– Так что давай, Патти, – сказала она, – вытри глаза. Иди умойся, а потом выпьем чаю. Я пока поставлю в духовку овощи.
Она поднялась, а Патти отправилась в ванную комнату. И когда они потом пили горячий чай, миссис Краун посмотрела на дочь. Бедная маленькая Патти, ее средненькая, в середине, вечно стиснутая с двух сторон – между решительной Дон и предприимчивой Джой. Всегда была загадкой даже для семьи, эта маленькая Патти.
– Знаешь, мне нравится, когда у тебя волосы чуть подлиннее, – заметила миссис Краун. – Почему бы тебе не отрастить немного? Тебе так больше идет.
– Хорошо, – тусклым голосом отозвалась Патти, – я попробую.
– А тем временем, – сказала миссис Краун, – Фрэнк взял с собой что-нибудь? Одежду какую-нибудь, например?
– Мне в голову не пришло посмотреть. Я просто ждала. Думала, он вот-вот вернется.
– Скорее всего, – согласилась ее матушка. – Но глянуть не помешает. Я пойду с тобой, вместе хорошенько все осмотрим. А ты потом собирай вещи, поживешь у меня немного, пока он себе там разгуливает, эгоистичный паршивец, еще и огорчает тебя.
– Нет! – воскликнула Патти. – Я должна быть дома, вдруг он вернется!
– Он этого не заслуживает, – проворчала миссис Краун. – Ты еще подумай. Поделом ему будет, коли он вернется, а тебя нет. Эгоисты, все они такие. Ни о ком не думают.
– Пожалуйста, только Джой не рассказывай, – взмолилась Патти. – Или Дон.
– Ну, не знаю, не знаю. Не можем же мы сказать, что он болен? Дон в такое поверит не больше, чем я. О, придумала! Скажем, что он уехал на несколько дней по работе – так ведь нормально, правда? Он ведь уезжал иногда, когда работал коммивояжером. Например, кого-то замещает на несколько дней. И посмотрим, что будет. Плохо, что сейчас как раз Рождество и все такое. Уж лучше ему вернуться к Рождеству, только и могу сказать, а не то будет объясняться уже со мной! Пусть так и знает!
Вид у миссис Краун стал самый что ни на есть свирепый, и Патти, к собственному удивлению, вдруг поняла, что почти успокоилась и даже сама начала немного злиться. Эгоистичный паршивец! Все они такие. Но сами по себе обходиться не умеют.
28
Сцена, представшая военному взору офицера руританской армии, когда он почтительно распахнул перед леди Пирк двери «Гудса» в одиннадцать утра в сочельник, являла собой настоящий ад со всеми соответствующими звуковыми эффектами. К obbligato[39] сотни накаленных переговоров облаченного в черное персонала с клиентками добавлялся хриплый перезвон кассовых колокольчиков, вопли лифтеров: «Едем вверх!» – и недовольный рев детей, которых не удалось пристроить на попечение соседям: женщины Сиднея – или, во всяком случае, внушительная их часть – все еще не закруглились с рождественскими покупками. И, как отметил про себя подполковник, худшее было еще впереди, ибо многие конторы распускали сегодня сотрудников пораньше, так что после ланча толпы грозили только вырасти. Леди Пирк безмятежно проплыла вниз по мраморным ступеням в самую гущу рукопашной, словно вступая в воды Баден-Бадена. В такие времена, подумал подполковник, быть non compos mentis[40] особенно выгодно, удачи там старушке. Он проследил взглядом, как она благодушно шествует к прилавку с носовыми платками, и снова развернулся к улице.
На втором этаже было чуть потише. Здесь царила всего-навсего атмосфера сдержанного безумия. Поразительно, думал мистер Райдер, сколько дам откладывали покупку рождественского наряда на самый последний момент, однако теперь все они были тут: штурмовали примерочные, перекинув через руку несколько платьев сразу, что немало осложняло работу и так уже перегруженному персоналу. Лиза как раз вынырнула из примерочных, изнемогая под грудой разнообразных коктейльных платьев, брошенных там после того, как покупательницы нашли (или не нашли) то единственное, которое им подходит. Если ничто в короткой жизни этих платьев, заметил мистер Райдер, и не успело доселе снизить их стоимость, то последний день перед Рождеством справлялся с этой задачей блестяще: теперь им прямая дорога на распродажу и никуда более.
Даже в «Модельных платьях» торговля шла почти до вульгарного ходко. Мистер Райдер удовлетворенно отметил, как Магда – неподражаемая! заслуживающая каждого пенни, что ей платят! – одновременно (но с каким спокойствием! С каким безупречным тактом!) занимается тремя клиентками сразу, что, на минуточку, сулило по меньшей мере пятьсот гиней. Если это не радующее душу зрелище, мистер Райдер был готов съесть свою шляпу.
Фэй Бейнс принимала банкноты у довольной покупательницы, как минимум четыре другие клиентки ждали своей очереди, Лиза возвращалась к вешалкам с грудой платьев; мисс Джейкобс мужественно объясняла типичной матроне с Северного берега, что требуемого размера выбранной ею модели в продаже не имеется, а Патти Уильямс, чудовищно бледная, почти на грани интересной бледности, выписывала чеки; если собрались расхвораться, миссис Уильямс, подумал он, уж будьте любезны, душечка, погодите до семнадцати тридцати. Он ободряюще улыбнулся всем сразу и продолжил обход.
Во время перерыва на ланч Лиза, торопливо переодевшись, выскочила в пульсирующий жарой город за рождественскими подарками. На прошлой неделе она провела необходимую разведку, так что теперь бросилась прямиком к Грэму и купила экземпляр «Истории британских чистокровок» – богато иллюстрированный, с портретом Годольфина Арабиана на обложке – для папы, а на Роу-стрит приобрела крохотную шкатулочку из ракушек для мамы. Общая стоимость покупок чуть превышала ее недельное жалованье. Чуть позже в столовой она заметила, что Патти Уильямс выглядит совсем больной, и спросила себя, может, заговорить с ней, но не стала: на лице Патти застыло суровое выражение, какого Лиза никогда еще не видела прежде, да и никто не видел.
Ах, мерзавец, думала Патти, мерзавец. Эгоистичный паршивец, бросил меня тут одну со всем справляться, да за кого он меня принимает? Древний этот вопрос только теперь наконец пришел в голову и ей. Сбежал, слова не сказал, а мне теперь справляться, вот спасибо. Патти лишь этим утром вдруг осознала, что если Фрэнка нет дома, то, вполне вероятно, он и на работу не явился, так что лучше бы попытаться как-то его там выгородить. Но что, если – ужасная мысль! – он только домой носа не кажет? Во время перерыва на ланч она позвонила матушке и попросила позвонить Фрэнку на работу и выяснить, там он или нет, а потом, выждав еще десять минут, снова перезвонила ей.
– Его там нет, – уведомила ее миссис Краун. – Я им ничего не сказала. Ни кто я, ничего. Они ответили, мистера Уильямса сегодня нет, скорее всего, заболел, но он им еще ничего не сообщал. Сказали, если я хочу подробностей, пусть у вас выясняю. Хм! Так что лучше свяжись с ними сейчас, скажи, что он болен и ты не знаешь, когда он вернется на работу, и хватит пока.
Разговаривая с начальником Фрэнка, скользким типом – Патти по голосу он скользким вовсе не показался, очень даже любезный, настоящий джентльмен, – Патти обнаружила, как легко выдать ложь за правду, только начни. Она сама себе удивлялась.
– Он плохо себя чувствует, – сказала она. – Даже не знаю, выйдет ли на работу на этой неделе или нет. Боюсь, до Нового года не оправится, мне очень жаль.
– Бог ты мой, миссис Уильямс, ужас какой, – посочувствовал начальник Фрэнка. – Передайте ему, пусть отлеживается хорошенько и не приходит, пока не выздоровеет окончательно, мы тут справимся, довольно спокойная неделя, в самом деле. Значит, надеемся увидеть его после Нового года, дайте нам знать, если понадобится больше времени. И счастливого Рождества вам, несмотря ни на что. Всего хорошего.
Слава богу, с этим было покончено. Но какой же мерзавец, эгоистичный паршивец. Бросил ее одну все улаживать. Где его черти носят, чем он там занимается? Он взял с собой старую дорожную сумку, немного одежды и все жалованье, за исключением денег на домашнее хозяйство, которые он уже успел отдать ей в четверг вечером. Он собирался уйти, прекрасно знал, что он делает. Никаких оправданий. Эгоист, абсолютнейший эгоист. Да за кого он ее принимает?
29
Весь день безумие постепенно нарастало, к четырем часам балансируя на грани истерики, а к пяти сгустившись почти до паники. Последние тридцать минут потребовали от персонала «Ф. Дж. Гудса» всего природного стоицизма, какой только имелся у них в наличии, но наконец большая рождественская распродажа закончилась, толпа разошлась, и огромные двери из стекла и красного дерева были закрыты и заперты на крепкий засов.
Фэй помчалась вверх по пожарной лестнице переодеться и забрать дорожную сумку: чтобы успеть на Центральный вокзал и встретиться там с Мирой у раннего вечерного поезда на Голубые горы, нельзя было терять ни минуты. Патти медленно побрела следом: тягостный день закончился, но впереди ждал еще более тягостный вечер. Как ни страшило ее загадочное отсутствие Фрэнка, однако мысль о его возможном возвращении, о том, чтобы снова увидеться с ним в этих новых и жутких обстоятельствах, страшила еще сильнее. Она устало двинулась к своему шкафчику; поразительно, до чего же усталой она себя чувствовала – это было не утомление после дневных трудов, но вялость почти смертельная, как болезнь, и путь домой казался сейчас Патти необозримым.
Лиза скакала по ступеням с легким сердцем. На площадке стояла Магда, с которой ей за весь этот из ряда вон выдающийся день не выпало случая даже словом перекинуться. Лиза окликнула подругу, и та обернулась.
– Ах, Лиза, – промолвила она с ясной улыбкой, – как ты сегодня? Очень вдохновляет вся эта рождественская дребедень, как по-твоему? За вторую половину дня я продала четыре модельных платья – и все дамам, которые сегодня идут на прием к миссис Мартин Валрусс, и все боялись, что кто-нибудь их затмит. Умора да и только. Скажи, ты спросила маму, можно ли тебе прийти ко мне на Новый год? Приобретать модельное платье совершенно необязательно, что у тебя есть, то и сгодится в лучшем виде.