– Разрешите мне проводить Эмитрия Дина.
– Разрешаю. И убирайся!
Четко развернуться, держать спину ровно. До двери не так уж много шагов.
Шторы в королевском кабинете задернуты. Горит одна лампа, скупо освещая стол и лицо Эдвина.
– Спасибо, что поверили княжичу Торну, – сказал Митька. – Он действительно не знал, ваше величество.
Подумал: «Эх, Темка-Темка, зачем ты так – королю?» Ничего уже не изменить. Вот уж мается сейчас побратим, а Митька даже не успел ему ответить. Только Темка закончил рассказывать, как к дому Торнов снова явилась королевская стража: на этот раз за князем Дином. Митька вспомнил напряженное лицо побратима, испуганные глаза Лисены, застывшей на ступенях крыльца.
– Вина Артемия не была доказана. Правда, невиновность – тоже. Ничего, послужит подальше, на границе. Там видно будет. Но каков наглец, а? Распустились!
Митька молчал, пережидая королевский гнев.
– Я, кстати, догадываюсь, какая между вами вышла ссора. Ты думаешь, во дворце можно сохранить такую тайну? Мне давно донесли, куда исчезает по вечерам принцесса.
– Но почему тогда…
– Я позволил им встречаться?
– Нет. Почему вы не переменили свое мнение о помолвке Анны? Я понимаю, что уже поздно об этом, но почему?
Эдвин вздохнул еле приметно.
– Представь, что у меня так и не родился наследник. И что же? Кому я передам Иллар? Не Артемию же Торну, пусть он будет хоть трижды золотого рода! Не выйдет из него хорошего короля. Он слишком… прост. А Анхелина, – Эдвин улыбнулся, – уже выросла. Ей пришла пора любить. Пусть лучше это будет Торн, чем какой интриган, рассчитывающий подобраться поближе к королевской кормушке.
Митька быстро отвел глаза, вспомнив, как когда-то говорил Темке то же самое, желая ударить побольнее, оттолкнуть.
– Артемий, я же знаю, не позволит ничего лишнего, скорее он даже удержит Анну от неразумных поступков. Я сейчас подумал: это хорошо, что есть повод отправить его из Турлина. Безопаснее для Анны, пусть тешится этой любовью издалека. И сердце занято, и проблем нет.
– Тоска – не проблема? – незнакомым самому себе ломким голосом спросил Митька.
– Это удел женщин. Они всегда ждут.
Митька посмотрел на короля и не стал спорить. Это решение тоже не изменить.
– Только не говори Артемию, я бы не хотел, чтобы он наделал глупостей.
– Не скажу, – отрезал Митька.
Нет уж, пусть лучше побратим боится разоблачения, чем узнает, что был всего лишь игрушкой.
– Торн просил разрешения тебя проводить. Я позволил.
– Спасибо, мой король.
– Куда поедешь?
– Я же говорил, сначала в Дарр. А там видно будет.
– Почему не в Ладдар?
Хорошо, что можно сказать правду, умолчав про остальное, – Митьке не хотелось лгать королю.
– Потому что князь Наш слишком настойчив.
При имени королевского летописца Эдвин досадливо поморщился.
– Я ведь думал, Митя, ты привязан к Иллару. Думал, тебе лучше тюрьма, чем изгнание. Я долго не хотел верить твоему родственнику, но он был так убедителен. Правда, что ты говорил с Далидом о службе при его дворе?
Митька усмехнулся:
– Правда.
– Разочаровал ты меня. Не понимаю. Пойти ради Иллара на предательство рода и купиться на сладкий кус из рук чужого короля. Нет, не понимаю.
В голосе Эдвина и гнев, и обида. Митька почувствовал, как у него вспыхнули щеки.
– «Купиться», мой король? А разве князь Наш сказал, что я согласился?
– Нет, – после паузы ответил Эдвин. – Но…
– Я отказался, мой король.
– Вот как… Я его, выходит, не так понял.
Митька промолчал. Это князя Наша-то? Эдвин понял так, как хотел ладдарский летописец. И при этом тур – Митька уверен – не соврал ни слова.
– Видит Росс-покровитель, я завидовал Володимиру, что у него такой сын. Я был рад, что могу выдать за тебя Анну. А ты все так глупо отправил шакалу в задницу! – взорвался Эдвин, стукнул кулаком по столу. Дрогнуло пламя в лампе. – После всего, что я для тебя сделал! Ты мне отплатил – так!
Король встал, с грохотом отодвинул кресло. Вскочил и Митька.
– Я был готов доверить тебе страну и дочь, а ты променял… – Эдвин раздраженно ткнул рукой в сторону королевской тюрьмы. – Как ты мог, Митя?
Он чуть повел плечом.
– Я должен был. У меня не было другого выхода.
Смотрит король. Как тогда, в баронском замке, когда к нему привели арестованного княжича Дина. Нет, еще холоднее, еще тяжелее.
– Уходи, – сказал, точно шпагой ткнул.
Митьку уведут так же тайно, как и привели к королю.
– Я могу проститься с Анхелиной?
– Нет.
Про королеву Виктолию – госпожу Вику! – Митька спрашивать не стал.
– Прощайте, мой король.
Эдвин качнулся вперед, казалось – все-таки обнимет. Но нет, кивнул сухо.
– Ступай. Тебя проводят к княгине Наш.
– Она ждет меня?!
– Королевской милостью ей разрешено проститься с сыном, – отчеканил Эдвин.
Глава 18
Тихо в столичном доме Торнов.
Княгиня будет ночевать во дворце. Королева Виктолия, стоило ей заболеть, делалась вздорной и капризной. Постоянно дергала придворных дам, придумывая им сотню поручений, и не желала оставаться в одиночестве: боялась. С княгиней уехали и две горничные с Дарикой во главе.
Князь еще в обед отбыл на миллредскую границу. Темка был благодарен отцу, что тот благословил его в дорогу. Мама плакала, умоляла повлиять на строптивого наследника, но князь сказал: «Он уже взрослый. Ему с этим жить». Хотя сам предпочел бы отослать сына с посольством, что поедет в Роддар хлопотать за последнего заложника. Далеко от двора, и повод хороший – честной службой вернуть расположение короля, но Темка отказался.
Ужинали Митька и Темка вдвоем под присмотром Лисены. Она озабоченно хмурила бровки, поправляя расшитую парадную скатерть. Волновалась: не сильно ли легким получился ужин. Пусть уже темнеет за окнами, но мужчины все равно должны есть много и вкусно – именно так она сказала, разрезая истекающую соком свинину и поливая ее густым пряным соусом. Ночные феи, приколотые на корсаже Элинкиного платья – ради гостя, Митька в этом уверен, – казались необыкновенно милыми. Для князя Дина Лисена была единственным теплым огоньком в этот день, полный сборов в дорогу, выматывающих разговоров Темки с родителями и Митькиными воспоминаниями о прощании с княгиней Ладой.
Когда Темка, пребывавший во мрачном расположении духа, раззевался, Митька сказал:
– Иди спать. Я что-то совсем пока не хочу.
Лисена, конечно, не могла оставить гостя в одиночестве.
Остыл чай, сгустилась пленочка на свежем земляничном варенье. Прошел по коридору слуга, погасил большую часть ламп. Опробовал на луну голос дворовый пес. В столовой становилось душно, и они вышли в сад. Долго бродили в потемках под деревьями. А потом Митька и сам не понял, как оказался в комнатке Лисены.
– Помните, князь Эмитрий, мы сидели в беседке?
– Не говори мне «князь», ладно?
– Хорошо. А как тогда?
– Просто – «Эмитрий».
– Мама заругает.
– Но она же сейчас не слышит. А раз не слышит, так лучше вообще – «Митька».
– Придумали тоже, «Митька»! «Митя» – еще куда ни шло.
– Тогда говори «Митя», так даже лучше.
– Митя, – попробовала и фыркнула.
– Именно так, у тебя очень хорошо получается.
– Ладно… Митя. Ну помните, я попросила небесную коровку исполнить мое желание? Знаете, что я загадала? Глупость, вот что! Оно все равно не может исполниться.
– Что же такого ты загадала? Луну с неба?
– Ну вот! Что вы так улыбаетесь, как будто я ребенок? А я не ребенок вовсе! Для меня скоро Весенний бал будет. Понятно?
– Понятно-понятно. Так что же?
Лисена повела головой, откидывая за спину тяжелую косу. Глянула дерзко.
– Я загадала, чтобы вы меня поцеловали!
От рыжих волос пахло летом.
– Почему же – не может?
И от упрямо стиснутых губ тоже – летом.
– Почему же?..
…Земляникой, нагретой на солнце. Митьке даже почудился ягодный вкус, и, удивленный, он снова поцеловал Элину.
– Сбылось же?
– Ага.
Глаза у нее, оказывается, рыжие. Как у кошки. Близко-близко, Митька видит, как подрагивают ресницы.
– Сбылось, – как выдох. – Только я не верю.
– А так?..
Сладкие, земляничные, нежные. Шепчут:
– Митенька, я люблю тебя. Если бы ты знал, как я люблю тебя. Давно уже. Еще с Северного Зуба.
– Ну вот, а я не знал, – огорчился он. Сколько времени потеряно! – А ты мне снилась. Зимой. В Роддаре.
– Правда?
– Правда. Рыженькая ты моя…
Стучали в ворота. Размеренно, упрямо. Темка сел на постели. Что-то случилось. Бывало, выдергивали ночью, и приходилось срочно мчаться с депешей. Но сейчас за ним прийти не могли. У Темки до сих пор под ребрами колет, как вспомнит королевское: «Убирайся!»
Стук стал громче – теперь колотили в Темкину дверь.
– Княжич, там всадник. Говорит, он князь Лесс.
– Так открывайте! – громко велел Темка. – И в столовой пусть накроют.
Он торопливо натянул рубашку, набросил мундир. Успел Марк! По всему выходило, что раньше, чем послезавтра, его ждать не стоило, и Темка боялся, что побратим опоздает, ведь послезавтра – последний отведенный королем день до Митькиного отъезда. Но откуда Марк узнал? Суд был только позавчера, неужели успели расползтись слухи?
Князь Лесс в столовой жадно пил холодный брусничный отвар. Кивнул Темке, не отрываясь от кружки.
– Всю дорогу гнал?
– Угу. Санти там…
– Обиходят.
– Дома кто есть?
– Митька. Я будить не стал, пусть.
– Уф-ф, – Марк повалился в кресло. – Позови кого, сапоги снять.
Темка кликнул слугу.
Марк с наслаждением пошевелил пальцами босых ног, подумал – и потянул через голову пропотевшую рубашку. Швырнул на пол, к сброшенному камзолу. Темка разлил вино в два бокала. Пододвинул один Марку.
– Хорошо, что ты успел, – тронул бокал бокалом так, что тот отозвался хрустальным звоном.