Фрэнки чуть не улыбнулся. Они всегда за глаза называли Маленького Джона долбаным итальянским лепреконом, и на этот раз он выглядел именно так.
Джон заговорил тихим, вкрадчивым и мелодичным голосом:
— Я абсолютно доверяю твоему другу Оджи и, думаю, он не обидится, если я попрошу тебя приказать ему занять позицию по другую сторону этого окна.
Очевидно, Оджи даже не услышал этих слов. Он обладал способностью абсолютно не слышать разговоров, касающихся бизнеса, но Фрэнки передал ему пожелание, которое, конечно же, не было пожеланием в истинном смысле слова. Вскоре двое мужчин остались наедине.
Фрэнки в своем отлично сшитом костюме цвета морской волны, не хуже, чем у его компаньона, похвалил мастерство портных, пошивших костюм Маленькому Джону.
— Максвелл-стрит, — сказал Маленький Джон, слегка улыбнувшись. — Ткань и мастерство не хуже любого костюма, пошитого в Манхэттене, приближается по качеству к Британии. И стоит он у них чертовски недешево.
— В Чикаго свои плюсы.
— Действительно. Хотел бы сказать то же самое про своего дядюшку.
— Я думал, что вы и Большой Джим идете рука об руку, все так думают, — нахмурившись, проговорил Фрэнки.
Круглое сероватое лицо Торрио помрачнело.
— Шли. Я сделал его богатым, далеко превзойдя пределы его ограниченного воображения.
Фрэнки знал, что так оно и было. В течение пары лет Маленький Джон добился того, что прибыли бордельного бизнеса Большого Джима Колосимо удвоились, охватывая все — от первоклассного «Дворца Наций» до низкопробного, по баксу за раз, «Клопового Ряда», включая все градации подобных заведений.
— Я сделал его столь богатым, — продолжал Маленький Джон, — что он стал похож на большого и толстого, обленившегося и зажравшегося домашнего кота.
Он произнес это таким тоном, каким говорят об умершем родственнике. Возможно, в некотором роде так оно и было.
— Большой Джон не хочет ввязываться в бизнес с выпивкой, Фрэнки. Деньги валяются под ногами, а ему лень нагнуться.
Фрэнки усмехнулся без тени юмора.
— А еще эта его новая жена.
Маленький Джон нахмурился, а он делал это очень редко.
— Да. Этот мужчина больше мне не родственник с тех пор, как он бросил мою тетушку, настоящую святую, ради этой новой миссис Колосимо. Надо что-то сделать.
— Скажите только слово, и я лично позабочусь об этом, — ответил Фрэнк, махнув рукой в сторону пустовавшего пока стула, стоящего напротив стола. — Может, это будет и решением проблемы с молодым Альфонсо. Забрать его из Бруклина в Чикаго, где он поможет вам разобраться с вашим бывшим дядюшкой.
Маленький Джон не ответил, лишь сложил на животе миниатюрные руки. В мягком взгляде его голубых глаз было невозможно угадать хоть что-либо.
— Преждевременно, — наконец сказал он. — Но я просто хотел изложить тебе мою ситуацию. И то, что мне может потребоваться твоя помощь.
— Вы получите ее, — ответил Фрэнки, положа руку на сердце. — Как только в этом возникнет нужда.
Фрэнки прервал стук в наружную дверь.
— Ага, что?
В дверь заглянул Малыш Оджи.
— Мальчишка пришел, — сообщил он.
— Зови его сюда.
В дверь вошел Аль Капоне с большой белой «борсалино» в руке. На нем был белый костюм «Палм Бич», очень опрятный и вполне сочетавшийся с огромной белой марлевой повязкой, прикрывавшей левую щеку и часть шеи. Туфли у него на ногах были черно-белыми, с преобладанием белого.
Он вел себя, как покорная овечка.
— Мистер Йель, мистер Торрио.
— Проходи, садись, Эл, — сказал Торрио, махнув рукой. — Обсудим все это.
Ребенок-переросток неуклюже пошел вперед и уселся на крепкий деревянный стул напротив Фрэнки. Маленький Джон продолжал сидеть в резном кресле слева и чуть позади Фрэнки, так что мальчишка видел лица сразу обоих своих приемных отцов. Слева была стена с окном, выходящим на аллею, пара косо висящих фотографий в рамках: Фрэнки и местные политики и знаменитости, а еще — два шкафа с бумагами. Стена справа представляла собой деревянное застекленное окно в гараж с грузовиками, где возились двое механиков в грязных комбинезонах.
Капоне опустился на стул, всем своим видом выражая досаду.
— Хочу извиниться за то, что я сделал, — мрачно пробормотал Эл.
— Сколько стежков, Эл? — спросил Маленький Джон.
— Тридцать восемь.
— А сколько швов?
— Три, — ответил Капоне, показав цифру своими пухлыми пальцами. — Верхний — сантиметров десять, два нижних — по пять. Врач сказал, что они останутся со мной навсегда. На лице.
— Сотрясение от удара тростью?
— Не. Только шишка с гусиное яйцо, — ответил Эл, аккуратно потрогав затылок. — Здоровая, черт ее дери.
Маленький Джон кивнул.
— Щека не болит, сынок? — спросил он.
— Не. Ну, болит немного. Не так сильно, как моя гордость.
— Ты чему-нибудь научился?
— Чертовски многому, мистер Торрио.
— Как насчет того, чтобы перестать гадить там, где ты жрешь, мать твою? — спросил Фрэнки.
— Безусловно, — согласился Капоне.
— И не встревать в чужой танец, особенно если кто-то пришел сюда, приглашенный на деловую встречу?
— Тоже, — согласился Капоне, сглотнув.
Фрэнки вздохнул и покачал головой.
— Ты знаешь, что меня больше всего разочаровало, Эл?
— Нет, мистер Йель.
— Ты женатый человек! Недавно женатый, у тебя дома молодая жена-красавица! И миленький маленький сын.
— Знаю. Знаю.
— И ты ходишь среди людей, размахивая в стороны своим петушком перед девками? Разве это достойное поведение?
— Нет, мистер Йель.
— Если хочешь немного гульнуть на стороне, разве для этого нет более подходящих мест? Где ты можешь получить все, что пожелаешь, под крышей дома? Разве я запрещаю тебе пользоваться женщинами, которые работают на нас?
— Нет, мистер Йель.
— Тебе должно быть стыдно.
— Да, мистер Йель.
— Правда?
— Да, мистер Йель. Стыдно. Действительно стыдно.
Фрэнки снова вздохнул и посмотрел на Торрио. Тот слегка пожал плечами. Мальчишка, что с него возьмешь?
Капоне сглотнул комок и заговорил:
— Тем не менее мы должны что-то сделать. Ко мне проявили неуважение. Меня… как вы это говорите, унизили.
Он подвинулся вперед. Выдвинул вперед челюсть, хотя, скорее всего, это натянуло тампон и причинило ему боль.
— Более того, мистер Йель, мистер Торрио, на меня напали, мать их так. Я не могу потерпеть подобного. Мы не можем этого потерпеть.
Маленький Джон изучающе посмотрел на своего давнего ученика. Покачал головой, устало вздохнул.
— Разве я ничему не научил тебя, Эл? Ты меня огорчаешь.
Капоне сокрушенно крутил в пухлых руках свою белую «борсалино», словно сидел за рулем автомобиля. Ведя его наобум.
— Мистер Торрио, что… Я… почему?
— Сначала дело, потом удовольствия, — ответил Джон, поднимая свой миниатюрный указательный палец.
— Возможно, Эл и прав в чем-то, — нахмурившись, проговорил Фрэнки. — По всему городку пошли слухи, что этот Холидэй и эти долбаные старые пердуны, Эрп и Мастерсон, порезали моего лучшего парня прямо в нашей собственной точке. Это скверно. Это выглядит дерьмово, вот так. Сложно будет держать людей в повиновении, если…
— Сначала — дело, — перебил Фрэнки Маленький Джон, повернувшись к нему. — Ты… мы… занимаемся бизнесом, поставляем выпивку всем кабакам Нью-Йорка и Нью-Джерси. А у Холидэя самый большой и самый лучший запас выпивки в городе, выпивки, сделанной еще до «сухого закона».
— Эгей, Джей-Ти, у него запас едва на год, — отмахнулся Фрэнки. — Это немало пойла, конечно, но явно недостаточно, чтобы стерпеть такое оскорбление…
— У тебя других забот не хватает? — резко перебил его Маленький Джон. — С перспективой ответного удара от «Белой Руки»?
Эти слова являлись косвенным выговором. Ведь идея с засадой в «Скальде» принадлежала исключительно Фрэнки, и он не согласовал ее с Торрио, поскольку она была совершенно не в стиле Маленького Джона.
— Джей-Ти, я просто хочу сказать, что зачем гоняться за годичным запасом выпивки, если эти люди не идут на сделку? Мы уберем их, а по ходу дела, может, найдем и их склад.
— Убрать их — дело второе, — возразил Маленький Джон. — А первое — перехватить их выпивку… кроме того, Фрэнки, ты не прав насчет того, сколько поставлено на карту. Кто тебе сказал, что у них годовой запас?
— Ну… э-э…
Глаза Неаполитанского Лепрекона мигнули.
— Случаем, не они сами? Фрэнки, я же знаю, откуда у Холидэя этот запас, он выиграл его в покер, и я знаю, у кого он его выиграл, и говорю тебе — у них запас на пять, может, шесть лет торговли для самого крупного в городе нелегального кабака, причем запас самого лучшего товара.
Фрэнки задумался.
— Это достаточное количество товара для нашей оптовой торговли…
— Именно так.
— Мы сможем переправить его сюда по воде и торговать им до Второго Пришествия.
Торрио кивнул.
— Или продать его по хорошей цене самым требовательным из наших клиентов, — добавил он.
— Куча товара, — сказал Фрэнки. — Куча возможностей…
Капоне прокашлялся.
Оба мужчины посмотрели на него.
— При всем уважении, мистер Торрио… мистер Йель. Я хочу высказать кое-что. Это я…
— Облажался, — закончил за него Маленький Джон.
Капоне моргнул, готовый расплакаться.
Фрэнки ухмыльнулся. Случаи, когда Маленький Джон выражался такими словами, можно было пересчитать на пальцах одной руки.
— О’кей, — сказал Капоне, сдвинувшись на край стула. Его лицо покраснело, ярко блестя на фоне белизны огромной повязки. — Но я тот, кому этот хрен порезал лицо. Я тот, кого всю мою чертову оставшуюся жизнь будут звать «порезанным». Я имею право сравнять счет. Он должен умереть, мистер Торрио. Джонни Холидэй должен умереть, мать его так.
Торрио поднял правую руку в жесте папы римского, благословляющего паству.
— Я не стану запрещать тебе этого. Спорный вопрос лишь в том, когда это произойдет. Вопрос «Что?» и «Почему?» не нуждается в обсуждении. У наших друзей с Сицилии есть такая поговорка: «Месть — блюдо, которое следует подавать холодным». Эл, мальчик мой, я даже и думать не могу отказать тебе в удовольствии отведать такое блюдо. Но перед всяким хорошим блюдом сначала надо… что-нибудь выпить, а?