Видение истончилось, просыпалось – как мелкий серый песок сквозь пальцы. Алый закат превратился в каминный огонь, задернулся бархатными портьерами горизонт, и не степь уже под ногами, а деревянный наборный пол. Оформился подлокотник под сжатой рукой, коснулись ноздрей запахи. Митька еще никогда не возвращался так стремительно.
– Разве уже все?
– Ты сам отсек прошлое.
Княжич протянул руки к камину, отогреваясь после холодного ветра Торрена. Сказал, не глядя на Хранителя:
– Он так легко поверил. Почему?!
– Ты же видел.
– Видел. Но не понимаю.
– Потому что тебе кажется, что ты уверен в своем побратиме. Но разве можно знать заранее?
Митька вспомнил безумные Темкины глаза за мгновение до того, как горячее железо впечаталось ему в щеку. Отвечать Хранителю не стал, попросил:
– Можно дальше?
– Воля твоя.
Его. Но видение не приходило, рвалось настоящим на куски. Стены замка – пожар или пылает огонь в камине? Шум боя, сквозь него слышно, как стучит об пол костью Агрина. Стук превращается в грохот – выламывают ворота. Брис с мечом в руке мелькнул и пропал. Свалка у входа в башню. Князь Павлий Чадек, поднявший к небу изумленное лицо: двумя руками он держится за клинок, вошедший ему в живот. Лестница, залитая кровью. Кусочек рассветного неба в промелькнувшем окне. Снова князь Чадек – уже мертвый. Гулкое эхо в полутемном каменном коридоре, сводчатый потолок над головой. Брис, убегающий от боя.
…Победа – за ними. Как только Брис понял это, начал прорубаться в сторону, к незаметной двери с хитрым запорным устройством. У самого входа пришлось убить троих, кажется, попал под удар и солдат коннетабля. Князь скользнул за дверь, она дрогнула, приняв на себя чье-то тело. Брис не стал оглядываться, побежал по коридору, идущему в полой стене башни. Хриплое, сорванное дыхание казалось слишком громким.
На потайную дверь Брис налетел плечом, поднажал – и понял, что она заперта. Но и тогда он снова толкнул ее, раз, другой, все больше зверея. Заперта. Росс-покровитель, заперта! Неужто кто позаботился в горячке боя?
Долго водил ладонью по стене, забыв, какой именно камень сидит неплотно. Сунулся в тайник, моля Создателя, чтобы ключа там не оказалось, но пальцы натолкнулись на холод железа. Вытащил. Уронил, долго ползал на четвереньках, выискивая ключ в темноте. Потом сообразил нашарить на стене факел и запалить. Ключ сразу отыскался, легко вошел в скважину. Щелкнул замок. Брис сглотнул, вытер выступивший на лбу пот и открыл дверь.
Узкая длинная комната, левая стена разрезана темными провалами бойниц. Пустая. Брис поднял факел повыше, выискивая следы захватчиков. Но нет, сюда давно никто не входил. Князь Павлий Чадек не узнал о ловушке.
– Ненавижу! – крикнул Брис, не понимая, а кого он, собственно, ненавидит. Швырнул факел в стену, зарычал, как бывало в отчаянном бою. Он проиграл. Замок взят – но он проиграл. Дромар никогда не простит ему погибших. Золотой князь, коннетабль, не связывается с дураками.
Брис попер вдоль стены, точно раненый вепрь, рубя ведущие от барабанов веревки. Тайный ход отзывался скрежетом железа о камни и тяжелыми ударами – его перегораживали решетки, закрывая доступ к замку.
Хватит. Мысль была так холодна и спокойна, что Брис удержал руку. Да, слишком много тоже не хорошо. Он вернулся к выходу, нашарил у пояса колчан. Чадек наверняка разграбил запасы Динхэла и мог вооружить своих людей такими стрелами. Положил у бойниц, мол, забыли, когда кинулись защищать ворота. Еще одну стрелу Брис уронил у самого порога – убегали в спешке.
Дальше вело наитие, как казалось самому Брису, но на самом деле – опыт и знание замка. Комнату, где держали пленника, князь Дин нашел быстро. Охранник сбежал, но хозяин знал, где хранится запасной ключ.
Постоял, смиряя биение сердца. Шепнул: «Росс-покровитель, пусть он будет жив. Росс-покровитель, пусть он никому ничего уже не расскажет».
Толкнул дверь.
Первым сказал об этом запах – свежей, еще не заглохшей крови. Еще до того, как Брис увидел побратима, уже знал: жив. Шагнул к окну, раскрыл ставни. Рассвет выхватил из темноты лавку с привязанным к ней Ильтом. Побратим был без сознания, но живот, перетянутый ремнем, колыхался. Дыхание неровное, лицо – землисто-серое. Среди ожогов и тонких ножевых порезов Брис заметил длинную рану, нанесенную мечом, – клинок вошел между нижними ребрами. Успел, оказывается, мальчишка принять бой с захватчиками. Рана не зарубцевалась, видно было, что ее снова и снова открывали ножом.
Брис опустился перед лавкой, осторожно перерезал ремни. Зачерпнул воды из стоящего тут же ведра. Приподнял Ильту голову и плеснул в лицо. Побратим судорожно вздохнул, открыл глаза – испуганный, готовый к новой боли. Брис почувствовал, как напряглись у него под рукой плечи и тут же обмякли.
– Получилось… Ход… – сказал Ильт в два приема, закашлялся. – Я знал, вы пойдете…
– Молчи, тебе нельзя.
Ильт засмеялся. Брису стало жутко, а побратим смеялся, выхаркивая кровь и корчась у него в руках.
– Теперь можно. – Губы у него посинели, из раны потекла кровь. – Я так молчал…
Кровь капнула с лавки на пол. Брис скинул куртку, зажал рану. Лекаря надо, срочно, а то ведь помрет, дурак!
– Молчи.
– Так было больно… я не знал, что так больно… не сказал, – выдохнул гордо.
Мальчишка, сопляк.
– Да замолчи ты!
Росс-покровитель, ведь помрет же!
…И никто не узнает, что ход был свободен.
Брис плотнее прижал к ране куртку, надавил – Ильт дернулся у него в руках и зашелся в новом приступе кашля, разбрызгивая мелкие капельки крови. У Бриса выступила испарина.
– Больно… Теперь ты не скажешь «сопляк»… да?
«Его не выходить, – думал Брис. – Вон, слова вместе с кровью идут. Зачем зря мучить? Палач терзал, теперь лекарь будет. И все равно умрет. Уже бы умер, была бы рана чуть-чуть поглубже».
– Они меня так… а я не сказал… – Ильт слизнул кровь с губ, попытался улыбнуться.
Умрет и побратима за собой потянет. Дромар не простит. Ильт еще порывался что-то сказать, но Брис отбросил куртку и голой рукой нажал на рассеченный бок. Теплое, густое потекло между пальцами, захрипел Ильт – и Бриса ударило изнутри болью, хлестнуло ледяным ветром.
Огромный Орел мелькнул между побратимами, отбросил князя Дина крылом. Крикнул что-то – как кричат, сорвавшись в ущелье, – отчаянно, предчувствуя смерть. Перед глазами Бриса мелькнуло рассветное небо, поднялась отвесная скала. Удар! Качнулся под ногами пол, да что пол – весь замок вздрогнул, весь мир. Боль – точно каждая косточка переломана. Тоска – как душу вырвали. Громыхнул ледяной голос:
– Проклят! Тарет дон вед… – незнакомые слова звучали так, словно кто-то бил мечом по щиту.
Брис рухнул на колени, закрыл лицо измазанными в крови руками. Пусто, как пусто внутри… Орел-покровитель?.. И раньше не было ответа, но только сейчас Брис понял, что такое – мертвая тишина. Страшная, она давит на плечи, вот-вот размажет по каменным плитам.
Закашлял Ильт, завозился на лавке. Окликнул сорванным, непонимающим голосом:
– Брис?..
Орел-покровитель!..
…Больно. Как тогда, на Орлиной горе. Даже сильнее – давило на грудь, жгло, точно дышал горячим воздухом Черных песков. Голова кружилась, и Митька не сразу понял, что лежит. Горячее и шершавое мазнуло по щеке, и княжич открыл глаза. Агрина заскулила, снова лизнула. Митька погладил собаку и приподнялся.
Оказывается, он лежал на жестком диванчике в нескольких шагах от стола. Валялся перевернутый стул, капало на пол разлитое вино. Хранитель что-то сыпал в бокал и помешивал, звякая ложечкой.
– Выпей, – подошел он к Митьке.
Вино, сильно разбавленное водой, сверху плавают засушенные лепестки, и пахнет чем-то незнакомым, горьковатым. Щиплет язык. Сунуть бы в горло два пальца, проблеваться той мерзостью, что увидел. Но нельзя.
– Пожалуйста, – Митька вцепился в рукав Хранителя, – я должен дальше!
– Лежи. – Курам отобрал бокал, с силой надавил на Митькины плечи.
– Я не запомнил! – он рванулся из рук Хранителя: – Что-то сказали тогда, а я не понял!
– Да, предсказание сделано на том языке, что старше названия нашего города. Агрина, принеси.
Пес цапнул со стола листок и метнулся к хозяину.
– Вот, смотри.
Буквы знакомы, но слова, в которые они складывались – нет. Вед, тарет, мальток… Кроме одного: Дин.
– Вы переведете? – спросил торопливо, словно мог еще успеть вернуться в прошедшее и спасти Бриса от него самого.
– Нет. Не мое это дело – беседовать с покровителями. Я могу угадать лишь пару слов: «когда» и «враг».
– Тогда кто? Священники?
– Не думаю. Язык этот давно утрачен, согласно легенде на нем говорили звери-хранители в Саду Матери-заступницы. Я только раз слышал о человеке, который мог понимать его. Выходец из Дарра, из тех, что не сидят подолгу на одном месте.
– Когда вы о нем слышали? – Митька сел, осторожно качнул головой: вроде бы не кружится.
– Давно. Тогда он еще был молод и любил похваляться своими талантами. Может быть, он еще жив. На твоем месте я бы поспрашивал у мастеров амулетов, может, знают о земляке.
Митька кивнул, вспомнив торговца из маленькой лавки. Первого, кто увидел, что род Динов потерял покровителя. По их собственной вине. Создатель, какая же подлость! Митьку снова замутило.
– Хранитель Курам, я должен узнать, что произошло дальше.
…Почему-то в комнате выздоравливающего рассвет чище и невесомее. Подушку и край одеяла окрасило розовым, и даже лицо Ильта не казалось таким зеленовато-землистым. В полном дорожном облачении войти тихонько Брису не удалось, впрочем, он и не особо старался. Княжич Торн открыл глаза, повернул голову. Брису захотелось прикрыть лицо рукой в плотной перчатке, чтобы не увидеть снова все то же недоумение в глазах побратима.
Но сегодня Ильт взглянул спокойно, и Брис обрадовался было, но тут же понял – лучше гнев и обида, чем такое равнодушие.