Побратимы дружно кивнули.
– Митька, помнишь, какой тут базар был?
– Угу. Пряники-солнышки, вкусные.
– Какие, к шакалу, пряники! Хлеб если кто вынесет, так за такую цену, хоть с себя все продавай. Стоп, отсюда, вроде, направо. Заглянем к барону? Как раз по дороге. Жив, нет?
– Давай. Только быстро, ага?
На знакомых воротах вывеска: «Продается» и знак – «Собственность короны».
– Думаешь, казнили? – спросил Митька.
Темка пожал плечами. Может быть. Барон был так предан роду золотого Лиса.
Пришлось долго стучать в ворота. Наверное, чиновник не верил, что могут явиться покупатели, и вышел неторопливо. Кажется, его оторвали от еды. Темка поморщился от густого чесночного духа, надоевшего до тошноты. Скотину забивали, не дожидаясь зимы, все одно падет от голода или уведут королевские солдаты. Мясо по жаре долго не хранилось, вот его и приправляли щедро чесноком, перебивая гнилостный запах.
Чиновник оглядел посетителей, особое внимание уделив серебряным Темкиным аксельбантам.
– Что желают молодые господа? – спросил вежливо. Взгляд его остался тусклым и безразличным.
– Мы хотели узнать, что случилось с владельцем дома.
– Убит во время уличных боев. Наследников не осталось.
– На чьей стороне? – уточнил Темка.
– Короны. Говорят, барон возглавлял местное народное ополчение.
– Благодарю.
– Я могу быть вам еще чем-нибудь полезен? – с плохо скрываемой скукой спросил чиновник.
Княжич молча развернул коня. Ворота закрылись, стукнул, входя в пазы, засов.
– Вот ведь, – удивился Темка. – Я думал, встретит Кроха с радостью.
– Поехали в лавку, – поторопил Митька.
По пустынным улицам стук копыт разносился особенно громко. В торговых кварталах тоже было тихо, большинство лавок закрыты. Только на крыльце одной стоял, скрестив на груди руки, хозяин. Он проводил всадников внимательным взглядом. Выехали на перекресток; на одном углу был трактир, тоже закрытый, на другом – церквушка с распахнутыми воротами. Темка остановил Каря.
– Вы поезжайте, я догоню. Я быстро.
В церкви было темно, тихо и пусто. Княжич не стал звать священника. На столике у двери лежали свечи, стоял деревянный короб с прорезью. Темка отсыпал из кошеля не глядя, выбрал свечу.
У иконы Матери-заступницы теплилась лампадка, высвечивая бледное лицо в золотистом ореоле. Темка поклонился, коснулся лбом простого деревянного оклада. Осторожно, стараясь не дышать, посадил на свечу огонек.
– Спасибо, Матерь-заступница, – беззвучно шевельнул губами. – Спасибо, что сохранила. Благодарю за милосердие.
Где-то заскрипела дверь, послышались шаги. Кажется, священник. Говорить с ним не хотелось, и Темка торопливо выскочил из церкви. Карь послушно ждал там, где его оставили. Княжич обхватил лошадиную морду.
– Ну, не фыркай. Дурак ты, не понимаешь. Дурачина! – Карь дернул головой, но Темка удержал. – Тоже мне, расфыркался! Митька же вернулся! Понимаешь, вернулся! Поехали, догоним.
Яркий полог, напоминавший о ярмарочном шатре гадалки, исчез, это было заметно издалека. Подъехали ближе и увидели, что окна прикрыты ставнями, пропала гроздь деревянных фигурок. Митька кулем свалился с седла, отчаянно толкнул дверь. Она оказалась открыта.
Лавка была пуста: ни купца, ни амулетов. Но узкая щель у притолоки задней двери светилась, неразборчиво слышались голоса.
– Эй, есть тут кто? – крикнул Митька.
Выскочила смуглая девчонка, на ходу оправляя подоткнутую юбку. Глянула без любопытства и затараторила:
– Уж простите, господа, не торгуем. Закрыта лавка.
– Позови купца.
– Так не торгуемы мы, уж простите.
– Позови.
Девчонка пожала плечиками, исчезла за дверью. Послышался ее раздраженный голос, что-то ответили, совсем тихо. Вышел щуплый мужчина в стареньком камзоле.
– Простите, господа. Лавка закрыта.
– Вы не помните меня?
Даррец сощурился, крикнул:
– Эла, принеси свету.
Появилась девчонка, поставила лампу на пустой прилавок. Сердито глянула на посетителей.
– Эла, иди, помогай матери.
Мастер амулетов повел раскрытой ладонью перед Митькиным лицом.
– А-а, тот мальчик, чей род потерял покровителя. Прости, запамятовал, как тебя зовут.
– Эмитрий Дин.
– Дин? – купец перевел взгляд на Темку и Марка, на их нашивки королевских порученцев. – Впрочем, не удивительно. Отец и сын проклятого рода… Да… что же, купец Варрас к вашим услугам. – Он поклонился, сложив руки и прижав к груди.
– Вот, – Митька положил на прилавок листок. – Это слова, сказанные, когда покровитель покидал наш род.
Варрас близоруко сощурился, поднеся бумагу к лицу.
– Вы можете перевести?
Купец покачал головой.
– Нет, язык священных зверей мне не знаком. Я могу растолковать, объяснить ритуал, но для этого должен быть перевод. Точный, дословный. В словах священных зверей много иносказательного, я знаю, как-то сталкивался.
– Сталкивались? А кто переводил тогда?
– Мой земляк. Нет, я не знаю, где его найти, он не сидел подолгу на одном месте. Хотя сейчас, может, уже и прижился где. Все-таки постарше меня будет, пора угомониться.
– Как его звали?
– Мастер Еран. Не спрашивайте, как он выглядит, прошло уже лет двадцать с тех пор, как мы встречались. В те времена Еран мечтал жить на берегу моря, может, и добрался туда. К сожалению, больше ничем помочь не могу. Простите, господа, нам нужно собираться.
– Вы уезжаете?
– Да, по необходимости. Сейчас тут трудно прожить мастеру амулетов, а у меня семья. Переберемся подальше от границы, к родне. Если вам понадобится растолковать перевод, то сможете найти меня в Паволе. Буду рад помочь, чем смогу.
– Подождите. – Марк отодвинул Митьку, встал перед даррцем. – Скажите, купец Варрас, кто покровительствует мне?
Раскрытая ладонь промяла воздух перед лицом князя Лесса.
– Тебя любит Росс, это видно. Но твой покровитель – Ласка.
– Спасибо. – Марк поклонился по даррскому обычаю, повторил: – Спасибо, купец Варрас.
Горизонт полыхал золотом. Митька нащупал фляжку, прикосновение к ее боку успокаивало.
– Жарко. – У Марка на лбу блестели капельки пота.
– То ли еще будет, – пообещал Темка.
Митька снова пожалел, что не смог отговорить друзей. Шакал его дернул за язык тогда, ночью!
…Словно кто в плечо толкнул, и Митька открыл глаза. В спальне Северного Зуба было тихо. Отсыпался после службы Темка, еле слышно посапывал уставший с дороги Марк. А у Митьки сон как сдуло. Кусала, точно блоха, непонятная тревога. Тихонько, стараясь не разбудить порученцев, княжич Дин встал и подошел к окну. Луна – огромная, вздувшаяся – висела над зубчатым краем стены. Дальше, за стеной, невидимые из окна, отливали серебром Черные пески. Митька очень хорошо помнил, как светились они ночами.
«Ты обещал», – голос возник как легкий ветер, и исчез, не оставив следа. Митька решил, что ему почудилось и меньше надо думать о Песках.
«Нет, – возразил голос. – Ты слышишь меня».
Митька ухватился за подоконник. Он забыл об этом голосе – заслонили мятеж и война, погибший Орел и проклятие рода. Да и не очень-то хотелось помнить, как умирал Темка, проще убедить самого себя: это был бред, чего не почудится от жажды.
«Умирал, – сказал голос. – И ты обещал мне».
– Да, я помню тебя, – прошептал Митька. – Я помню свое обещание.
«Приходи. Я буду ждать тебя у источника».
– Как? Я не распоряжаюсь собой, я служу королю.
«Проси его. Помни, ты – обещал!»
– Я помню! – Митька не заметил, как повысил голос. – Я не отказываюсь от обещания.
«Я буду ждать тебя четыре дня».
– Но если король…
«Четыре дня. Ты помнишь, кто подарил жизнь твоему побратиму?»
– Помню, – хрустнуло, словно песок на зубах.
«Это была милость, которую можно отнять».
– Не надо!
Полыхнуло жаром, голос прошуршал песком:
«Придешь?»
– Да! Приду!
Жаркий, горячий ветер дул в лицо, хлестал песчинками. Митька закрыл глаза, крикнул, сплевывая с губ песок:
– Ты слышишь? Я приду!
– Ты что?
– Приду!
– Сдурел?
Митьку тряхнули. Голоса были знакомые, а не тот – шелестящий песком. Княжич открыл глаза. Темка и Марк, один – испуганный, другой – недоумевающий.
– Ну чего ты? – Темка тряхнул еще раз.
– Я обещал ему вернуться. Я должен.
– Да кому, шакал побери?!
Под рукой на подоконнике – золотой песок с редкими вкраплениями бронзы и серебра.
– Не знаю. Он помог нам тогда, в Южном Зубе. Я обещал, что вернусь. Мне нужно быть у источника.
Темка буркнул сердито, заранее отметая возражения:
– Я еду с тобой.
– Нет, – отрезал было Митька, но ему шепнули: «Возьми с собой».
– Я тоже еду. – Марк произнес это так, что спорить – лучше уж сразу по лицу ударить.
Каких стоило сил уговорить короля отпустить их из Северного Зуба! Осада затягивалась, в порученцах Эдвин пока не нуждался. Митька же прицепился как репейник. Кажется, король разрешил отлучку, лишь бы тот отстал наконец.
Вот и приехали. Казалось, впереди лежит громадное отражение солнца – такое же слепящее и жгучее. Горячий воздух колыхался, одинокое засохшее дерево выглядело призрачно-ломким. Митька расстегнул мундир. Рубашка прилипла к мокрой спине, княжич пошевелил лопатками.
– Поедем или коней оставим?
– Жалко. – Темка погладил Каря по шее. – Лучше оставим. Тут все равно никого нет.
Лошадей привязали к сухому дереву, выбирая ветки покрепче. Кони нервно прядали ушами, им не нравилось соседство Черных песков. Темка снял мундир, кинул на седло.
– Не вольно ли? – спросил Марк. – Неизвестно, к кому идем.
– Пфе! Видел бы ты, в каком виде я здесь шлялся.
Митька усмехнулся.
– Да, не княжич, а босяк из нищей деревни.
– Вот и неправда! Штаны у меня из хорошей ткани были.
– Ладно, из обнищавшей деревни. Жаль, не сохранились. Сейчас бы нацепил по старой памяти.