Княжич так задумался, что не заметил, как въехал в ворота Корслунг-хэла. Тут тоже суетились: чистили от весенней грязи двор, отмывали статуи – один из слуг так замысловато ругал голубей, что Митькин сопровождающий придержал коня.
– Эк заворачивает! А у вас так умеют?
Княжич не сдержал улыбки.
– Умеют.
Солдат глянул недоверчиво, но спорить не стал.
– Ладно, поехали. И так вон какого кругаля дали!
Курам принял Эмитрия сухо и, не тратя время на разговоры, кивнул на часы. Стрелка как раз замерла в нескольких минутах от семи.
…Лапник в три слоя, сверху плащ. Костер кажется неестественно алым на фоне черного горного неба. Звезды непривычно крупные. И даже снег чуточку другой, серебристо-белый, делающий ночь не такой темной.
Ильт наклонился к котелку, подбросил щепотку трав – их горечь отгонит сон. Питье для тех, кто на страже. Солдаты ходят тропой от дороги мимо отвесных скал, вкруг небольшого плато, снова через дорогу и дальше вдоль обрыва, с которого утром бросали пленных. Полтора десятка кругов – и можно ждать смену.
Брис подошел, сунул кружку. Ильт наполнил ее коричневатым кипятком, поставил на снег остудить, и тот сразу протаял вокруг боков и под дном.
– Ну?
Вот паршивец: смотрит требовательно, привык, что от него ничего не скрывается. Брис сплюнул в костер, сказал раздраженно.
– Мы завтра пойдем Хвойным ущельем. Шакалья задница!
– Ну и чем ты недоволен? – Ильт спросил шепотом, с оглядкой.
Правильно, конечно, такое не для лишних ушей, но Брис не сумел сдержать раздражение и сказал громко:
– Князь Дромар атаковать будет, а мы так, фланги укрепим.
– Это тоже кому-то надо делать, – все так же тихо ответил Ильт.
– Да ты совсем трус или дурак?
Побратим глянул через плечо и снова наклонился над котелком, подбрасывая в кипяток снега. Он даже не соизволил облечь в слова: ты же знаешь, что нет.
– Когда ты только повзрослеешь, – уже негромко сказал Брис, выдернул кружку из сугроба. – Фу, гадость.
– Ты бы спать лучше шел.
– Успеется. Слушай, ты действительно не понимаешь, почему сейчас нужно быть рядом с Дромаром? Да повернись ты!
Ильт послушно сел к костру боком, преувеличенно внимательно глянул на старшего друга.
– Коннетабль не в чести у короля. Еще один промах – и его сместят, если вообще не зарубят случайно в бою.
– Следующим коннетаблем станет князь Дромар, я знаю, – кивнул Ильт.
– Ну так и понимать должен, почему я хочу остаться тут, рядом с ним.
– Понимаю, наверное. Но мне это не нравится. Мне вообще Дромар не нравится.
– Чем же? – Вот уж насмешил, право слово. Золотой князь, блестящий полководец – и сопляку какому-то, вояке неопытному, не нравится.
Ильт смотрел серьезно.
– Вот пленных сегодня, их можно было просто убить. А он в ущелье живыми сталкивать приказал. Зачем?
Брис удивился:
– Для устрашения. По праву победителя. Война же.
– Воевать тоже по-разному можно.
– И проигрывать. А Дромар всегда побеждает.
– Это мне и не нравится. Если бы он хоть раз проиграл…
– Сдурел? – Брис оглянулся. Не приведи Создатель, услышит кто, так долго разбираться не будут. – Тоже со связанными руками полетать хочешь?
– Вот именно, – совсем уж непонятно сказал Ильт.
Брис разозлился: что из себя этот сопляк строит? Пусть сначала научится сражаться как Дромар, а потом уж морду кривит. Победы ему, видите ли, не нравятся!
– Топай-ка ты спать, понял? И чтобы я больше такого не слышал, – коротко рубанул ладонью воздух.
– Слушаюсь, мой командир, – сумрачно отозвался Ильт. – Только, знаешь, ты вон сейчас руками совсем как Дромар машешь. Потом и воевать так же будешь?
– Да если бы я вполовину как он воевал, я бы Росса больше ни о чем не молил.
– Ну и… – Ильт не договорил, вскочил с лапника и пошел в сторону палаток…
Видение растаяло, оставив запах снега и горький вкус отгоняющего сон отвара. Митька облизнул губы.
– Плохо!
Княжич вздрогнул от резкого голоса Хранителя. Мир после возвращения был еще слишком зыбок и покачнулся от громкого звука. Митька глянул удивленно на Курама.
– Плохо. Ты тратишь время на ерунду. Останавливаешься, вместо того чтобы идти к цели. – Старик был рассержен.
– Откуда вы можете знать, важно это или нет? – огрызнулся Митька. Его что-то царапнуло в разговоре побратимов, но что – он не мог понять.
– Важно лишь то, как твой род потерял покровителя.
– А мне, может, важнее – почему он его потерял!
Курам засмеялся, и только тут Митька заметил, что Хранитель нетрезв. Что-то рановато, праздновать еще не начинали.
– Мальчишка! – Курам наклонился к княжичу, дыхнул на него вином. – Солдаты под флагом илларского короля перешли миллредскую границу. Молись Создателю!
– А вас-то что так тревожит, владетель? Вы же знали, что так и будет.
Старик откинулся на спинку кресла. Сказал неожиданно трезвым голосом:
– Сегодня готовили к празднованию икону с ликом Родмира. Особую икону… впрочем, неважно. Так вот, она была мертва. Доска, краски и ничего более.
Митьку передернуло: он вспомнил пустое небо.
– Покровитель недоволен нами. Может быть, ему нужна война?
Приказ короля: князя Кроха брать живым! Брать живым – повторяют князья. Живым – напоминают капитаны. Живым – разносят порученцы. Темка не рад приказу: сам бы пристрелил мятежного князя. За эту войну, за сгоревшую Лаховейку. За двух побратимов – Митьку и Марка. Понимает, что правильнее, если князя казнят в Турлине, но ненависть не хочет ждать.
Темка не может понять спокойствия Марка. Вон как неторопливо седлает коня, точно не в бой собирается, а в тыл с поручением. У Темки земля горит под ногами – быстрее в Минвенд! Марк гладит Санти по морде, сует коню сухарь.
– Выступаем! – клич впереди.
Княжич Торн взлетает в седло, Марк медлит.
– Ты что? – не выдержал Темка.
– А что? Все нормально.
От неестественно-ровного голоса побратима у Темки мурашки по спине ползут.
На подступах к городу бой будет коротким. Минвенд – мирное поселение, и за его ненадежными стенами не защитники, а захватчики. Настоящий бой ждет у небольшой крепости, давшей имя городу – в ней закрылся князь Крох с большинством своих солдат.
– Сволочь, дерьмо шакалье, – шептал Темка, глядя на крепостную стену. Там, среди мятежников, стояли связанные женщины и девушки. Веревки петлями обхватывали их шеи и крепились у ног.
– Георгий, я знаю, – произнес за спиной король.
Темка оглянулся: ведь адъютант молчал. Да и имело ли смысл говорить о том, что понимали все? Прошло уже с четверть часа, как стояли тут королевские войска. Уже дважды раздавался отчаянный девичий крик, короткий – падение было недолгим; тела недвижимо висели на веревках, и только ветер теребил золотистые косы.
– Солдаты не пойдут, – заговорил адъютант.
– Если я решу, значит, пойдут. Я сам пойду.
Еще один крик. Ветер вздул темную юбку колоколом, точно пытался удержать женщину.
– Передавайте приказ. Готовность к штурму.
Темка не хотел помнить, как брали Минвенд. Королевские солдаты лезли на стены по веревкам, на которых висели мертвые миллредские женщины. Темка и Марк тоже не стали дожидаться, пока вышибут ворота.
На мятежников приказ короля не распространялся, и их убивали жестоко. Темка сам видел, как капитан Георгий сначала отрубил солдату с белыми лычками руки и только потом рассек ему живот, так, чтобы мятежник умер не сразу. Пол был залит кровью, тут шел не бой – бойня. Темка оскальзывался и раз не удержался на ногах. Спасибо Марку, прикрыл, давая подняться.
Мелькали перед глазами свои и чужие; белые аксельбанты мятежников и белая отделка королевских мундиров стали одинаково красными. А потом Темка увидел Кроха – очень близко.
Крох отступал, пока не оказался отрезанным от своих в небольшом тупичке, заканчивающемся запертой решеткой. Темка услышал яростный выдох Марка и, понимая, что делать этого нельзя ни в коем случае, все-таки пропустил побратима вперед.
– Живым! – Яростный голос Эдвина услышали все.
Крох, прижимающийся спиной к железным прутьям, засмеялся.
– Лесс, уйди!
Приказ Марк не выполнил, но клятву, данную королю, помнил – он не пытался убить, а только ранить. Этот поединок Темка тоже не хотел помнить. Но все равно помнил: и как Марк перехватил шпагу в левую руку, и как он успел отклониться, пропуская сталь в двух пальцах от горла, и как упал на колени, зажимая бок. Уже не пытаясь защититься, а лишь откатиться к стене, пропуская капитана Радана. И как следом за Святославом рванулся кто-то еще, и Марк хрипло вскрикнул под его сапогами.
Последующее же запомнилось урывками: высокий узкий коридор, в котором гулко отдавался топот – королевские солдаты гнались за мятежниками. Боль ниже колена разгоралась все сильнее, штанина уже промокла, и в сапоге стало противно-липко. Дверь, вспухающая щепками, – через нее стреляли забившиеся в кладовую мятежники. Они цеплялись за полки, пока их выволакивали, обдирали пальцы в кровь, пытаясь удержаться, но их выбросили из окна. Холодный камень под спиной – раненая нога совсем отказала, и пришлось сесть. В коридоре было пусто, но с обеих сторон доносились крики, выстрелы, скрежет железа. Сначала затихло слева, и мимо княжича пробежали солдаты. Через несколько минут бой закончился и справа. Темка какое-то время еще посидел, зажимая простреленную ногу, потом встал, цепляясь за стену, и похромал разыскивать короля. Хорошо хоть, нашел его быстро.
От помощи отказался, сам выполз во двор, проклиная каждую ступеньку.
– Лекарь там, – мотнул головой солдат, сидящий на крыльце. – Проводить, княжич? Меня вот только в плечо задело. Так я на здоровом дотащу.
– Не надо.
Темка искал не лекаря, а Марка.
Друг устроился на ящике из-под пороха, сидел, сгорбившись и положив раненую руку на колени. Мундир был накинут на плечи, разорванная рубашка валялась на земле – вернее ее обрывки, остальное пошло на перевязку.