«Но он мужчина, они все лгут, даже когда сами не подозревают об этом» – подумала она, пытаясь отыскать в сердце ожесточенность, чтобы уцепиться за нее, обрести опору.
Но нашла только животный, тошнотворный страх – перед капитаном и его вонючими дружинниками. Вспомнила их взгляды, и содрогнулась – да, эти будут терзать так, что она станет мечтать о простом изнасиловании, молить небо о смерти, срывая горло и надсаживая сердце…
– Поешь, подумай, – сказал эльф равнодушно. – Я не спешу. Вернее, мы не спешим.
– Я согласна! – воскликнула Нейли. – Но ты поклянешься так, чтобы он слышал!
И она указала туда, где за стойкой высился хозяин Развилки, могучий, словно медведь.
– Конечно, о-хо-хо, – Куница поднял руку и пошевелил кистью. – Эй, Валх!
Держатель подошел, неспешно ступая, и девушка, запинаясь, изложила свою просьбу. Хозяин Развилки, вопреки ее ожиданиям, не удивился, склонил голову, и, обратив пристальный взгляд на эльфа, сказал:
– Я слушаю.
– Я, Куница, известный также как Изгнанник, – заговорил тот, и при слове «Изгнанник» в его глазах промелькнуло отражение какой-то давней боли, много десятилетий назад схороненной на дне сердца, – именем своим клянусь не причинять вреда ни действием своим, ни бездействием чести, здоровью и жизни… – он вопросительно посмотрел на девушку.
– Нейли ре Бриенн, – подсказала та, воспользовавшись полным, почти забытым именем, и вслед за ним тоже пришли непрошеные воспоминания: родной замок, флаги на его башнях, желто-алые, как листья в осеннем лесу, умирающая мама под белым покрывалом, лицо отца…
– …Нейли ре Бриенн, – закончил эльф.
– Я, Валх Держатель Развилки слышал, и запомнил, – сказал хозяин. – Я уверен, госпожа, что он сдержит слово, и парням своим не даст разгуляться. Всякий, кто пытается шутить со мной, – глаза его потемнели, губы сжались, а кисти превратились в кулаки, – быстро начинает жалеть об этом.
Рядом со столиком вновь стоял не радушный хозяин постоялого двора, а совсем другой человек.
– Спасибо, – пролепетала Нейли.
Тегарских крон у нее не было, ни полновесных, ни резаных, но она представляла ценность прихваченных из замка украшений, и понимала – их хватит, чтобы расплатиться с эльфом и его дружками.
– Это не стоит благодарности, – сказал Валх, и, сделав знак Когтей, затопал прочь.
– Ешьте, барышня, собирайтесь, – на лице поднявшегося Куницы возникло слабое подобие улыбки. – Как будете готовы, дайте нам знать, мы-то отсюда никуда не денемся.
Подведенный к крыльцу Буран посмотрел на Нейли неодобрительно – надо же, только неплохо устроился, нашел место, где чистят, поят, кормят, и ничего не требуют, а тут опять под седло.
– Хороший конь, – сказал Куница, а кто-то из его дружков судорожно вздохнул.
Вооружена компания оказалась разнообразно – гном держал боевой цеп, у половинчика были праща и дубинка, ткань плаща, под которым прятался скрытный тип, оттопыривало что-то похожее на меч. Трое людей, одинаково бородатых, крепких и загорелых, могли похвастаться луками и топорами.
У эльфа тоже имелся лук, но куда лучше, и еще тонкий и длинный клинок на поясе.
– Да, хороший, – решительно заявила она. – Но он в уплату не пойдет!
– Само собой, – Куница кивнул. – Ну что, двинулись?
У них тоже были лошади, но рядом с Бураном они выглядели как ополченцы в компании рыцаря. Низкорослые, непонятной масти, они вяло перебирали ногами, и косили на баронского жеребца с опаской, он же в их сторону вовсе не глядел, отказываясь признавать родственников.
Когда выбрались за ворота, страх уколол Нейли в сердце – вдруг проклятый капитан ждет ее прямо здесь?
– Ты, девка, не бойся, – пробасил гном, похоже, заметивший, как она вздрогнула. – Ублюдки, да пожрут их черви, засели дальше, по дорогам, и мы по ним не двинемся.
– Это верно, – сказал Куница, и свернул прямо в заросли.
Зашуршали раздвигаемые ветви, под ногой одной из лошадей хрустнул высохший сучок, и лес оказался со всех сторон. Оглянувшись, Нейли не увидела никаких следов Развилки, словно та осталась сотней миль позади, и только втянув воздух носом, уловила запах дыма.
Эльф остановил своего конька, и первым спрыгнул с седла.
Копыта заранее обмотали тряпками, чтобы лошади ступали бесшумно, а дальше предстояло двигаться, ведя лошадей в поводу – пеший в чащобе куда менее заметен, чем всадник.
Нейли спешилась, повела Бурана за собой, а свободную руку положила на эфес меча. Прикосновение к оружию немного успокоило, хотя вряд ли от него будет толк, если начнется серьезная заварушка. Ей тогда останется только прикрыться конем, как живым щитом, и взмолиться Сияющему Орлу, чтобы пронесло…
Они спустились в ложбину, на дне которой журчал крохотный ручеек, и двинулись по ней, средь густых зарослей черемухи. Когда те закончились, и под ногами оказалась тропа, девушка поверила, что все позади, все получилось, и в душе начала потихоньку закипать радость.
Эльф вскинул лук так стремительно, что Нейли сначала не поняла, что случилось.
Тренькнула тетива, раздался короткий вскрик, а за ним со всех сторон надвинулись треск, топот и лязг.
– Засада, этить твою! – воскликнул половинчик, и праща в его руках завращалась, блестящий голыш улетел в заросли.
Там звякнуло, точно камень угодил во что-то железное.
А со всех сторон уже лезли дружинники убитого барона, сверкали мечи, доносились ругательства. Орал что-то капитан, но на глаза пока не показывался, Куница раз за разом стрелял из лука.
Трое бородачей встали вокруг Нейли, закрыли ее широкими спинами, так что девушка почти ничего не видела. Она вытащила меч и скорчилась, прижавшись к боку Бурана, и думала лишь о том, чтобы не даться живой, чтобы успеть воткнуть острие себе в грудь…
Или лучше в горло, чтобы не испортить платье?
Бородачи отмахивались топорами, от них воняло крепким мужским потом и надежностью. Мужик с капюшоном на голове сражался, прижавшись спиной к дереву, и тяжелый меч порхал в его руках.
Половинчика девушка только слышала, и, судя по его возгласам, он заставлял дружинников бегать за собой. Гном и эльф бились спиной к спине, и если верхняя секция боевого цепа колотила по шлемам и отшибала прочь вражеские клинки, то остроухий раз за разом делал стремительные выпады, и спасения от них не было.
По лесу, перекрывая запахи листвы и травы, расползалась вонь распоротых кишок и крови.
– Живой ее брать! – рявкнул капитан, являясь откуда-то из-за деревьев.
Нейли увидела его лицо, и ее затрясло от страха… такое же было у отца, когда он выпорол ее до крови, у Улыбчивого Яна, когда тот после трехдневного запоя тронулся умом. Сквозь черные прорези на белом лице-маске на мир глянула звериная, мутная жажда мучительства, куда более жуткая, чем простая жестокость.
Капитан ввязался в схватку, и его вояки шустрее заработали клинками, кто-то заорал нечто бодрое. Девушка дрожащей рукой поднесла меч к горлу, прижала холодное острие к коже, едва не пропоров ее.
Один из прикрывавших ее бородачей охнул и завалился набок.
Мелькнул меч, с хрустом воткнувшийся ему в ребра, и через труп перепрыгнул один из дружинников.
– Попалась, тварь! – рявкнул он, и она узнала рыжего Марвина, того самого, которого обвела вокруг пальца во время бегства из замка. – На этот раз не уйдешь, колдовка гнусная!
Он бросился к Нейли, но получил топором по плечу так, что кольчуга вмялась. Отступил, шатаясь под ударами, и на его месте возник капитан, оскаленный и страшный. Легко отразил два выпада, и замахнулся сам.
Девушка неожиданно для себя присела, и ткнула мечом ему в живот.
Командир баронских дружинников попытался отбить ее удар, но пропустил другой, и топор одного из бородачей с хрустом врубился ему в шею. Хлынула кровь, глаза на белом лице расширились, жажда мучительства сгинула, ее место заняли ярость и боль.
– Вали его, Кринза! – завопил второй бородач.
Нейли замутило, и она опустила веки… чтобы не видеть этого, не видеть ничего! Отступила, и уперлась спиной в теплый бок Бурана, так и простоявшего все это время на месте.
Лязгнуло вновь, кто-то захрипел, с приглушенным лязгом упало тяжелое тело.
– Капитана убили! – крик этот оказался полон изумления.
– Бежим! – заорал, судя по голосу, гном, и следом раздался удаляющийся топот – выжившие дружинники поверили, что вопит кто-то из своих, и решили, что самое время спасать собственную шкуру.
– Все закончилось, барышня, – сказал Куница. – Можешь открыть глаза.
Эльф стоял рядом, и клинок в его руке был совершенно чистым, зато на щеках и подбородке осели алые капли, точно он пил кровь. Поодаль тип в плаще вытирал меч об одежду убитого дружинника, один из бородачей осматривал труп капитана, половинчик деловито собирал камни.
Негромко пофыркивали привычные к стычкам лошади.
– Да… и что дальше? – спросила Нейли, облизав пересохшие губы.
– Мы очень быстро уберемся отсюда, – ответил эльф. – А ты держалась хорошо, если бы не ты, то Кринза получил бы меч в бок, и все закончилось бы совсем по-другому.
Один из бородачей, тот, что повыше, с родинкой на скуле и светлыми волосами, подмигнул девушке. Она отвернулась – ее по-прежнему мутило, хотелось отойти в сторонку и прочистить желудок.
– Талиша с собой возьмем? – спросил гном.
– Да, – отозвался эльф. – Затем похороним, как положено. Давай, в седла.
Нейли забралась на Бурана, и когда тот сдвинулся с места, обратила внимание на лицо одного из дружинников, убитых мужиком в капюшоне – рот приоткрыт, глаза вытаращены, но не от боли, а так, словно в последний момент жизни этот парень испытал величайшее удивление.
6. Третья. Перо
Небо было серым, и мелкий дождик сеялся на крыши и мостовые Кардифра.
Эрвин шел по улице, и внутри у него было еще сумрачнее, чем снаружи, хотелось развернуться и двинуться обратно, к дому гостеприимного лекаря, чтобы снова увидеть Корделию.