– Да как отдать, если его отец – мятежник!
– Значить, сын будет еще больше благодарен королю, – отрезала Дарика. Оглядела дочь с тревогой: – Пока не успокоишься, не возвращайся. Ох, рано тебе во дворец, Элинушка. Тут улыбаться надо, даже когда сердце разбито. Давай я скажу, что тебя с поручением отправила, а ты поплачь, если невмоготу. – Коснулась губами дочериного лба, там, где только недавно стучала пальцем, вбивая премудрость. – Не сердись на меня, Элинушка, ты пока не понимаешь, каково это – быть близко ко двору.
…Поплачь. Лисена все слезы давно выплакала. Да и не плакать хочется, а посуду бить – яростно, с размахом, до звона в ушах.
Мама думает, это девичья блажь. Может, так и было когда-то, еще там, в Северном Зубе. Недосягаемым казался Эмитрий Дин, но не как наследник золотого рода, а как чудесный светловолосый белокожий мальчик – ну просто снежный мальчик. Может, так и остался бы Эмитрий для Лисены сказкой, если бы не тот весенний день, когда устроили княжичи гонки на плотах, да перевернулись. Элинка бродила по опушке, собирая первые одуванчики на венок. Вдруг крики, треск, вылетели на берег плоты и мокрые княжичи. Лисена с перепугу юркнула за деревья. Вода в Красавке была еще студеная, и первым делом наследники принялись скидывать мокрую одежду. Выходить Лисене было поздно, а пробираться через лес она побаивалась, вот и затихла мышкой. Не заметили ее. Артемий прыгал по берегу, вытряхивая из ушей воду, а Эмитрий повернулся к Лисене спиной и пытался отжать мокрую рубаху. Так близко стоял, что протяни руку – и коснешься торчащих позвонков. Вот эти позвонки, выпирающие, как у самого обычного мальчишки, и стали для Лисены откровением: не снежный мальчик княжич Дин, а самый что ни на есть живой.
Не про кого-то, про Эмитрия думала Элинка, замечая, как меняется ее тело. Оглаживала руками наливающиеся бока и тонкую талию, придирчиво рассматривала в зеркало еще маленькую грудь. Вот приедет Эмитрий и увидит не малышку Лисену, а красивую девушку Элину Демаш. А что она будет красивой, Элинка не сомневалась: маму и сейчас провожали восхищенными взглядами.
«Нашлась красавица!» – с ожесточением подумала Лисена, вкладывая в прическу выбившийся локон. Вспомнила, как хорош был Эмитрий рядом с белокурой принцессой, и чуть не выдрала прядку. Сдержалась, преувеличенно аккуратно вколола шпильку. Сейчас возвращаться в «курятник» нельзя: не сдержится Элинка, надерзит, если кто пристанет. Но и стоять на месте казалось невозможным. Лисена пошла по коридору, все ускоряя и ускоряя шаги, точно и вправду могла убежать от боли.
Темка отчаянно завидовал Марку, который вот уже в третий раз кружил в танце экзотичную смуглянку. Сам он больше не смел подойти к принцессе. Можно ли? Или и вправду доставит сплетницам радость? Прав Митька – Темке проще управиться с армейскими делами, чем сориентироваться в сложном мире этикета и традиций, негласных правил и переменчивых настроений. Можно было, конечно, просто спросить у княжича Дина, который вырос при дворе. Но именно к Митьке идти не хотелось, и нежелание говорить с побратимом еще больше усиливало досаду. Шакал паршивый! Ведь понимает, что нет Митькиной вины, и вообще ничьей и никакой быть не может в том, что Виктолия подвела к княжичу Дину принцессу. Понимает, а все равно стоит в нише, спрятавшись от взглядов за высоким вазоном, и злится: на Митьку, на себя, на судьбу. Тьфу, мерзость какая!
Княжич выбрался из укрытия, стараясь держаться как можно непринужденнее. Вежливая улыбка приклеилась к губам, и Темка подозревал, что выглядит донельзя глупо. Молодой наследник известного рода, получивший золотую ленту, приближенный к королю – он был слишком завидным женихом, и не мог избежать внимания девиц и их матерей. В одну ловушку Темка уже попался, наступив на непонятно откуда взявшуюся юбку, пришлось извиняться перед княжной и приглашать на танец. Так что шел Темка по залу, как по полю боя. Нет, в другое время он был бы не против жарких девичьих взглядов, но не тогда, когда все мысли заняты Анхелиной. И уж точно не под придирчивыми взглядами матрон, от которых язык присыхает к небу и забываются простейшие фигуры танца.
Митьку он нашел с трудом, едва не заблудившись среди бело-пурпурных мундиров. Побратим стоял между колоннами, и собеседника его Темка разглядел, лишь когда подошел ближе: король Эдвин, вот уж принесла нелегкая. Княжич мягко отступил, он бы ушел совсем, если бы не услышал:
– Ты всегда был очень дружен с Анной, я этому рад.
Митька чуть склонил голову и не ответил.
– Я видел, как вы танцевали. Красивая пара.
– Анхелина выросла красавицей, с ней любой будет смотреться принцем, – Митька произнес это с легкой улыбкой.
– Не любой, – голос короля, напротив, был серьезен. – Не место и не время, но я все-таки хочу напомнить тебе, кого бы я желал видеть рядом с дочерью. Ты же понимаешь, мне нужно иметь весомый повод отказывать сватам. Для иноземных принцев единственная наследница Иллара…
– И вы предпочтете помолвку Анны со мной? – перебил короля Митька.
– Да.
Темка до хруста, неслышного за музыкой, стиснул пальцы.
– Я бы хотел сделать Анну счастливой, ваше величество.
Гнев и боль. Ничего больше, разве что желание крикнуть в лицо побратиму: «Предатель!» Темка отскочил от колонны и быстро пошел вон из зала. Успеть спрятаться от внимательных глаз, пока окончательно не пожрет душу чудовище, имя которому гнев и боль.
…Митьке показалось, что он услышал шаги. Оглянулся, но никого не увидел.
– Да, хотел бы – как любой брат желает счастья сестре. Да, я знаю, дерзость говорить такое о королевской дочери, но Анна как сестра мне. Ни я, ни она не любим друг друга, как нужно для брака.
– Для принцессы дружба с избранником – уже счастье.
Все это княжич Дин понимал.
– Ваше величество, как вы можете желать для дочери брака с тем, кто сражался против вас? Я был мятежником и старался честно служить князю Кроху. Я предал корону.
– Тот, кто обжегся единожды, будет осторожнее. Ты уже знаешь цену предательству. А я знаю, какой ценой ты готов заплатить за верность Иллару – даже отцом и своей честью.
– И вы считаете, что такой человек достоин принцессы? – с горьким изумлением вырвалось у Митьки.
– Человек, ставящий преданность Иллару выше всего остального, – да! – Эдвин жестом остановил Митьку: – Мы поговорим об этом не здесь. А сейчас найдем Анхелину, и ты пригласишь ее на танец.
Митька оглядел зал, сказал с улыбкой:
– Принцессы нет.
Заблудилась. Ну и кто тут курица? Элинка с отвращением скривила губы. А еще дочь капитана! В двух лестницах и трех переходах заплутала. Вот куда ее шакал завел? Музыка еле слышна, шаги отдаются эхом. Правая стена сплошь в арочных окнах, за ними беснуется гроза. Вода подтекает и капает на пол, Лисена уже намочила в луже подол. Как есть курица! Полыхнула молния, высветила бесконечный коридор. Накатил гром, заставил звякнуть стекла в частых переплетах. Элинка испуганно зашептала:
– Матерь-заступница, милостива будь к дочери своей, да ниспошли ей благоволение, да помоги… ой, мамочка! – Лисена зажала рот ладошкой.
Потусторонний скрип, громыхнуло железо. В полумраке возникло светящееся пятно, поплыло навстречу Элинке. Обрисовалась тоненькая белая фигурка, воздушная, легкая, не идет, а скользит. Создатель! Да это же дух суетный, точь-в-точь как бабка Фекла рассказывала. Обереги, покровительница! Убежать бы, но нет сил вздохнуть, не то что сдвинуться с места. Лисена закрыла глаза ладонью, подглядывая между неплотно сомкнутыми пальцами. Дух неслышно приближался, уже стало понятно: огонь – это лампа в его руке. Может, пройдет мимо? Матерь-заступница! Бледная светловолосая девушка в расшитом золотом и серебром бальном платье остановилась, с интересом глянула на Элинку. Тьфу ты, шакальи проделки! Лисена опустила руку. Это же принцесса!
– Кто ты?
Какая она все-таки! Большие светлые глаза под темными ресницами, бледно-розовые губы. Тугие локоны падают на узкие белые плечи. В низком вырезе платья видна темная ложбинка между грудей. Совсем взрослая в Илларе принцесса. И такая красивая, что с ней не то что соперничать, стоять рядом не смеешь. А Лисена – самая настоящая встрепанная курица, сначала заблудилась, потом испугалась.
– Так кто ты?
Сердится. Свела изящные брови.
– Элина Демаш, ваше высочество. Горничная княгини Торн, – присела в низком реверансе.
Гнев сменился любопытством. Анхелина прищелкнула пальцами:
– Демаш… Демаш… Слышала, но не помню.
– Мой отец – капитан Александер Демаш, он служил вашему величеству.
– Моему отцу многие служат. А почему не князю Торну?
– Папу ранили, и он остался без руки. Был возвращен на службу королевской милостью, приставлен к молодым порученцам. После войны снова вернулся к князю, и сейчас он капитан Торнхэлского гарнизона.
– Я вспомнила! – обрадовалась принцесса, но тут же нахмурилась: – У тебя еще был брат.
– Да, ваше высочество.
– Артемий рассказывал. Мне очень жаль.
Элинка плотно стиснула губы. Прошло слишком мало времени с Шуркиной смерти, чтобы можно было вот так напоминать о ней.
– Ты давно служишь Торнам?
– Я родилась в Торнхэле, – с вызовом ответила Элинка.
– Вот что, ступай за мной. – Принцесса сунула ей в руки лампу и пошла, не оглядываясь. Лисену обдало нежным запахом духов. – Мне волосы переколоть надо.
– Я не умею так, – угрюмо сказала Элинка, глядя на локоны, перевитые лилиями.
Принцесса остановилась. Лисена думала, та разгневается, но Анхелина спросила с любопытством:
– Ты, кажется, сердишься на меня. За что?
– Ну что вы, ваше высочество.
– Не отводи глаза, Элина Демаш. Теперь я точно вижу – сердишься. Но разве я сделала что-то плохое? Тебе или дому Торнов?
– Напротив, вы очень добры, ваше высочество.
Принцесса склонила голову набок, словно разглядывала забавную зверушку.
– А я вспомнила, как тебя зовут на самом деле! Лисена, да?