– Вы считаете, что это не Джессика? – Доктор задал вопрос в лоб, прежде чем двое других мужчин смогли ему помешать.
Он говорил простыми фразами, будто считая, что сознание Лоренса находится в столь же плачевном состоянии, как и его тело.
– Она не стала бы действовать так примитивно, – прошептал Лоренс, скрывая раздражение, – слишком много знает на сей счет. Еще древние греки заметили, что болиголов трудно ввести жертве в достаточном количестве. И ей, безусловно, известно об этом. Только человек достаточно невежественный, не знающий этого факта, может попытаться внушить вам подозрение, что Джессика отравила Рут. Это было бы смехотворно, не будь так страшно.
– Мне кажется, мистер Лоренс прав, – кивнул доктор Смит. – Именно это тревожило меня, хотя я никак не мог определить причину своего беспокойства. Некто весьма умный, но все же не гений, сделал это, мистер Льюк. Но вот чего я решительно не понимаю, так это причины нападения на юного Даннинга.
– Но я думала, вы знаете, кто преступник. Я была уверена, что полиция уже раскинула сеть.
Они совершенно забыли о присутствии в комнате Рене. Ее вмешательство стало причиной общего удивления и возникшей неловкости.
– Вы хотите сказать, что вам по-прежнему ничего не известно? – требовательно спросила она. – Вы собираетесь произвести арест? Как долго все это еще будет продолжаться?
Доктор закашлялся.
– Насколько я понял, полиция готова предпринять определенные шаги. И мне представлялось, что в общем виде идея заключалась в нанесении внезапного удара…
Его голос затих.
– Нам сейчас крайне необходимо допросить человека, которого зовут Джозеф Конгрив, – сказал Льюк. – И наши поиски Конгрива могли испугать кое-кого. Вы сейчас пойдете со мной, мистер Кэмпион? Мисс Джессика ждет нас в соседней комнате. Вы говорили, что вам непременно нужно успеть заглянуть домой, да, доктор? Что ж, возвращайтесь как можно скорее. А вы присмотрите за мистером Лоренсом, Рене.
Они вошли в столовую, и первым, кого увидели стоявшим у камина под портретом профессора Палиноуда, оказался старший инспектор Йео. Он не принимал прямого участия в расследовании, а теперь просто стоял, широко расставив ноги на коврике, сложив руки сзади под полами пиджака, и смотрел на них обоих. Значение его персонального визита на место преступления они понимали прекрасно. Он был живым ультиматумом из штаб-квартиры полиции. И успокоить его мог только немедленный арест подозреваемого.
Льюк сразу направился к Йео, и Кэмпион последовал бы за ним, не удержи его мягкое прикосновение руки. Мисс Джессика радовалась, увидев в нем своего спасителя. Она сняла с головы картонную шляпку, но оставила автомобильную вуаль небрежно завязанной узлом на шее, напоминая женщин с полотен живописцев-романтиков Викторианской эпохи. Пропала ее сумка, как и накидка из муслина, которую мисс Джессика обычно набрасывала поверх шерстяной кофточки, достигая интересного эффекта в драпировке. Удивительно, но в целом она выглядела достаточно элегантной и женственной.
– У Лоренса случилось внезапное расстройство желудка, – сказала она тем тоном, каким сообщают новости. – Вы знаете об этом?
– Да, – мрачно ответил Кэмпион, – и все могло закончиться плачевно для него.
– Мне тоже так сказали. – Она жестом указала на Дайса и его коллег.
Ее мелодичный голос звучал, как всегда, интеллигентно, но утратил властную интонацию, и Кэмпион с тревогой заметил, до какой степени отчаяния довел ее страх.
– Я не совершила никакой ошибки, – продолжила мисс Джессика с тем напором, который отличает не совсем уверенных в себе людей. – Вам придется помочь мне убедить их в этом. Я тщательно следовала рецептам Буна, но только мне не хватало некоторых ингредиентов, и пришлось обойтись без них. Это же прием, и хотелось дать гостям самое лучшее, на что я способна.
Ее маленькое личико оставалось серьезным, но в глубине глаз читалось сильное волнение.
– Я люблю Лоренса, – сказала она, словно признавалась в непростительной слабости. – По возрасту он ближе ко мне, чем остальные. Я бы никогда не причинила ему вреда. Хотя сознательно я не смогла бы причинить вреда никому.
– Лучше расскажите нам, – прервал ее Кэмпион, – что вы на этот раз приготовили.
Как оказалось, она с нетерпением дожидалась именно такой просьбы.
– Я заварила два травяных чая. Крапивный и из пижмы. Эвадна купила готовый растительный мате и сама заварила его. Ее напиток имел светло-коричневый цвет. Это почти обычный чай. Крапивный чай моего приготовления был сероватым, а настой пижмы – желтым. Но, как мне теперь говорят, Лоренс выпил что-то зеленое, похожее оттенком на темное бутылочное стекло.
– С листьями внутри! – невольно вырвалось у Кэмпиона.
– С листьями? – переспросила мисс Джессика. – Тогда это не могло быть приготовлено мною. Свои отвары я всегда тщательно процеживаю через старую марлю – чистую, разумеется. Разве вы не помните, что пишет Бун? «Осадок представляет собой ценную овощную добавку к вашей диете».
– О боже! – Мистер Кэмпион пристально вглядывался в нее сквозь линзы очков. – Да, кажется, он пишет об этом. Скажите, у вас остались внизу эти… э-э-э… овощные осадки?
Ее ответа он не расслышал: в этот момент дверь резко открылась, и в комнату влетел Кларри Грейс, раскрасневшийся и смущенный, с подносом, на котором стояла непочатая бутылка ирландского виски, сифон и полдюжины стаканов.
– Угощение от мисс Роупер для уважаемых гостей, – объявил он, обращаясь к присутствующим, как к огромному зрительному залу. – Бутылка закупорена, все проверено, никто не должен опасаться.
Он поставил поднос на обеденный стол, сверкнул сценической улыбкой и поспешил удалиться, всем видом демонстрируя, что не желает случайно услышать какие-либо секреты.
Полицейские не обратили никакого внимания на его появление и продолжили тихие консультации между собой, а Джессика повернулась к своему герою-спасителю.
– Глупая женщина, но такая добрая, – заметила она.
– Возможно, – рассеянно согласился Кэмпион, и его взгляд устремился на портрет, висевший над камином.
Затем, мисс Джессика повела себя так, словно он произнес свои мысли вслух, его изумлению не было предела, он успел забыть о ее редкостном даре.
– Вы ведь все знаете, не так ли? – тихо спросила она. – Сходство просто бросается в глаза. Ее мать была танцовщицей, насколько мне известно.
Он с удивлением уставился на нее, и она продолжила, тем же негромким голосом, но получая наслаждение от сенсационного эффекта, который сейчас производила:
– К тому же она была деловой женщиной. Моя мать, поэтесса, на которую я так похожа, вообще не знала о ее существовании. Я говорю о внебрачной дочери, но зато мой отец, оставаясь человеком справедливым, позаботился о них, и они ни в чем не нуждались. Мы давно поняли, что именно от него Рене унаследовала практическую жилку, какой не обладал больше никто из нас, а он принял меры, чтобы дом и обстановка, столь дорогие его сердцу, достались ей. Вот почему мы так охотно берем у нее, практически ничего не давая взамен.
Пока Кэмпион осмыслял только что полученную информацию, мисс Джессика склонилась совсем близко к нему и что-то прошептала. У детектива перехватило дыхание, и он окончательно поверил услышанному.
– Пожалуйста, сохраните эту тайну. Понимаете, она не знает, что мы знаем о ней все. Так лучше для всех. Никто не испытывает неловкости.
Мягкий голос звучал благодушно, и, по ее мнению, она наконец покончила с важным вопросом. Удовлетворившись произошедшим, как поступила бы поэтесса в те дни повсеместно распространенного циничного практицизма, когда королевой еще была Виктория. Даже Льюк, стремительно подошедший, чтобы продолжить разговор, нисколько не поколебал невозмутимого спокойствия мисс Джессики. Она покорно села, куда он ей велел, и на первые вопросы отвечала с абсолютной уверенностью.
Кэмпиону эта процедура стоила гораздо большего нервного напряжения, чем ей самой. Он оказался в той кошмарной ситуации, какой страшится любой хороший полицейский. А в данном случае все осложнялось вдвойне. Скоро стало очевидно, что мисс Джессика легко могла допустить ошибку в своих чайных приготовлениях, но, тем не менее, никто в этой комнате ни на секунду не допускал мысли о ее виновности в преднамеренных преступлениях.
Кэмпион собирался удалиться с невыносимого для него допроса, когда мисс Джессика вдруг спросила:
– Не тот ли это стакан, из которого пил Лоренс? Тогда отнеситесь к нему бережно, прощу вас. Это стакан Эвадны для хереса. У нее их всего осталось два. Старое стекло из Бристоля.
Эта фраза словно отделилась от прочих произнесенных здесь вопросов и ответов, зримо зависнув перед ним – маленькая, но четко различимая, – будто отпечатанная черным шрифтом прямо в воздухе поперек комнаты.
И немедленно сразу две задачи приобрели особую срочность и важность.
Льюк, державший стакан обернутым в носовой платок, бросил на Кэмпиона недоумевающий взгляд. А сам Кэмпион склонился к мисс Джессике, заметив, как дрожит его голос.
– Я видел цветы в этом стакане, – сказал он. – Ваша сестра никогда не использовала их как вазы для цветов? Искусственных цветов?
– Цветов? Нет. Это два последних стакана для хереса из набора моего отца. Эвадна никогда не стала бы пользоваться ими в иных целях. Они очень ценные. Я и не подозревала, что сегодня она брала их. Обычно они стоят на каминной полке. Но хереса вечером не подавали. У нас его просто нет. Вот почему пришлось самим приготовить другие напитки.
Кэмпион уже не слушал ее. Извинившись, он развернулся на каблуках и вышел из комнаты, пройдя в гостиную, где лежал Лоренс, он задал ему единственный вопрос, показавшийся больному абсурдным и не имевшим значения.
– Да, – ответил Лоренс. – Да, мы это делали. Всегда. Это стало традицией, доставшейся нам от более счастливых времен. Мы все. Да. По любому поводу. Боже милостивый! Уж не хотите ли вы сказать…
Кэмпион покинул его. Он двигался очень быстро. Просунув голову в приоткрытую дверь столовой, он обратился к Льюку: