Он забудет Корделию, не вспомнит о ней никогда…
Но пока остается черпать силу в Первом Обращении Пророка Рагустина, за много веков до Второго Грехопадения сказавшего «И даруй нам силы отогнать страсти земные, ибо они много тяжелее страстей небесных, и всякий, облеченный плотью, склонен запутываться в них».
Чуть ли не самые мудрые слова из всех его прорицаний…
6. Первая. Тень
Утром караван двинулся дальше, и Халльвард занял место в седле.
Лес начал чередоваться с пустошами, и вскоре они встретили одну сожженную деревню, затем другую. Обе разграбили и спалили давно, и возможно даже «Стальные Лисы» в этом поучаствовали.
Судя по следам, люди тут были, вот только показываться на глаза они не спешили. Пару раз замечал, что из чащи за ними следят… то ли выжившие селяне, то ли разбойники.
Но у них хватало ума не нападать на гномий обоз.
Новый приступ подкрался незаметно… только Халльвард сидел верхом, а через миг он лежит на земле, а бок словно рвут клещами. Попытался сесть, но не смог, не сумел даже пошевелить пальцем, только весь взопрел, да занемел затылок.
– Э, ты чего это? – рядом объявился Пегас, его бородатая рожа отражала тревогу.
– Укладывай его на телегу! – долетел издалека крик Цайнеке. – Вардак, помогай!
Подскочил другой возчик, черноволосый и смуглый, и Халльвард поспешно закрыл глаза. Его подняли, бережно уложили на мягкое, и это мягкое принялось неспешно колыхаться и подскакивать.
Раздался топот копыт, и прозвучал голос Рацибужа:
– Что, прижало тебя, клянусь пальцами Урда?
– Да, сожри меня Хаос, – пробормотал наемник, открывая глаза.
Он лежал на телеге, та катила по дороге, купеческая лошадь трусила рядом, а сам Рацибуж поглаживал бороду.
– Понятное дело, ты сейчас сквозь землю провалиться готов, – он усмехнулся, – или глотку себе перерезать, хотя это вряд ли, слишком себя любишь. Но ничего, на всякого силача хилая жилка находится – так мой дядя всегда говорил, а он был голова, а не просто гном.
Халльвард отвернулся – неприятно смотреть на того, кто пожалел тебя один раз, да и сейчас продолжал жалеть.
– Ладно, лежи, и не злись особо, – сказал купец. – Если что – зови.
Стук копыт возвестил, что Рацибуж поскакал вперед, к голове каравана.
– Может, пивка хлебнешь? – заговорщицким шепотом спросил обернувшийся Пегас. – У меня есть, два бурдюка, обычное и покрепче. Оно ото всякой болести помогает.
– Нет, – наемник покачал головой.
– Как хошь, а я хлебну, чтобы твоя зараза на меня не перекинулась, – и возница зашарил среди мешков.
Они двигались так же неспешно, как и вчера, мимо проплывали деревья, густые заросли кустов. То и дело попадались ручейки, и даже речушки, текущие к Эйделу, их переходили вброд.
Халльварду в этот раз было хуже, чем в предыдущие, и, похоже, от тележной тряски. Помимо слабости и боли в боку одолевала тошнота, все казалось, что завтрак полезет через горло.
Попытался выблевать его сам, сунув пальцы в глотку, но ничего не вышло.
Показалась еще одна деревня, сожженная, как и предыдущие, и караван остановился. Халльвард нашел силы поднять голову, и обнаружил, что меж черных, покосившихся печных труб двигаются корявые фигуры.
– Это еще что, чтобы мне лопнуть? – удивленно спросил Пегас.
– Мертвяки, – ответил наемник.
По пепелищу бродили, натыкаясь друг на друга, зомби и скелеты, и было их много, десятка три.
– Фу, гадость! – возница сплюнул и потянулся за пивом. – Может, не заметят нас?
– Заметят, – сказал Халльвард. – Вон, идут, задница Вечного.
Мертвяки почуяли живых, и дружно зашагали им навстречу.
– Эх, а ведь спокойное место вроде было, еще осенью тут проезжали, – Пегас вытащил из мешков топор и воинственно махнул им. – Но ничего, покажем гнилым уродам, где Древние зимуют, полетят клочки по закоулочкам!
Халльвард заскрипел зубами.
Чуть ли не впервые выходило так, что он не в состоянии встретить опасность лицом к лицу, с оружием в руке. За него собирались биться другие, а он мог только лежать и наблюдать, как бессильный калека.
Это было неприятно… мучительно и мерзко.
Гномы-охранники спешились, сверкнули лезвия тяжелых топоров, и навстречу мертвякам двинулась лязгающая железная стена. Все правильно… арбалеты не помогут, а близко зомби допустить нельзя, еще лошадей напугают.
Верхом остался только Рацибуж, а при нем верный Цайнеке.
– Нешто без нас обойдутся? – воскликнул Пегас, вставая на облучке и аж приплясывая от нетерпения. – Жалко, ежели так… Я подраться страсть как люблю! Сошлись вроде, только мне не видно ничего, вот пропасть!
Халльварду было видно еще хуже, чем вознице, но он знал, что там происходит. Зомби и скелеты тупо прут вперед, норовя добраться до живых, а гномы рубят их в «капусту», машут топорами, что есть сил.
– Давай, круши! – вопил Пегас, подпрыгивая. – Черепушку ему разбей! Вот! Вот!
Драли горло и другие возницы, и вообще вели себя так, словно наблюдали за пьяным мордобоем в трактире. По сторонам никто не смотрел, и момент подходил, чтобы напасть на обоз по-настоящему.
– Наша берет, наша! – продолжал орать Пегас. – Ставлю свои сапоги против кружки пива!
– Кому нужны твои говнодавы? – рявкнул возница соседней телеги, тот самый Вардак. – Дыра на дыре, и воняют!
Халльвард снова закрыл глаза… вместо того, чтобы сражаться, он должен лежать, и слушать гномьи препирательства.
Возницы закричали одновременно, и ликования в их голосах хватило бы на большое войско. Схватка, похоже, закончилась, и закончилась так, как и должна была – победой купеческой охраны.
Пегас сел на место, тряхнул поводьями, и телега сдвинулась с места.
Сожженная деревня осталась позади, а через несколько миль показалась другая, обитаемая. На околице обнаружилась деревянная башня, над ней – сине-зеленый флаг с золотым вепрем, а рядом – несколько воинов в кольчугах и шлемах.
– Тегарский пост, – сказал Пегас, и сплюнул. – Не люблю я их, страсть, жадные больно…
Из башни выбрался десятник, чей шлем был серебреным, а морда круглой и щетинистой, и завел разговор с Рацибужем. Затем купец спешился, и они вдвоем двинулись вдоль ряда телег, то и дело останавливаясь.
– Агась, а тут чего? – спросил тегарец, ткнув пальцем в один из мешков на телеге впереди Пегасовой.
– Пурпур, его добывают из раковин, и используют для окраски тканей, – ответил Рацибуж, физиономия которого была невероятно мрачной.
– Так не военный товар? – уточнил десятник.
– Нет, – вздохнул купец.
– Агась, – тегарец пошел дальше, и притормозил рядом с Халльвардом. – А это кто?
– Он болен, даже стоять не может, или не видишь? – недружелюбно буркнул Пегас.
– А ты молчи, борода! – десятник нахмурился, глаза его сверкнули. – Пусть старший отвечает!
– Попутчик наш из Савира, заплатил за место на телеге, – сказал Рацибуж.
– Не фавильская крыса? – вид у тегарца был подозрительный.
– Нет, – сказал Халльвард, внутренне подбираясь. – А что такое?
– Агась, по выговору не похож, – десятник расслабился, и даже заулыбался. – Приказано его королевским величеством военные товары вроде оружия, металлов всяких и кристаллов чародейских отбирать, а фавильских соглядатаев ловить, и в железа сажать. А всех, кто к воинскому делу привычен, и оружно путешествует, в ополчение доблестной Тегары забирать.
Халльвард улыбнулся, хотя внутри было холодно.
Стоит десятнику обратить внимание, что привязанный к телеге жеребец вовсе не тягловой, а боевой… Или порыться среди мешков, где свалены доспехи, оружие и разное снаряжение, без какого не обойтись наемнику…
Но обладатель серебреного шлема, похоже, не смог бы отличить крестьянскую клячу от рыцарского дестриера, а меч-бастард узнал бы только, воткнись тот ему в брюхо.
– Агась, пошли, – сказал он, после чего смачно рыгнул, так что Халльварда обдало пивным перегаром.
Тегарец и Рацибуж прошли дальше, шумно заспорили у последней телеги, а Пегас оглянулся и посмотрел им вслед.
– Первый раз такое вижу, – признал он. – Обычно только деньги берут, и все.
Десятник протопал мимо, шумно сопя, и по физиономии его было видно, что без «подмазки» и тут не обошлось. Затем подошел купец, и, остановившись рядом с Халльвардом, сказал тихо:
– Война. Король повел вассалов в Фавилу… Уразумел?
– Еще как, божья срань, – отозвался наемник.
Теперь он понял, для чего герцогу понадобились «Стальные Лисы»… старый хитрец знал о нападении и готовился к нему.
А еще Халльвард понимал, что будь он в полной силе, верхом, да на лошади, так бы просто его не оставили, забрали бы в «ополчение доблестной Тегары», ну или попытались бы забрать.
Он бы их убил и… после этого Рацибуж отказал бы человеку в месте на телеге. Ему пришлось бы пересечь королевство в одиночку, прячась от стражников, пробираясь заброшенными дорогами, непонятно как пережидая приступы.
– А раз понял, тогда лежи и не отсвечивай, – сказал купец, и пошел прочь.
Вскоре караван потащился дальше.
К обеду Халльварду стало лучше, он даже смог сесть верхом, но потом опять почувствовал слабость. В этот раз не свалился с седла, а слез и сам улегся на телегу, лицом вниз, чтобы никого не видеть.
На вопрос Пегаса «что, накрыло?» не ответил ничего.
Полоса разоренной земли осталась позади, они ехали по Тегаре, и деревни попадались часто. Дети выбегали поглазеть на гномов, взрослые почти не обращали на них внимания, лаяли собаки, из-под колес поднималась пыль.
День потихоньку превратился в вечер, и Халльварда вновь отпустило, на этот раз совсем.
– Вот, другое дело, – заявил Пегас, стоило наемнику сесть на телеге. – Приятно взглянуть, а то смотрелся как те мертвяки, которых наши сегодня покрошили, разве что не вонял.
И он загоготал, довольный собственной шуткой.
Едва Халльвард забрался в седло, как показалось очередное селение, на этот раз довольно большое.