то трава рядом примята, рванул по следам. Витька отстал, Макс еще немного пробежал вдоль забора и остановился. Следы вели дальше, то есть на стройку, и смысла в погоне не было от слова совсем. Не подумал в горячке, что ну найдут они лаз в заборе, и что с того? Там толпа гастарбайтеров в вагончиках, как поджигателей искать, и кто из них «молотова» кинул? «Какие ваши доказательства?», – крутилось в голове, Макс прошел еще немного вдоль новехонького забора и вернулся.
– Догнал? – Витька тяжко дышал на краю оврага, еле переводил дух.
– Какое там, – Макс старался успокоить дыхание, – ушли. Да и толку то, их на подходе надо ловить, не на крыше, а внизу караулить, и встречать, как положено.
Сердце уже билось в прежнем ритме, дыхалка еще сбоила, но терпимо. «Давно я так не бегал», – Макс принялся спускаться вниз, спрыгнул на кучу грунта, Витька приземлился рядом.
– Если бы они нас сжечь хотели, то кинули бы в квартиру сразу и ночью, даже под утро. А это предупреждение нам прилетело. – Макс выбрался из оврага. Дом высился напротив, темный и будто необитаемый по виду, свет падал лишь из открытой настежь двери подъезда, пахло гарью и бензином.
– Обошлось, – Витька чуть ли не бежал к дому, – а завтра что – в кустах всю ночь сидеть? Кустов у нас много.
«Выкосить их или выжечь», – это было бы по правилам, но Макс смолчал. Витька обогнал его, первым оказался на крыльце и вдруг грохнулся на колени, да так резко, точно по балде его кто огрел. Макс со всех ног рванул в дом, едва не врезался в Витьку: тот ползал около неподвижной бабки. Та лежала на площадке перед Анькиной дверью, Настя стояла на коленях и поддерживала голову старухи.
– Готова? – Витька вглядывался в неподвижное бабкино лицо. Рот у нее приоткрылся, седые волосы висели паклей, губы синие, глаза полуоткрыты.
– Дышит, – прошептала Настя, – но очень слабо. Она мне помогала, бидон притащила, кастрюлю, воду носила, огонь заливала. Потом смотрю – баба Надя у стенки сидит, потом упала. А к ней, а она без сознания. Вить, что делать?
Макс остановился на верхней ступеньке. Бабку он отсюда видел очень хорошо, света было достаточно. Старуха или умерла, или вот-вот отдаст богу душу и вряд ли дышит, Насте показалось или ей хочется так думать. Витька обернулся, вскочил, показал на бабку дрожащими руками:
– Иди, глянь, может, жива еще.
Макс не шевельнулся. Может и жива, но это ненадолго. Инфаркт, инсульт, остановка дыхания по любой причине – ей уже не помочь, если только прямо сейчас по волшебству тут скорая реанимация окажется.
– Врача вызвали? – Макс принялся сгребать ботинком к стене битое стекло. Краска облезла и пошла пузырями, от плинтуса до потолка почти ттянулись черные щупальца-полосы, на полу и ступеньках полно воды, а в остальном все нормально. Точно, напугать решили, одним «молотовым» весь дом не сжечь…
Витька метнулся в свою квартиру, кинул Насте мобильник. Та поудобнее устроила голову старухи у себя на коленях и принялась набирать номер. Дверь Анькиной квартиры чуть приоткрылась и сразу захлопнулась.
– Сука ты! Ой, это я не вам! Срочно «скорая» нужна, человеку плохо!..
Витька отпихнул с дороги бидон с пестрыми цветками на боках, подошел к Максу.
– Слышь, безопасник, – он толкнул Макса плечом, – пойди глянь, что с бабкой. Ты же можешь, ты учился. Иди, падла!
Еще немного, и Витька вцепился бы Максу в горло, но тот ждал этого, отступил назад и вниз, чуть согнул руки в локтях.
– Я только первую помощь могу оказать, тут реанимация нужна.
– Озерная, четыре! – выкрикнула Настя в трубку. – Женщина, пожилая, без сознания. Упала, когда огонь тушили… В смысле, у нас полотенце кухонное загорелось, – Настя глянула на Макса, на Витьку, переложила мобильник в другую руку. За Анькиной дверью послышался шорох и приглушенные голоса.
– Реанимация, да? Отсюда видишь? – Витька сбежал мимо Макса по ступенькам, встал в дверном проеме, закурил. Макс смотрел на неподвижное лицо старухи, а видел зеленую воду с ряской, молодого здорового парня с такими же синими губами.
– Сколько лет? Сколько ей лет? – Настя прикрыла микрофон и крутила головой, глядела то на макса, то на Витьку. Тот сосредоточился:
– Так, если она войну помнит, то лет семьдесят, наверное. Или больше, восемьдесят. Скажи восемьдесят пять! – Витька щелчком сбил пепел, показал Максу большой палец.
– Все нормально, поддерживаю. Твоя коллекция сегодня получит славный экземпляр – одинокая старуха, которой ты побрезговал оказать помощь.
– Коллекция? – со стороны казалось, что Витька бредит. Тот щелкнул себя по лбу, молитвенно сложил руки перед грудью.
– Простите, херр безопасник, не так выразился. Ваше личное кладбище, само собой. Ваше личное персональное кладбище. Один там уже есть, теперь второй, а там и третий на подходе. Без троицы дом не строится, – Витька зверски ухмыльнулся с окурком в зубах, – а бог не дурак, любит пятак…
– Что значит, не выезжаете к таким? – крикнула Настя. Она чуть привстала, бабкина голова безвольно мотнулась, глаза у нее чуть приоткрылись. В точности как у утопленника, когда показалось, что он жив и еще все можно исправить. Макс отвел взгляд.
– К каким таким? – кричала Настя. – Вы обалдели? Она участник войны, бегом сюда, или я в прокуратуру напишу, губернатору, президенту!..
– И в спортлото! – Витька выплюнул окурок, потянулся за новой сигаретой. – Это поможет, зуб даю.
– А ты чего стоишь? – взвился Макс. – Языком трепать каждый может. Самому слабо, страшно, да? А если она помрет у тебя на руках? Представил?
Вспомнил разом и жуткий холод кожи покойника, и какой он тяжелый, точно бревно, и гримаса на лице как насмешка. Витька закурил вторую, затянулся, сказал спокойно:
– Я по огнестрелу и колото-резаным могу, по переломам, по полевой хирургии немного. А тут ничего такого и близко нет, спец нужен вроде тебя. Скорочи на нас забили, вижу, – он глянул на Настю. Та сжимала в руке мобильник и поправляла бабке волосы. Кожа старухи была все еще влажной, хотя пол в подъезде уже почти высох. Из-за двери Анькиной квартиры выскользнул пацан, прижался к стенке и пялился на бабку, вытащил конфету изо рта и принялся облизывать ее как мороженое. Девчонка пищала что-то неразборчивое, Анька не показывалась.
– Не приедут, – Настя протянула Витьке телефон, – сказали, что только на труп. У них распоряжение: на стариков бензин не тратить.
– Анюта, – Витька взял у Насти мобильник и хлопнул ладонью по стене, – иди в «скорую» работать. Тебе там понравится.
Пацан хлопал глазами и улыбался, облизывая конфету. За дверью было тихо.
– И ты иди, оба идите. – Витька косо глянул на Макса, вышел из подъезда и пропал в темноте. От оврага тянуло сыростью и мокрой травой, не доносилось ни единого звука. Настя шевельнулась, хотела встать.
– Погоди. – Макс присел на корточки, оглядел старуху. Удивительно, но лицо мокрое, причем в мелких капельках, точно испарина. Протянул руку к сморщенной шее, отдернул: чувство, будто током ударили.
– Ты чего? – Настя только что не зарычала. – Если можешь, то помоги ей. Тебе зачтется.
«Ага, как же. Два раза. Уже зачлось», – Макс положил пальцы на бабкину шею, нашел сонную артерию. Чуть надавил, и ощутил еле уловимое движение, тонкий, почти нитевидный пульс. Приподнял ей верхнее веко, зрачок сузился, Макс наклонился и не сразу сообразил, чем таким пахнет. Вокруг воняло гарью и бензином, а тут слышался легкий запах ацетона. Могли и в бутылку плеснуть, конечно, но влажная кожа в сочетании с вялыми мышцами – Макс сжал бабке руку – ну точно тесто. И запах ацетона изо рта.
– Диабетическая кома…
– Что? – Настя сунулась вперед. – Чего, я не слышу?
Макс отмахнулся от нее, вскочил на ноги, снова опустился на корточки. Если он прав, и у бабки, реально, гипогликемическая кома – лекарство забыла принять или переволновалась, или напряглась, когда пожар случился – то есть простое средство, и хуже от него точно не будет.
– Что с ней? – чуть ли не в лицо ему выкрикнула Настя. – Что? Или ждешь, когда она умрет?
Она сжала кулак, хотела замахнуться, но вместо этого прикусила костяшки пальцев. Пацан заржал, аж затрясся весь, в ответ завизжала девчонка, дверь задергалась с той стороны. Макс выхватил у звереныша конфету и сунул ее бабке в рот. Настя оторопела, таращилась то на Макса, то на бабку, а та вдруг шумно вздохнула и повернула голову.
Пацан бился ногами и руками в дверь, орал так, точно ему кишки разматывали. Потом вдруг затих, повернулся и кинулся к Максу, вцепился ему в руку с неожиданной для шестилетнего пацана силой. Макс легонько отпихнул его, бабка шевельнулась и открыла глаза.
– Отдай, отдай! – мальчишка орал в самое ухо, бабка бессмысленно вращала глазами. Пацан чуть не заехал ей в лицо кулаком в попытке вырвать сладость, Настя успела отбить его руку.
– Отвали! – выкрикнула она. – Я тебе завтра десять штук таких куплю!
Не помогло, пацан вцепился Максу в руку и вдруг укусил его чуть ниже локтя. Настя вскочила, Макс успел подставить ладонь бабке под затылок, а та уже приходила в себя. Взгляд стал прежним, острым, лицо чуть порозовело, синева с губ пропадала на глазах. В спину толкнули так резко, что Макс едва не свалился на полуживую бабку. Та слабо улыбнулась, в спину снова больно толкнули, потом раздался шум и треск. Макс обернулся на миг. Настя держала пацана за локти, тот рвался у нее из рук, бился точно в припадке, орал, брызгая слюной, ревел дурниной:
– Отдай, отдай, мое!
На площадку выскочила лохматая девчонка и тоже заорала, кинулась к Насте, вцепилась ей в ногу.
– Заткнись, дебил! – Настя пыталась оттащить орущего пацана подальше. – Завтра ящик дерьма этого тебе принесу и прослежу, чтобы все сожрал… И ты, дрянь!
Она уволокла мальчишку вниз, его сестра тащилась следом, бабка приподнялась на локтях и помотала головой. Макс отбросил конфету, помог бабке сесть. Ее чуть мотало, лицо бледное, но уже не мертвенно, руки дрожат, губы тоже.