Ах, снова должен извиниться, мисс Уайт, я и не подозревал, что кричу. Кстати, с добрым утром!
За дверью послышалась громкая суета, она приоткрылась еще примерно на дюйм, но сразу захлопнулась, как только ему удалось послать в коридор финальную реплику.
– Я всего лишь предупредил вас не совать нос куда не следует.
Он наконец вошел, причем вид у него был скорее встревоженный, чем унылый.
– Маленькая, но такая любопытная! – воскликнул Льюк. – Только пусть потом не жалуется, что я не предостерегал ее. Доброе утро, сэр. Рене вручила мне это, когда я объявил, что поднимаюсь наверх. – Он поставил на туалетный столик поднос с двумя чашками. – Уютное местечко для убийства, не правда ли? – продолжил он, оглядывая спальню. – Там, где я провел всю ночь, чая не подавали. «Можно было бы надеяться найти что-нибудь в одной из этих баночек», – сказал я старшему инспектору, но он не понял юмора. Пришлось поднять старого чудака с постели и показать ему образцы в горшках сэра Добермана.
Он подал Кэмпиону чашку с чаем, а потом сам с комфортом расположился в похожем на трон кресле.
– Официально я сейчас беседую с племянником Рене – опытным юристом, – пояснил Льюк. – Не думаю, что эта версия очень правдоподобна, но будем держаться ее.
Огромное кресло идеально подходило для фигуры, заполнившей его целиком. Мышцы Льюка выглядели каменными даже под плащом, а глаза светились ясностью, словно он мирно проспал всю ночь, а не шатался по кладбищам и моргам.
– Мисс Джессика разгадала во мне сыщика, – произнес Кэмпион. – Она приметила в сквере нас всех.
– Неужели? – Льюка не удивило это известие. – Что ж, в этой семейке простаков нет, я же говорил. Поначалу ошибался по их поводу, но недолго. Они далеко не дураки, верно?
Кэмпион в постели покачал головой и задумался.
– Да, – кивнул он.
Льюк отхлебнул остывшего чая.
– Рене поведала мне невероятную историю про папашу Боуэлса, – сказал он. – О том, что тот якобы заранее заготовил гроб для Эдварда. «Вот это сюжет так сюжет» – так отреагировал я.
Кэмпион кивнул:
– Да. Я и сам почувствовал дурной запашок от этой легенды. Хотя не разобрался в механизме аферы. А вы? Между прочим, там у них сейчас торчит Лагг. Работенка в самый раз для него. Пусть это не слишком этично, но для нас полезна их давняя вражда. Интересно, что он транспортирует? Табак? Или меха?
Лицо дивизионного инспектора потемнело от злости:
– Старый прохиндей! Ненавижу подобные сюрпризы на своем участке. Так дело не пойдет. Контрабанда в гробах! Самый старый трюк из всего арсенала. Я сдам им Боуэлса. Зря я думал, будто знаю эту улицу как свои пять пальцев.
– Но ведь мы можем и ошибаться, – Кэмпион тщательно старался убрать из своей реплики даже намек на утешительную интонацию. – Складывается впечатление, что ему действительно нравится профессия похоронных дел мастера. Он вкладывает душу в нее. Вдруг его история – чистейшая правда? Честно говоря, меня это не удивит.
Льюк посмотрел на него с одобрением:
– В том-то и состоит главная проблема с людьми, подобными этому старому проходимцу, в наших местах. Порой глупейшая, казалось бы, сказка, которую они тебе подсовывают, оказывается правдивой до последнего слова. Не скажу, что считаю Джаса плохим профессионалом, однако на байку, какой он великий художник в своем деле, тоже не клюну.
– Что собираетесь делать? Провести тщательный обыск? Сунуть зубочистку в каждую дырку в стене?
– Разумеется, раз уж нам теперь известно о его проделках, в чем бы они ни заключались. Если только вы, сэр, не пожелаете, чтобы мы на время оставили его в покое, пока вы разберетесь с самым важным расследованием. А от нас он уже никуда не денется. Есть еще вариант. Подсунем ему пакет с порошком и отправим на продолжительный отдых за решетку.
Кэмпион вновь прикинул масштабы личности Боуэлса и возразил:
– Нет. Он будет готов и не даст вам ни шанса. Да и мой рекламный агент не простит меня, если я попаду впросак, не проявив здравого смысла.
– Тогда остается Лагг? Я слышал о нем, но мы никогда не встречались. Говорят, однажды он отбыл тюремный срок. Это правда, сэр?
– Да. Это было до того, как он растолстел. Совершил неудачную квартирную кражу со взломом. Что касается Боуэлса, то вы напрасно сейчас полезете в его зверинец. Он, к сожалению, уже предупрежден, насторожился, и если вы даже что-нибудь найдете, его смогут признать только мелким нарушителем закона. Отделается штрафом.
– А не станем ничего предпринимать, он заляжет на дно, пока не сочтет, что опасность миновала, и тогда мы возьмем его за шкирку. – Дивизионный инспектор достал из внутреннего кармана пачку исписанных листов бумаги и тщательно перебрал их.
Кэмпиона вновь поразили точность и почти графическое изящество каждого его движения. Бумаги словно звучали для собеседника по мере того, как он просматривал их: это ошибка, это не важно, это может подождать – и так далее. По подвижным чертам его лица пробегал то свет, то тени огорчения.
– Гидробромид гиосцина, – внезапно произнес Льюк. – Как думаете, сэр, есть вероятность, что у папаши Уайльда, аптекаря, им забиты целые шкафы?
– Шансы ничтожные, – Кэмпион говорил со знанием дела, которого и ожидали от него. – По моему представлению, данное вещество редко употребляется в медицине. Мода на него распространилась лет сорок назад в виде антидепрессанта в случаях маниакального психоза. На самом деле оно служит аналогом атропина, но гораздо более сильное. А ядом стало считаться с тех пор, как Криппен попытался отравить им Белль Элмор[13].
Чарли Льюка его объяснение не удовлетворило:
– Вы должны осмотреть аптеку.
– Обязательно. Но я бы не стал наводить там шороху без крайней необходимости. Попытайтесь сначала поработать с доктором.
– Хорошо. Начнем с него. – Льюк сделал пометку на одном из листков бумаги огрызком карандаша. – Гидробромид гиосцина. Что это такое? Вы, случайно, не знаете, сэр?
– Изготавливается на основе белены, если не ошибаюсь.
– Неужели? Того самого растения?
– Да. Оно очень распространено.
– Еще бы ему не быть распространенным! Как растение, я имею в виду. – Голос инспектора силой напоминал рычание. – В школе я был влюблен в учительницу, и потому мне нравился учебник ботаники с красивыми рисуночками. «Да, мисс, я очень старался… Спасибо, мисс… На вас сегодня чудесная тонкая блузка, мисс…» Белена. Помню. Маленький желтый цветочек. Но с жутким запахом.
– Точное описание.
От Льюка исходила такая энергетика, что складывалось впечатление, будто в гостях у Кэмпиона оказалась динамо-машина.