Я наблюдаю, как тело моего друга напрягается, его мышцы напрягаются под футболкой. Его лицо тоже натягивается, и он чуть не рвет сухожилие на шее от того, как сильно он стискивает зубы.
— Не делай этого, чувак, — взгляд Оуэна мечется между сценой и неподвижной позой Ашера. — Он просто разговаривает с ней.
Я приподнимаю плечо. — Это может значить и нечто большее.
— На чьей ты стороне, ублюдок? — Оуэн смотрит на меня.
— Ашера, конечно, — я наклоняюсь ближе. — Он кладет на нее свою руку. Видишь? Он касается ее руки. Кто знает, к чему он прикоснется в следующий раз?
Это все, что нужно Ашеру, чтобы броситься к ним. Оуэн сбивает меня с толку, прежде чем бежать за ним.
Однако уже слишком поздно.
В одну секунду футболист стоит там, а в следующую Ашер бьет его кулаком прямо в лицо.
Звук хрустящих костей ударяет в уши, и я ненадолго закрываю глаза, чтобы запечатлеть это в памяти.
Это по-прежнему не помогает избавиться от потребности в насилии и желания вбить кого-то в землю, но звучит неплохо.
Это тоже выглядит красиво.
Футболист стоит на коленях, зажимая окровавленный нос, и изрыгает ругательства в адрес Ашера.
Лицо Рейны становится каменным.
Она, вероятно, привыкла к тому, что Ашер выбивает дерьмо из любого, кто смотрит на нее, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней.
Он такой собственник, а она такая враждебная. Потому что иногда она делает это нарочно, просто чтобы вызвать у него реакцию.
Игрок вскакивает и наносит удар по щеке Ашера. А потом они бьют друг друга кулаками, как будто это боксерский поединок.
Оуэн пытается вмешаться, в то время как Рейна просто стоит там с напряженным выражением лица, наблюдая за дракой. Ее руки скрещены на груди, а ногти впиваются в кожу.
Ашер бьет сильнее и получает такой же сильный удар.
Какой прелестный вид.
Но что еще приятнее, так это капли крови на бетоне.
Если бы кулак Ашера был мощнее, крови было бы больше.
Жаль.
Я скучающе вздыхаю. Наверное, мне следует притвориться, что я отвязываю их друг от друга, чтобы не выглядело так, будто я слишком сильно наслаждаюсь шоу.
Вот и весь мой план — наслаждаться боем, сидя в первом ряду.
Я уже собираюсь вмешаться, когда что-то улавливаю боковым зрением.
На самом деле, это кое-кто. Сверху.
Стоянка расположена у подножия холма. На вершине есть бесчисленные деревья, которые многие студенты используют в качестве маскировки, чтобы что-то разглядеть.
На секунду мне кажется, что размытие движения — это на самом деле парочка, трахающаяся первым делом с утра.
Но это не так.
Я делаю шаг назад, чтобы лучше видеть, и замираю.
Это девушка.
В этом году она перевелась в нашу школу. Я видел ее раньше, потому что она в команде поддержки вместе с Рейной, Брианной и остальными.
Кроме того, она такая крошечная, что ее размер всегда выдает ее в толпе.
Но не ее размер заставляет меня остановиться и уставиться на нее.
Все дело в ее глазах.
Или, точнее, слезы в них.
Две полоски окрашивают ее раскрасневшиеся щеки, когда она смотрит в безрадостное небо.
Есть что-то навязчивое в ее взгляде, какая-то жалость.
Или, может быть, это желание, с которым невозможно справиться, как в моем случае.
Она не рыдает, как остальные девушки. Кажется, у нее даже нет красных глаз.
Ее горе тихое и сдержанное, как будто она сама не осознает, что делает это.
Я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел так душераздирающе красиво, когда плачет, как она сейчас.
Порыв ветра играет с ее короткими черными волосами и юбкой из тюля, заставляя их развеваться в воздухе позади нее. Даже ее куртка распахивается, открывая футболку с надписью Metallica.
Листок падает ей на нос, и она прерывает свое пристальное созерцание неба, чтобы зажать его между своими тонкими пальцами.
Они маленькие, как и все остальное в ней.
Ее темные глаза сосредоточены на листке, как будто она видит его впервые. И вот так просто она улыбается.
Это медленный процесс, который накапливается с течением времени. Ее губы, похожие на бутон розы, поджимаются, а затем изгибаются в самой умопомрачительной улыбке, которую я когда-либо видел.
Ее нос дергается, и капельки слез прилипают к губам и подбородку, но она не перестает улыбаться, теребя лист.
Мною овладевает иррациональная мысль, которая обычно не приходила бы мне в голову ни при каких обстоятельствах. Я никогда не был иррациональным типом. Ни по какой причине.
И все же потребность подняться туда сильнее любого сильного побуждения, которое у меня когда-либо было. Я хочу спросить ее, почему она плачет и почему улыбается.
Я хочу спросить ее, как это возможно выглядеть как чёртов ангел, в которого я не верю, когда она одновременно плачет и улыбается.
Более того, я хочу быть причиной того, почему у нее такое выражение лица.
Призрачное счастье.
Как будто ни боль, ни радость не могли победить, поэтому они решили сосуществовать.
Но я не иду к ней.
Потому что, если я это сделаю, я испорчу идеальный образ перед собой. Тот, которому бесчисленное множество художников могли бы попытаться подражать, но им это никогда не удалось бы.
Произведение гребаного искусства.
— Себастьян!
Мой взгляд блуждает при звуке моего имени. Это Оуэн, и он свирепо смотрит, указывая на драку, так что я пойду и помогу ему разнять ее.
Именно тогда я понимаю, что полностью отключился от происходящего.
Странно.
Моя собственная потребность в насилии почти отсутствует. Это определенно не так сильно, как было несколько минут назад.
— Секундочку, — говорю я Оуэну и смотрю на холм.
Там ничего нет.
Ангела, которого я создал, больше нет.
Может быть, ее вообще не существовало.
Только она это сделала.
И я позабочусь о том, чтобы впредь не спускать с нее глаз.
Хоть бы снова увидеть ее плач-улыбку.
Или просто улыбку.
Или просто плач.
Или ещё хоть раз увидеть её.
Глава 6
НАОМИ
Я смотрю в темноту, мои губы приоткрываются.
Не в силах сопротивляться, я слепо протягиваю руку, пока не касаюсь рукава Себастьяна. Он больше не пересказывает события первого дня, когда он "встретил" меня, но я еще не закончила слушать.
Я еще не устала слушать, как он говорит, что на самом деле знал о моем существовании с самого начала.
Он мог не показывать этого, но он знал, обо мне. Возможно, так же долго, как я знала о нем.
— Почему ты плакала в тот день? — его голос тихий, почти неуверенный, что так на него не похоже. Обычно он излучает спокойную уверенность, но сейчас он показывает мне ту свою сторону, которой раньше не было. — Я так долго ждал, чтобы задать этот вопрос.
Мне даже не нужно сильно думать об этом. Я помню это так ясно, как будто это было несколько дней назад. — Ты уверен, что хочешь знать? Это глупая причина, и мне очень не хочется разрушать твои воспоминания.
— В тебе нет ничего глупого, Нао.
Я крепче сжимаю его рукав. — Это был мой день рождения. Мама спросила меня, какой подарок она может мне сделать, и я сказала ей, что хочу папу. Ей это не понравилось, и мы сильно поссорились прямо перед моим уходом в школу. Вот почему я плакала. Видишь? Это глупая причина.
— Это не так. Почему ты потом улыбнулась?
— У меня был тревожный подростковый момент, когда я подумала: " Эй, может быть, мир был бы лучше без меня". Затем я подняла глаза и попросила знак, чтобы показать мне, что я как-то важна и что мое существование имеет значение. Это могло быть что угодно, лишь бы я это почувствовала. Именно тогда лист упал мне на нос, и по какой-то причине у меня так закружилась голова. Скучно, я знаю. Я разрушила твой образ этого воспоминания”
Себастьян хватает меня за руку и тянет вниз, так что моя голова оказывается на его мускулистом бедре. Он приглушенно вздрагивает, и даже в темноте я могу представить, как глубоко между его бровями залегла морщинка.
Его тонкие пальцы перебирают мои волосы, нежно поглаживая. Мне нужны все силы, чтобы не застонать, и вместо этого я пытаюсь встать, чтобы не причинить ему боль.
Себастьян кладет стальную руку мне на верхнюю часть груди, запрещая двигаться. — Ты ничего не испортила. Ты только усилила его, и знаешь, что это значит? Ты застряла со мной, детка.
Мне снова хочется заплакать, но я шмыгаю носом, чтобы не превратиться в плаксу. Мне нужно сохранить репутацию, черт возьми. — Я все еще не простила тебя.
— Даже когда я умираю?
— Ты не умираешь! — мой голос срывается. — Мы выберемся отсюда.
— Шучу. Я всего лишь пытался сыграть на твоем сочувствии.
— Больше так не делай, — мои пальцы впиваются в его штаны, и я изо всех сил пытаюсь выкинуть из головы образ его умирающего.
Эта мысль душит меня.
Это перехватывает мое дыхание и оставляет меня с запутанными, хаотичными мыслями.
— Я просто играю с тобой, Цундэрэ, — его голос становится тише, и это почти успокаивает, несмотря на оттенок боли. — Я бы не оставил тебя одну после того, как прождал три года.
— Ты… ждал?
— Я думаю, что да.
— Чего ты ждал?
— Я не знаю. Может быть, возможность.
Я усмехаюсь. — Ты мог бы использовать свою собственную возможность, не дожидаясь ставки Рейны.
— В этом-то и проблема. Я не знал, что мне нужно сделать ход, пока этот ублюдок Джош чуть не забрал тебя. Угрозы заставили меня принять меры.
— У Джоша не было бы ни единого шанса. Высокомерные футболисты не в моем вкусе.
— Кроме меня?
— Я никогда этого не говорила.
— Тебе и не нужно, Цундэрэ. Я наблюдал за тобой достаточно долго, чтобы распознать твое горячее и холодное отношение.
Я прикусываю нижнюю губу и глубоко вдыхаю, втягивая в себя его запах, смешанный с кровью и чем-то еще. — Не могу поверить, что ты следил за мной три года, а я ничего не заметила.
— Я весьма хорош. Кроме того, ты, как правило, не замечаешь того, что тебя окружает, особенно когда на тебе наушники.