Эрвин стоял, смотрел в лицо побледневшей Нейли, и понимал, что он сам не в силах поверить в то, до чего додумался, что если примет сердцем то, до чего дошел умом, то оно не выдержит, и разорвется.
– Кому? – спросила Нейли, опуская меч.
– Тому, кто обитает здесь, – язык и губы ворочались с трудом, казались чужими, – тому, кому нужно, чтобы из нас троих выжил только один, причем неважно, кто именно…
– Это почему? – Халльвард насупился.
Юноша перевел взгляд на воина, и тот вздрогнул, отступил на шаг.
– Вечный здесь, – сказал Эрвин.
– Чего ты несешь?! – воскликнула Нейли. – Ты…
Она осеклась, примчавшийся из недр подземелья порыв ветра растрепал ее волосы, принялся играть черными прядями. Похожие на мышей и лягушек твари, выжившие во время схватки, начали с испуганным визгом расползаться по норам.
– Тот, кто некогда правил миром, девяносто восемь лет назад вовсе не удалился от него, – Эрвин заставлял себя говорить, тысячи голосов внутри него кричали «Замолчи! Нет! Это ересь! Богохульство!», но он резал по живому, выхаркивая из себя слова, – он потерпел поражение, потерял силы и укрылся здесь, в подземелье под своим храмом… Кто еще может властвовать тут, под Обителью Света?
Нейли и Халльвард переглянулись, и он спросил:
– То есть это призрак?
– Нет, – юноша покачал головой. – Это нечто меньшее и одновременно нечто большее… Дух того, кто был некогда велик, но ныне лишился опоры, и обрел ее здесь, видимо все приготовили заранее, на случай падения… Статуи, надписи на стенах, кувшины с живым светом, это ведь не просто так… И ему нужно, чтобы мы начали убивать друг друга, и выжил только один, отсюда и видения, и голоса, и прочее.
– Но для чего? – она обернулась, точно услышала некий звук, прикатившийся из-за спины.
Ответить Эрвин не успел – под сводами черепа раскатился грохочущий смех, от которого внутри затряслось все, и за ним пришел голос, тот самый, что ранее шептал, а теперь кричал «УЗРИ ЖЕ!».
На юношу обрушился настоящий водопад из видений: двое мужчин в монашеских рясах деловито распиливают пилой третьего… наказание отступника Муция; окруженный языками пламени оборванец громко поет… мученичество Аггея Опаленного; огненные стрелы с ревом падают с темного неба… что-то непонятное, похоже на сокрушение Вечным города грешников.
Потом Эрвин обнаружил, что висит в темной пустоте, а впереди, в мутном мареве, колышется нечто размытое, меняющее очертание, испускающее в стороны разноцветные, быстро гаснущие искры.
А в следующий момент его словно дернуло вниз.
«Убей их! Ради меня! И только тогда ты выйдешь отсюда живым! Это я приказываю тебе, я, твой Властитель!» – забушевало внутри, и Эрвин почувствовал себя пылинкой, с которой заговорил вихрь. Его трясло и шатало, волны ненависти и ярости накатывали одна за другой, и картинки сменяли друг друга – яркие и живые, но все говорящие примерно о том же…
Не грех лишить другого жизни, если это сделано ради истинной веры, не грех, а благодеяние.
– Помилуй, Ве… – начал он, и осекся.
Кому молиться об избавлении от видений, от безумного наваждения, если тот, к кому ты собираешься обратиться, сам его насылает?
– Это испытание, – пробормотал Эрвин, ничего не видя и не слыша вокруг, и понимая, что лжет.
Не может благой бог, творец мира так испытывать того, кто в него верит… не может принуждать к убийству такого же человека, как и ты, пусть грешного, опасного для тебя, но живого и наделенного душой. А значит тот, кто к этому призывает – вовсе не благой бог.
Вонзившаяся в сердце боль оказалась так сильна, что бушующий внутри головы голос ослабел, а видения потеряли яркость. Юноша словно вновь повис в пустоте, без опоры и поддержки, на бешеном холодном ветру, что трепал все его существо и покрывал инеем внутренности.
Хотелось одновременно плакать, смеяться и никогда не существовать.
Он видел Нейли и Халльварда, понимал, что они смотрят на него с изумлением, но в то же время спутники находились словно очень далеко, за сотни миль, за горами, лесами и пустынями.
– Я смогу, – сказал он сам себе. – Я выстою!
Последнюю фразу выкрикнул, сжав кулаки, и буря внутри начала стихать.
– Э… ты чего? – спросил Халльвард.
– Он разговаривал со мной, – Эрвин нашел силы улыбнуться, и лицо его даже послушалось. – Он все еще хочет, чтобы я убил вас обоих… или любой из вас убил двух других…
– Но для чего? – повторила Нейли.
– Не знаю, – ноги подломились, и юноша скорее не сел, а упал на пол. – Я боюсь даже думать… есть догадки, но мне надо собраться с мыслями, немного передохнуть, это так тяжело…
– Но не здесь же отдыхать? – Халльвард осмотрелся. – Пошли. Сам сможешь идти?
– Да, – Эрвин поднялся, цепляясь за стену, и заковылял следом за спутниками.
Из комнаты, где сражались с мелкими тварями, начинался один-единственный проход, но оказался он довольно длинным. Дважды свернул, затем стены разбежались в стороны, потолок ушел ввысь, и они очутились в колоссальном зале, что казался очень светлым из-за белых, поблескивающих полуколонн.
А в сером гладком полу черными камнями размером с кулак была выложена огромная надпись.
– Что это за закорючки? – подозрительно спросила Нейли.
– Черные руны, – ответил Эрвин, вспоминая старый манускрипт, найденный им на одной из дальних полок несколько лет назад. – Эта вот, ближайшая, называется «Тень», она обозначает тайну, нечто скрытое, вторая носит имя «Великан», она имеет смысл давящей, неодолимой силы, дальше «Огонь», «Клинок» и «Паутина», «Звезда», «Рука» и «Ворон»… Это могучее, некогда нанесенное заклинание, и я сейчас попробую разобрать, для чего оно.
– А надо ли? – Халльвард оглянулся. – Мне здесь не нравится, и…
Он замолчал, лицо его исказилось, а рука с мечом начала описывать странные кривые.
«Вечный взялся за него, – отстраненно подумал Эрвин, – и если он победит, то нам останется только умереть, а вот руна „Серп“, что начинает заклинание, как раз означает смерть, прекращение существования».
Халльвард сипел, хрипел и сражался с невидимыми руками, что выкручивали не тело, а душу, а юноша разбирался в черных рунах, использовать которые брались только самые могущественные чародеи. И с каждым понятым знаком он понимал, что да, его догадки были верными, что здесь тот, кто строил подземелье под Обителью Света, возводил Тайный Храм, изложил свои намерения с полной откровенностью.
«Серп» и «Ворон», смерть и ужас, превращаются в «Паутину», ограничение, перевернутый «Огонь» означает угасание, а «Звезда» – надежду и возникновение чего-то нового, и тут же «Великан».
Для того, кто умеет читать, все ясно.
Эрвин сглотнул, и слюна показалась горькой, словно яд.
– Чтоб отгнила его мошонка! Траханая хрень! – рявкнул Халльвард. – Вот тварь!
– Что, теперь на тебя нашло? Гнусный колдун пытался тебя заставить убить нас? – визгливые нотки в голосе Нейли выдавали, что она испугана, а меч в ее руке подрагивал. – Может, отобрать у тебя оружие?
– А если кто нападет?
– Ну… – она заколебалась.
«Да, тут все рассчитано, – подумал Эрвин. – Опасности для того, чтобы попавшие в ловушку не погибли, но были начеку, не могли обойтись без острых клинков. Рано или поздно один не выдержит – наемник, для которого убить легче, чем высморкаться, падшая женщина, исчадие Хаоса, или я, истово верящий… веривший в Вечного, готовый исполнить любой его приказ».
И нет выхода, нет возможности спастись.
Хотя нет, выход есть, но не для всех.
– Он нападает на нас по очереди, и ты будешь следующей, – сказал Эрвин, и голос, родившийся в его горле, показался юноше чужим. – Поэтому нужно сейчас отобрать меч у тебя, и пока его понесу я.
– Чтобы вы убили меня безоружной? – Нейли ощерилась, точно кошка. – Ненавижу вас, ненавижу! Этот ублюдок, что правит здесь, наверняка был мужчиной… – она замерла, и когда заговорила вновь, тон оказался совсем иным. – Да, да, конечно, ты прав, я поддалась… возьми.
И она протянула юноше меч, развернув его эфесом вперед.
Теперь взять его, небрежно, но аккуратно, ни в коем случае не показать, насколько он боится, как у него трясутся руки…
«Шаг в один фут может даться сложнее, чем дорога в тысячу миль» – сказал мудрец, чьего имени не сохранилось на старом, изорванном и пыльном свитке, что лежал на одной из самых дальних полок библиотеки.
И мудрец вовсе не преувеличивал.
5. Три. Рука
Халльвард насторожился, когда побледневший Эрвин потянулся за клинком.
Тот принял оружие, и задышал часто-часто…
Наемник прыгнул с места еще до того, как до конца сообразил, что происходит. Увидел расширившиеся глаза мальчишки, тот попытался отшатнуться, ткнуть мечом в собственное горло…
Но пальцы Халльварда уже стискивали предплечье Эрвина, а левая кисть сжимала тощую, цыплячью шею.
– Ты что задумал, засранец?! – рявкнул наемник. – А ну отдай!
Мальчишка попробовал сопротивляться, но оружие перекочевало к Халльварду.
– Вы не понимаете! Нет! – закричал мальчишка отчаянно. – Я должен это сделать!
– Что сделать-то, поглоти меня пламя? – спросила Нейли, переводя недоуменный взгляд с одного на другого.
– Он хотел зарезать себя, – сказал наемник.
– Да, да! – Эрвин орал, его трясло, как в лихорадке. – Иначе никак, это единственный способ, чтобы вы смогли выбраться отсюда, чтобы он не получил того, чего хочет! Дай мне меч! Я убью себя, его план будет сорван, и тогда вы останетесь живы!
– А с чего ты о нас заботишься? – девушка хмыкнула, уперла руки в бока.
– Я служил ему, я верил в него… – мальчишка закрыл лицо ладонями, и, кажется, собрался заплакать.
Халльвард хмыкнул и ударил Эрвина в ухо, затем добавил еще раз, в подбородок. Тот удивленно всхлипнул и мешком повалился на пол.
– Ты что? Ты убил его? – всполошилась Нейли.
– Нет… верное средство, чтобы очухался. Держи свой меч, – и наемник бросил девушке ее оружие.