— Себастьян… остановись…
— Ты же знаешь, что это слово меня не останавливает.
— Мы больше не дети. Это не игра.
— Может быть, так оно и есть. Может быть, нам стоит продолжить с того места, на котором мы остановились.
Его губы касаются раковины моего уха, и я вздрагиваю как от их тепла, так и от того, как он трется бедром о мою киску.
«Стоп» вертится у меня на кончике языка, но не выходит.
И, зная Себастьяна, это, вероятно, не сработает, как он и сказал. И неважно, что у меня на пальце кольцо другого мужчины или что он не так давно видел меня с этим мужчиной. Он увидит все, что захочет увидеть, и проигнорирует остальное.
Эта часть в нем никогда не менялась.
Он проводит кончиком языка от моего уха к щеке. Я вздрагиваю, моя рука тянется к нему, чтобы остановить его, оттолкнуть, но я этого не делаю.
Мои пальцы остаются там, застывшие, неспособные пошевелиться, пока его горячий влажный рот прокладывает дорожку к тому месту, где его рука хватает меня за горло.
— Черт. У тебя все тот же вкус.
И ты все еще чувствуешь то же самое.
Но я не говорю этого вслух, потому что позволяю себе утонуть в этом моменте. Я была настороже так много лет, что забыла, что значит отпустить.
Чувствовать.
Просто быть живой.
И прямо сейчас это я и даже больше. Я киплю жизнью и чувствую, как она вливается и выходит из меня.
— Это неправильно, — бормочу я.
— И что? — он говорит мне в подбородок, его кожа обжигает мою.
— Мы не должны этого делать…
— И все же мы это делаем.
— Я… я замужем.
— Для меня это означает «к черту все».
— Между нами все кончено.
— Я никогда не соглашался на это.
Я кладу обе ладони ему на грудь и отталкиваюсь так сильно, как только могу, тяжело дыша. Его губы покидают мое лицо, но его стальная хватка остается на моей шее.
— Мы расстались семь лет назад, Себастьян.
— Для тебя, очевидно, с тех пор, как ты вышла замуж.
— Ты сам это сказал. Замуж. Ты не имеешь права так прикасаться к замужней женщине.
— Кто сказал?
— Обычная порядочность.
— У меня этого нет.
Тогда я вижу это. Апатия в его завораживающих глазах. Сначала я подумала, что это его способ выразить холодность, которую он испытывал ко мне, но, возможно, именно таким он стал сейчас.
Апатичный человек, в котором нет ни капли тепла.
Может быть, обычная порядочность — не единственное, чего у него больше нет. Может быть, он потерял и другие свои части тоже.
Может быть, он безнадежно испорчен.
Что с тобой случилось? Я хочу спросить, но я слишком боюсь ответа.
— Тогда у тебя должно быть хотя бы чувство самосохранения и делай, как я говорю.
— Ты имеешь в виду, держаться подальше от своего мужа?
— Да.
— Что я получу взамен?
— Свою безопасность!
— Пас.
— Что ты подразумеваешь под этим?
— Ты должна дать мне что-нибудь взамен.
— Что-то вроде… чего? — мой голос звучит испуганно даже для моих собственных ушей.
— Сначала согласись.
— Нет, пока я не узнаю подвох.
— Твоя потеря, — он отпускает меня и отступает назад.
Порыв холодного воздуха касается моей кожи, и мне требуется вся моя воля, чтобы оставаться на месте и не искать какого-то трения.
— Дверь прямо за вами, миссис Мори.
Я хочу вернуться на несколько секунд назад и запихнуть это имя обратно ему в глотку, чтобы он не смог произнести его снова.
Или, может быть, я могла бы вернуться на семь лет назад и предотвратить весь разразившийся ад.
Или, может быть, если бы я не родилась дочерью Абэ Хитори, я бы вообще не стояла здесь.
Но все эти варианты невозможны, поэтому все, что я могу сделать, это сосредоточиться на настоящем моменте.
Мои плечи расправляются. — Чего ты хочешь?
— Ты не готова к тому, чего я хочу.
— Скажи мне, и я приму решение.
— Дай мне свой новый номер телефона.
— Зачем?
— Я пришлю тебе сообщение о местоположении. Если ты готова узнать, чего я действительно хочу, будь там. Если это не так, я пойду дальше.
* * *
Я все еще дрожу после встречи с Себастьяном.
Стало так плохо, что мне пришлось провести несколько минут в ванной, чтобы протрезветь и взять себя в руки.
Затем я поехала в дом моего отца, который расположен в хорошо охраняемом районе Бруклина. К счастью, это достаточно далеко от нашего дома, и я не чувствую, что Акира дышит мне в затылок.
Я ясно дала понять Акире, что не буду передвигаться, когда его люди следуют за мной, и он, к моему удивлению, подчинился. Я думала, мне придется сражаться насмерть, чтобы он убрал телохранителей.
Но опять же, он практичный человек и не прочь проиграть одну или две битвы, чтобы выиграть войну.
Однако безопасность в доме моего отца находится на другом уровне. Его охрана тщательно обыскивает мою машину, прежде чем меня пропускают через ворота.
Но мне не нужно подъезжать к дому. Единственный человек, ради которого я здесь, не проводит много времени в помещении.
Припарковав машину возле сада на заднем дворе, я снимаю каблуки и оставляю их рядом с машиной, затем босиком выхожу на траву.
Ощущение холода успокаивает мою горячую, ноющую кожу. Так было с тех пор, как Себастьян прикоснулся ко мне и заговорил у моего уха, пробуждая воспоминания, которые он, черт возьми, не должен был пробуждать.
И что это за, будь рядом, если хочешь узнать, чего я хочу?
Неужели он действительно думает, что я заведу роман или что-то в этом роде?
Хотя я уже собиралась это сделать, когда он прижал меня за горло к двери.
Мои мысли разбегаются, когда шорох движения привлекает мое внимание.
Миниатюрная девушка, одетая в снаряжение для кендо, держит в руках бамбуковый меч и тренируется, ударяя по дереву.
Ее резкие, точные движения и прямая осанка являются частью дисциплины, которую она поддерживает уже более десяти лет.
Моей младшей сестре, может быть, всего двадцать один год, но у нее аура тысячелетнего мудрого монаха.
— Мио, — мягко зову я.
Она оборачивается, высоко подняв меч, и ее темные глаза сверкают из-под шлема. — Онэ-чан!
Сестренка.
Я никогда не думала, что мне понравится, когда меня так называют, пока Мио не произнесла это застенчиво в первый раз.
«Могу я называть тебя Онэ-чан?» — спросила она тихим голосом, прячась за Каем и этим ублюдком Реном. Тогда она заплела волосы в косу и надела милое бело-розовое платье с балетками в тон. Румянец покрыл ее щеки, когда она долго смотрела на меня.
Я не думаю, что когда-либо влюблялась в кого-то так быстро, как тогда.
Мио была просто еще одной невинной душой, попавшей в ловушку посреди кровавого безумия.
Она ускоряет шаги ко мне и останавливается в нескольких шагах от меня. — Я вспотела.
— Иди сюда, — я притягиваю ее в объятия, и она хихикает, утыкаясь шлемом мне в грудь.
Мы не были такими чуствительными, когда впервые встретились. Мио была воспитана в строгом традиционалистском духе и обычно против любых прикосновений. Что-то вроде Акиры, которому нравится физический контакт только тогда, когда он инициирует его и на своих условиях.
Но мы с сестрой стали достаточно близки, чтобы обниматься всякий раз, когда видим друг друга.
Она снимает шлем и хватает полотенце с дерева, затем вытирает шею и лицо по бокам.
Ее темно-каштановые волосы собраны в пучок. Если бы они были свободными, то доходили бы ей до поясницы, но на самом деле она никогда их не распускает.
Ее миндалевидные глаза придают ее круглому лицу мягкость, которая гармонирует с ее тихим голосом. Иногда мне приходится наклоняться поближе, чтобы услышать, что она говорит.
— Папа сказал мне, что ты вернешься, но больше мне ничего не сказал, а Кай не идет навстречу. Она говорит с утонченным американским акцентом, благодаря домашнему обучению и чопорным и порядочным частным учителям, которые у нее были с тех пор, как она здесь родилась.
— А Кай когда-либо шел на встречу?
— Ты права, — она улыбается. — Я рада, что могу поговорить с тобой лицом к лицу, а не по телефону.
— Я тоже, Мио.
Мы говорим о Японии и цветущей сакуре, которую она так любит. Затем Мио рассказывает мне о своей учебе и тренировках по кендо, которыми она явно одержима.
Когда она заканчивает, я прочищаю горло. — Ты хочешь мне еще что-то сказать?
Она зажимает свой бамбуковый меч между ног и щиплет траву. — Например, что?
— На этот раз Кай действительно пошел на встречу и рассказал мне, что происходит.
Она хмурится. — Вот лиса. Он обещал не втягивать тебя в это дело.
— Ты думаешь, что он обещал, но он, вероятно, манипулировал тобой, заставляя так думать, Мио.
— Возможно.
— И что?
— Что и что? — она все еще сжимает траву в кулаках.
— Ты собираешься рассказать мне о согласии выйти замуж за какого-то русского мафиози?
— Папа сказал, что это поможет нашей семье.
— Твой папа заботится только о себе, Мио. Тебе уже следовало бы это знать.
— Но… я не хочу, чтобы он или ты подвергались опасности.
— Я? Почему я должна быть в опасности?
— Папа сказал, что вы с Мори-сан можете стать мишенью из-за новых деловых начинаний Мори-сан. У него возникли проблемы с созданием своей новой компании из-за всей этой таможенной бюрократии, не так ли? Если я выйду замуж за русских, они не только помогут, но и обеспечат тебе защиту.
Вот ублюдок.
Он точно знал, какие карты нужно разыграть, чтобы заставить Мио согласиться. Отец и я — ее мир, и она согласится на ад, если это означает защитить нас.
— Мы с Акирой вне опасности. И даже если бы это было так, мы можем защитить себя.
— Ты не можешь этого знать.
— Мио…
— Я тоже сыграю свою роль, Онэ-чан.
— Но русская мафия опасна.
— Мори-сан тоже опасен, и ты прекрасно справляешься.
— Это совсем другое дело. Акира раньше был моим другом, и он не бандит. Русская мафия печально известна своей безжалостностью, и папа планирует выдать тебя замуж за одного из их лидеров. Они известны своей жестокостью и могут причинить тебе боль, Мио.