«Ты просто постарайся не переживать, – сказала Дон. – Он вернется». Ну, Патти и не переживала, ничуточки не переживала – она чувствовала себя до того усталой и разбитой, что ей просто не хватало сил переживать из-за Фрэнка. Сердиться и то перестала. Сейчас все силы и мысли требовались ей для себя, чтобы хоть как-то продолжать двигаться: добираться до «Гудса», весь день как-то работать, возвращаться домой и готовиться к следующему дню.
«Слушай, постарайся о нем забыть, – сказала Джой, – по крайней мере до тех пор, пока он не объявится, купи новой одежды, возьми отпуск. Поезжай с Дон на Бэйтманс-Бэй, тебе же давно полагается отпуск. Наслаждайся жизнью! Поехали в воскресенье с нами на пляж, мы решили, развлекаться так развлекаться, проведем целый день в Мэнли, айда с нами». Ох, но она так устала. «Я подумаю, – сказала она. – Дам тебе знать. Позвоню в субботу».
«Поживи пока у меня, – сказала миссис Краун. – Совсем как прежде. Можешь оставить Фрэнку записку!» Но Патти хотелось лишь одного – чтобы ее оставили в покое. Не хотелось ни перед кем притворяться: когда ты одна, тебе ведь не надо притворяться, правда? Хотя, конечно, иногда себе ты лжешь куда хуже, чем всем остальным. И как вот так получается?
44
Они посмотрели кинокартину в «Савое», с субтитрами, Фэй очень скоро обнаружила, что без труда успевает их читать и они совершенно не мешают смотреть на актеров, вот уж никогда бы не подумала, а история оказалась настолько душераздирающей, что Фэй лишь с большим трудом удержалась от слез, а то не только выставила бы себя непередаваемой дурой, но и загубила бы весь макияж. Теперь они сидели в маленьком ресторанчике близ Кинг-Кросс, где очень вкусно кормили, а Руди, похоже, был знаком со множеством других посетителей – махал и раскланивался во все стороны. Что страннее всего, с Руди было поразительно легко разговаривать. Ничего не приходилось скрывать и утаивать.
– Вы никогда прежде не смотрели французских фильмов? Бог ты мой, да я же приехал как раз вовремя. Мы пересмотрим их все! Les Enfants, Les Jeux, La Règle, Le Jour[54]. И так далее. Это займет целую вечность, у нас почти не будет времени ни на что другое. Что ж, тут все равно нет оперы и практически никакого театра, так что времени у нас сколько угодно. Как только начнется академический год, достану программу университетского кинообщества, там их все время крутят, во всяком случае в Мельбурне крутили. Ну конечно, туда любой желающий может прийти, почему бы нет? Попробуйте телятину, она тут великолепная.
Да, в Будапеште я был бюрократом – как звучит-то! Прямо строка из песни! Статистиком. Рассказать вам, что это такое? А тут я намерен делать деньги – как же иначе? Не для того я бежал на капиталистический Запад, чтобы остаток дней своих вкалывать за зарплату. О, любой, кто мало-мальски смыслит в экономической статистике и наделен хоть каплей воображения, способен сколотить тут состояние – несколько состояний. Мои друзья это делают, а они ведь даже статистики не знают. Видите ли, эта страна не слишком-то развита, и население в ней тоже надо увеличивать самыми быстрыми темпами. Так что лично я собираюсь разбогатеть, тем самым я окажу услугу всему обществу. Скажите, вы предпочитаете Брамса Бетховену или Чайковского им обоим? Ах, не уверены? Что ж, я и об этом позабочусь, если вы мне позволите. Вы так музыкальны от природы, иначе не танцевали бы так замечательно. Нет-нет, я совершенно серьезен. Вопрос-то серьезный. Так вы читаете «Анну К.», да? Вам Лиза одолжила? Примечательно. Что ж, на наше счастье, жизнь – штука длинная, так что у вас впереди уйма времени закончить с этой книгой и перейти к следующим. Для танцующей девушки вы и так уже потрясающе начитанны. А теперь, кажется, мне пора, как тут говорят, заткнуться, потому что вы уже готовы к десерту, а я еще не доел, так что, пока я ем, расскажите мне историю своей жизни. Начните с самого начала! Кем был ваш отец?
Фэй впервые в жизни рассказывала о себе, и очень скоро оказалось, что ее история довольно-таки печальна: ее отца убило на фронте, когда Фэй было одиннадцать лет от роду, а ее старшему брату пятнадцать, и последствия этого несчастья усугубились чередой неудачных решений и поступков их старательной, но не очень компетентной матери. Руди ненадолго прервал повесть в том месте, где Фэй преждевременно и опрометчиво бросила школу, едва ей исполнилось шестнадцать, и попросил десертное меню.
– Самое время вам заесть это все чем-нибудь вкусным и сладким, – сказал он. – Могу рекомендовать здешний шоколадный пудинг, он умопомрачителен. Дайте мне переварить услышанное перед тем, как начнете следующую главу. Мне и в голову не приходило, что у вас окажется такая история: вы, австралийцы, загадочный народ, кто бы подумал, что и в ваших краях людям тоже случается страдать. Это все ваше беспрестанное солнце: оно скрывает все, кроме себя.
Фэй была рада возможности прерваться – как ни странно, она поняла вдруг, что история и саму ее вывела из душевного равновесия, пару раз за время рассказа она была на грани слез.
– Послушайте, – сказал Руди, – позвольте рассказать вам одну венгерскую шутку. Сейчас, только придумаю, как перевести.
Она так смеялась, что на глазах у нее – все-таки! – выступили слезы. «Ну до чего же милая, – думал Руди. – Славная здоровая австралийская девушка, как я заказывал, только еще и с трагической судьбой. Ну и везунчик же я!» Но тут его вдруг разобрало несвойственное ему сомнение. «Нравлюсь ли я ей? – думал он. – Надо мне поаккуратнее». Он, конечно, надеялся, что ей понравился, «потому что тогда, – думал он, – очень может статься, я и в самом деле решу на ней жениться».
– Чем бы вы хотели заняться завтра? – спросил он. – Посмотрим концертную программу, не приглянется ли нам что? Я утром проверю в «Геральде», а потом вам перезвоню. Ну что ж, придется вашей домовладелице привыкать – я обрушу на нее все свое среднеевропейское очарование, не волнуйтесь, скоро она начнет с нетерпением ждать моих звонков и даже не подумает сетовать на беспокойство.
«Какой же он милый, – думала Фэй. – Вот уж не знала, что мужчины бывают такими милыми. И что, ради всего святого, он во мне нашел?» Она уже даже не старалась произвести впечатление, ее подхватил и унес поток энергии и обаяния Руди. Такое новое, такое блаженное ощущение.
45
– Штефан, пожалуйста, ответь совершенно честно. На твой взгляд, я в этом купальном костюме не выгляжу слишком толстой?
Магда застыла в дверях спальни, соблазнительно положив одну руку на округлое бедро, а другой грациозно опершись о косяк. Она была в раздельном купальнике, белом с крупными красными цветами.
– Нет-нет, ничуточки, – заверил Штефан.
Он проглядывал воскресные газеты, потому что Магда еще не собралась.
– Штефан, ну пожалуйста, скажи серьезно. Что ты на самом деле думаешь?
– Я уже сказал. В жизни не говорил серьезнее. Ты в этом костюме вовсе не выглядишь слишком толстой.
– Слишком толстой? – переспросила Магда. – Но просто толстой выгляжу, да?
– Нет, – возразил Штефан, – совершенно не толстой.
– Ты, наверное, имеешь в виду – пухленькой, – не унималась Магда.
– Я начинаю жалеть, что вообще родился на свет, – сказал Штефан.
– Да-да, мне прекрасно знакомо твое чувство. Я сама его испытываю, когда от собственного мужа не могу добиться честного мнения. В конце концов, много ли я прошу?
– Мое честное мнение – и я повторяю его в последний раз – таково: и костюм, и его обладательница выглядят совершенно нормально. Так что, может быть, соберешь все, что тебе нужно, и пойдем уже, а то должен признаться, если мы не выйдем через пять минут, я, кажется, начну рвать и метать.
Магда со вздохом развернулась, и он услышал, как она возится в спальне. Она вынырнула снова, уже в темно-синем совместном купальнике и белом пляжном халате поверх него.
– В этом костюме ты тоже мне нравишься, – сказал Штефан, – почти так же, как в прошлом.
Магда засмеялась:
– Тогда идем. Не хотелось бы, чтобы ты начал рвать и метать.
Всю дорогу они спорили, на какой пляж ехать – на Билголу или Уайт-Бич, – и сошлись на втором, только уже подъезжая к первому, но в конце концов устроились под зонтиком со всеми своими полотенцами, подушками, книгами и корзинкой с ланчем как раз вовремя, чтобы успеть еще поплавать перед едой. А после купания они уже больше не ссорились: синие воды Тихого океана, как оно обычно и бывает, смыли их раздражение и унесли его прочь.
Когда они ели холодного цыпленка, Магда сказала:
– А ты заметил кое-что странное? За все эти выходные мы от Руди и слова не слышали.
– Значит, он занят где-то еще, – отозвался Штефан.
– Ну да, но где?
– Силы небесные, откуда ж мне знать? Уйма всяких возможностей.
– Не думаю, – возразила Магда. – Я вижу только одну.
– И какую же?
– Ну, ты разве не видел, с кем он уходил от нас после вечеринки?
– Нет, – сказал Штефан, – как-то не обратил внимания. По-моему, Руди всегда уходит с девушкой, обычно с самой хорошенькой из всех. Но я не видел, как он уходил.
– А вот я видела, – сообщила Магда. – Он ушел с Фэй. Вез ее домой.
– Это самое меньшее, что он мог сделать после того, как ты пригласила ее специально для него – крепкую и здоровую австралийскую девушку. Разве он не говорил, что хочет на такой жениться? Так что для него только естественно было после вечеринки проводить ее до дому, не говоря уж обо всей ее оставшейся жизни. Должен же он с чего-то начинать. Как подумаешь, они уже, верно, поженились – с вечеринки же прошла почти целая неделя!
– Ну давай серьезно, – сказала Магда. – Как ты можешь шутить на эту тему? Если Руди и правда сейчас с Фэй, если он продолжает с ней встречаться, я непременно должна об этом знать. Я чувствую свою ответственность.
– Еще бы тебе не чувствовать, – согласился Штефан. – Я тоже думал, ты шутишь, когда предложила пригласить ее специально для Руди.