– Это все?
– Правда до последнего слова, сэр. Я вдруг подумал, что это могло быть важным.
– Вы рассказывали свою историю кому-либо еще?
– Нет. Урок, усвоенный мной, еще сидя на коленях у отца. «Гробовщики должны говорить даже меньше, чем их клиенты» – такого принципа придерживался папаша. Конечно, когда появилось распоряжение об эксгумации, я призадумался, но так и не заговорил. Ведь прошло много времени. Да и я единственный свидетель, чьи показания Палиноуд может легко отрицать и опровергнуть.
Здесь он попал в точку. Кэмпион все еще обдумывал полученную информацию, когда Джас встал из-за стола.
– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Мистер Льюк распускает слухи, будто я сам пью жидкость для бальзамирования, но такие уж у него глупые шутки.
– Нет, спасибо. Я как раз собрался уходить. – Кэмпион тоже поднялся, быть может, даже с излишней поспешностью.
Его резкое движение испугало гробовщика, и тот невольно бросил быстрый взгляд в дальний угол комнаты за спиной у гостя.
Кэмпион был опытен и не стал сразу же смотреть туда же, но вдруг замешкался и принялся аккуратно ставить свой стул на прежнее место возле стола, прежде чем последовать за хозяином в сторону двери. Вот именно в тот момент он ухитрился скосить глаза в сторону и был шокирован.
В нише стояли огромные старинные часы, а между ними и стеной, всего в четырех футах от того места, где только что сидел Кэмпион, виднелась мужская фигура. Человек стоял в тени и старался вообще не двигаться. Очевидно, он находился в комнате на протяжении всего разговора.
Кэмпион вышел из двери, которую услужливо открыл перед ним Боуэлс. Он двигался быстрыми и бодрыми шагами, сохраняя на лице невозмутимое и обманчиво равнодушное выражение. Хозяин продолжал пребывать в твердой уверенности, что посетитель не заметил ничего необычного.
Однако когда Кэмпион переходил улицу, раскланявшись с безупречно одетым мистером Джеймсом, менеджером банка, отсалютовавшим ему небрежным взмахом сложенного зонта, он уже пребывал в глубокой задумчивости. Детектив поднял воротник плаща и стал протискиваться сквозь небольшую толпу зевак, которая снова начала собираться перед воротами пансиона «Портминстер».
Отполированный череп и торчавшая вперед уродливая губа могли служить бесспорными приметами, так что Кэмпион начал размышлять о человеке, кому прежде не уделял должного внимания. О мистере Конгриве.
Глава XVII. Буря в стакане воды
– Вот и отлично! Больше ни слова! Я ухожу. С меня довольно. Ты все поняла неверно, но я не намерен это терпеть!
Мистер Кэмпион оказался в дверях холла как раз вовремя, чтобы уловить всю страсть, вложенную в эти фразы. Кларри Грейс стоял посреди кухни в театральной позе. Он был одет для дальнего путешествия.
Рене смотрела на него, стоя у плиты. Она раскраснелась и вся тряслась, но даже в таком раздраженном и возбужденном состоянии ее глаза отражали лишь заботу и бесконечную доброту.
– Ради всего святого, Кларри! – воскликнула Рене. – Помолчи немного, сделай милость! Уходи, если хочешь, но только не утверждай потом, будто я тебя выставила отсюда, и не трещи об этом на всю улицу. Надеюсь, ты заметил собравшуюся перед воротами толпу?
Кларри закрыл рот, но тут же открыл его снова. Он заметил Кэмпиона и посчитал его ниспосланной свыше аудиторией, готовой выслушать их обоих.
– Милая, – обратился он к Рене. – Дорогая моя девочка, старушка ненаглядная. Имей хоть каплю здравого смысла. Я стремлюсь помочь тебе. Не желаю видеть, как ты изображаешь последнюю дурочку. Если думаешь, что я лезу не в свое дело, извини меня. – А затем он вдруг выкрикнул: – Но я считаю тебя просто свихнувшейся, так и знай!
– Достаточно. – Женщина сделалась строгой. – Не смей больше открывать свой рот. Ты уже наговорил мне всякого сверх любой меры. И я этого не забуду, Кларри. Он устроил вселенский скандал, Альберт, только из-за того, что я разрешила девочке привести своего парня сюда. Несчастное дитя! Ему же надо куда-то податься, правильно? У него нет ни дома, ни денег, а в больнице не станут держать его дольше, чем необходимо. Девушка натворит глупостей, если мы отвернемся от нее и снимем с себя ответственность. Разве так поступают добрые люди? Давайте же, Альберт, отвечайте на мой вопрос!
Мистер Кэмпион понял, что у него нет надежды сохранить нейтралитет и не вмешиваться в ссору.
– Я пока не разобрался в сути происходящего, – осторожно сказал он. – Речь идет о Клити и Майке Даннинге?
– Разумеется, о них, дорогой. Не притворяйтесь недотепой. – Ее грубоватые слова задели его. – Но ведь я вовсе не намереваюсь устраивать у себя приют для сирот.
– А вот мне показалось, что собираешься, – пробормотал Кларри.
– Боже, я так устала от всех вас. Я имею в виду – от мужчин. У нас на руках милейшая девочка – и не смей противоречить мне, Кларри, я знаю, о чем говорю. Она очень молода, сбита с толку, огорчена, охвачена тревогой за несчастного раненого паренька. Если я приведу его сюда, у меня появится возможность присмотреться к нему. Покажется он мне не парой для нее, тогда мы сумеем отговорить Клити от связи с юнцом, но сделаем это мудро, как истинные христиане…
Кларри издал звук, похожий на фырканье норовистого коня:
– Значит, ты станешь изводить их придирками? Это что-то новенькое. Об этом ты мне ничего не рассказывала.
– Чепуха! Я постараюсь присмотреть за ней, как если бы она была моей дочерью.
Клари уселся за стол, сложил руки, а поверх них склонил свою голову.
– Зачем?
– Что?
– Зачем тебе она? Ты совершаешь огромную ошибку. Послушайте, Кэмпион, и рассудите нас. Я пытался внушить это обезумевшей старушенции, которую, заметьте, люблю больше родной матери, что она не в силах спасти от гибели весь мир. Разве я не прав?
Реакция Рене оказалась неожиданно бурной.
– Свинья ты, и больше никто! – Она выпучила глаза в попытке создать зримый образ этого животного. – Свинья! Впрочем, это даже не твоя вина. С твоей матушкой все было в порядке. Я с ней дружила и не встречала более великодушной женщины, чем она. Но вот твой папочка… Сейчас в тебе я вижу образ и подобие этой крысы.
Мистер Грейс даже не попытался вступиться за отца, однако поник и глубоко вздохнул. Кэмпион сообразил, что удар был нанесен ниже пояса. Рене тоже поняла это, хотя и не стала извиняться за сказанное, но принялась оправдываться и пояснять суть своих намерений:
– И вообще не следует тревожиться из-за поступков других людей. Захочу – и выделю семье наверху больше места, чем они могут себе позволить оплачивать. Мне решать, что делать, а чего нет. А уж крутиться в банке и пытаться выведать у старика Конгрива сведения о состоянии моего счета! Ни в какие ворота не лезет. Настоящие джентльмены так себя не ведут.
– Меня оболгали, – сказал Кларри, но не слишком убедительно. – Кроме того, из Конгрива много не вытянешь. Наоборот, он сам выкачивает из меня гораздо больше информации. Он пользовался знакомством со мной, и я рассказывал тебе об этом, а ты отвечала, что банкиры вечно копаются в чужих делах, суют свой нос куда их не просят.
– Да ты еще и скользкий, как угорь. – Рене улыбнулась Кэмпиону. – В общем, я прекрасно знаю, что делаю.
– Ладно, поступай по-своему, – голос Кларри звучал устало. – Я лишь хотел уберечь тебя от ошибок, старая ты идиотка. Я же прекрасно вижу, сколько ты приютила умников, которые получают больше, чем могут оплатить. Знать не хочу, почему ты держишь их у себя на подобных условиях, хотя любому это показалось бы нелепым. Я лишь пытался выяснить, не вредишь ли ты себе. А раз ты утверждаешь, что тебе все нипочем и ты не собираешься открыть у себя нищенский приют, то мне лучше помалкивать. Пусти к себе под крышу двух влюбленных голубков, милочка, а заодно с ними еще пол-улицы – мне отныне безразлично.
Мисс Роупер не удержалась и поцеловала его.
– Я принимаю твои извинения, – произнесла она. – Только постарайся ничего больше не испортить в наших отношениях. И приучись снимать шляпу в помещении, милый. Посмотри, Альберт обучен этому.
– Извини, я, конечно, дурно воспитан! – заявил мистер Грейс, сорвал с головы ставший яблоком раздора фетр и швырнул шляпу на плиту между дымящимися кастрюлями, после чего от нее сразу пошел пренеприятный запах. Злость мисс Роупер вспыхнула с новой силой. Движениями быстрыми, как у ящерицы, она сняла с крючка кочергу и с ее помощью сунула шляпу в огонь печного очага. Потом для верности придавила сверху металлической подставкой для сковородок, сделав невозможными любые попытки спасти вещь из пламени. А затем, больше не оборачиваясь, занялась кухонными делами, передвигая кастрюли и чайники так, словно не существовало в мире ничего более важного.
Побледневший, со слезами гнева, Кларри поднялся и открыл рот.
Мистер Кэмпион, не видя смысла задерживаться в кухне, оставил парочку старых друзей наедине, сбежав через дверь, которая вела к задней лестнице дома. И там буквально натолкнулся, чуть не упав, на мисс Лав, стоявшую на коленях рядом с ведром у начала ступенек.
– Он ушел? Я спрашиваю, он свалил от нас? – спросила она, удерживая равновесие, ухватившись пальцами за его рукав. – Мне не все слышно. Я говорю, мне не все слышно.
Поскольку она кричала, сама не сознавая этого, мистер Кэмпион понял, что ей не было слышно вообще ничего.
– Надеюсь, не ушел, – ответил он.
– Вот и я тоже, – отозвалась она нежданно тихим голосом, а потом вдруг добавила: – Хотя все это смешно, ей-богу. Я говорю, все очень смешно.
Протискиваясь мимо нее, мистер Кэмпион понял, что от него не просто ожидали какой-то реакции, а делали ее необходимой и обязательной.
– Разве смешно? – переспросил он, добираясь до первой ступеньки.
– Разумеется. – Мисс Лав приблизила свое красное старушечье лицо почти вплотную к нему. – С какой стати ей столько давать жильцам почти бесплатно? Они же всего-навсего постояльцы, верно? Такое ощущение, что она им всем что-то задолжала. Я говорю, можно подумать, она им всем должна. Чем-то обязана.