– Лекарство выпить забыли? – Макс снова проверил бабке пульс. Почти порядок, если учесть, что четверть часа назад она была в коме. Бабка кивнула, огляделась.
– Палка моя, нет палки…
– Сейчас найдем. – Макс покрутил головой. Палка обнаружилась неподалеку, валялась у плинтуса. Макс потянулся к ней, и тут из квартиры выскочила Анька. Как была в блядском платье, с неумытой мордой в черно-розовых разводах, пропахшая табачным дымом и сивухой, она перепрыгнула через бабку и кинулась к Насте.
– Не трогай ребенка! – раздался рев. – Отпусти мальчика! Ты у него конфету украла!
Настя толкнула пацана к матери, тот налетел на нее, Анька покачнулась и чудом удержалась на ногах. Пацан что-то горячо шептал ей, размазывая сопли, девчонка поскуливала рядом. Анька обернулась, уставилась на Макса.
– Ты украл? – ее мотнуло вперед. – Ты ребенка моего обокрал? Я тебя посажу, скотина, тебя на зоне грохнут…
Она подхватила с пола отбитое бутылочное горлышко и с «розочкой» наперевес кинулась к Максу. Выбор у того был невелик: или вскочить и бросить бабку наедине с пьяной самкой, или вспомнить недавнее прошлое. Ведь как вчера было: ночь, улица, фонарь, аптека, в смысле, подъезд, гопники, дешевое пойло и разбитая бутылка. Анькин выводок дружно заржал, пацан показал Максу средний палец, девчонка радостно повторила жест.
– Пошла отсюда, шлюха! – невесть откуда взялся Витька, схватил Аньку за шиворот платья и от души врезал ей под зад коленом. Анька нелепо взмахнула руками, бутылка улетела под потолок и оттуда скрикошетила ей на хребет. Витька пнул Аньку вперед, та грохнулась на колени и заорала.
– Убивают! Детей моих убивают!
– Нифига, это еще не убивают! – Витька схватил Аньку за шкирку, отчего платье треснуло и вовсе уж похабно задралось. Он проволок Аньку по полу, пинком распахнул дверь в ее квартиру. – Убивают не так. Чтобы я тебя не видел, или живьем прикопаю с выродками твоими!
Он швырнул Аньку в крохотный темный коридор, следом пинками загнал ее выводок и захлопнул дверь. Анька матерно выла там, скреблась в дверь. Витька грохнул ногой в створку так, что треснула фанера, послал Аньку в ответ, и все стихло. Бабка молча наблюдала за ним, Настя не решалась подняться с площадки перед лестницей, выглядывала оттуда.
– Извините, вспылил. Я на крышу пойду. Твоя очередь после трех.
Витька глянул на Макса, вытащил из-за ремня монтировку и двинул наверх. Макс помог бабке подняться, подал палку. Старуха уже уверенно держалась на ногах, Настя взяла ее под руку.
– Пойдемте, баба Надя, я помогу. – И повела старуху наверх.
– Поживу еще, – бормотала старуха, кое-как переставляя ноги, – поживу, с вами вместе.
«Само собой». Макс дождался, когда Настя и бабка доберутся до квартиры, пнул к Анькиной двери огрызок конфеты и тоже пошел на крышу. Хотелось воздуха, простора и тишины и посидеть немного под открытым небом, и плевать хоть дождь там, или снег, или торнадо, лишь бы не в каменный мешок своей квартиры.
На крыше было хорошо, пахло ветром, волей, речной водой и нагретым за день железом. На первый взгляд было пусто, только у самого основания трубы мигал крохотный багровый огонек. Макс направился туда, огонек мигнул, запахло потянуло табачным дымом.
– Не курить на посту.
Витька мигом затушил окурок о крышу, поднялся на ноги.
– Слушаюсь, товарищ командующий. Да я аккуратно, меня им отсюда не видно.
Тут в глаза ударил мощный луч прожектора, Витька грохнулся обратно за трубу, Макс пригнулся и отбежал в тень. Полоса света скользила по крыше, выхватила ножки кресла и часть трубы, проползла до края и исчезла. Витька высунулся из укрытия, пробежал на цыпочках к креслу, схватил его и уволок в надежное место. Макс рассматривал стройку: ничего нового, не считая мощного прожектора, коего вчера еще не было, и это осложняет дело.
– Чего притащился? – выдал из темноты Витька. – Рано еще. И вообще отойди, я тебя боюсь, ты покойников воскрешать умеешь.
Он так и обтирал спиной трубу, Макс присел на подлокотник кресла. Подумал, что неплохо бы в самом деле истребить нафиг «зеленку», в смысле, растительность по периметру дома. Представил, как это будет, картину довершил залитый соляркой пруд неподалеку, и получилось апокалиптическое бог знает что. По крыше снова скользнул луч прожектора, Витька аж дышать перестал.
– У нее глюкоза в крови резко снизилась, и кома началась. Хорошо, что сознание не потеряла, иначе все. Сладкое в этот момент надо дать, конфету или сироп, – Макс поджал ноги, и луч прополз мимо, – и сахар в крови восстановится. Еще бы неплохо инсулин внутривенно, но «скорая» на нас забила, как я понял.
– Ага, – подтвердил Витька, – забила. На трупы приедут, живые мы им не нужны. А ты на врача, что ли, учился?
– Не, служил срочную, потом контракт на три года. Нас в школу выживания отправили, я прошел и даже диплом получил.
– Теоретик…
На ярко освещенной стройке вдруг разом погасли все огни, осталось только освещение в центре, где уже вырос каркас поганого ТЦ, напоминавший конструкцию из обгоревших спичек. Прошмыгнуло мимо несколько человек, проехал самосвал, и все стихло. На крыше раздались шаги, Витька отклеился от трубы, негромко звякнула монтировка. Макс вскочил, вгляделся в темноту.
К ним шла Настя, она выбралась из чердачного окна, огляделась и теперь осторожно шла к трубе, перед каждым шагом пробовала крепость железа перед собой, точно на болоте. Подошла, вся пропахшая дымом и гарью, в той же футболке и джинсах, выше локтя под рукав футболки тянулась длинная свежая ссадина.
– Чего там? – Витька аж в струнку вытянулся. – Бабка наша как? Курва эта не вылазила? Надо было ее прибить и на бандюков ахромкинских списать, поздно я сообразил.
– Затаилась, – Настя потрогала трубу, точно погладила кирпич, – а бабуля наша спит, лекарство выпила и заснула. Я с вами посижу, а то дома тошно и страшно. Вдруг Анька выскочит, я с ней не справлюсь.
Макс подвинул кресло, Настя села, обхватила подлокотники. Витька отошел в сторонку, потом утопал куда-то в темноту, судя по звукам, на другую сторону крыши. Настя отмахнулась от комаров, повертелась, потом накинула на плечи Витькин бушлат и прижалась затылком к трубе.
– Тут раньше печка была, говорят, весь дом грела. Трубы в стенах были специальные, для горячего воздуха. Потом их сломали, обычное отопление сделали. Ты трещину видел, вон там? – Настя повернулась к Максу. Настя показывала в сторону расколотой торцевой стены.
– Видел.
Из темноты показался Витька, выплыл черной тенью, остановился неподалеку.
– Если вы остаетесь, то я спать, – заявил он.
– Давай, я разбужу.
Витька утопал, Макс присел на основание трубы шириной в полтора кирпича, поднял голову. Снова собирались тучи, звезды пропали, над домом пролетела огромная птица с длинными лапами и пропала в поднимавшемся от реки тумане.
– Может, правда продать? – Настя звонко шлепнула себя по щеке. – Я прикинула: на первый взнос мне хватит. Куплю нормальное жилье…
– И будешь двадцать лет на банк вкалывать, – оборвал ее Макс. Хотел добавить, что поздно продавать, что предложение после «молотова» уже не актуально, но смолчал.
– Буду, – согласилась Настя, – а что делать. Все равно у нас шансов тут нет. Или есть?
Макс почувствовал на себе ее взгляд, повернулся. Настя пряталась от комаров и ночного холодка под бушлат и смотрела на Макса так, будто тот знал точный ответ. Не дождалась, отвела взгляд, уставилась в небо.
– Ладно, не буду продавать. Подожду, пока разбогатею, и куплю себе квартиру с видом на Кремль. Не в кредит, а за наличку.
Макс фыркнул.
– Долго ждать придется. Не доживешь.
– Ну почему же. Если с каждой зарплаты откладывать половину и есть только быстрорастворимые макароны, то к пенсии я накоплю на комнату в сталинской высотке. – По голосу было слышно, что Настя улыбается.
– Не, это не считается. – Глупый разговор помогал отвлечься, и Макс подхватил тему. – Разбогатеть – значит, получить все и сразу. Купить все, что ты хочешь, в один день. Тебе нужна квартира, ты ее купила и живешь в центре Москвы напротив Кремля, а денег еще полно, ты миллионерша. На работу можно не ходить, убирает-готовит домработница, а ты что делать будешь?
– Электрички под откос пускать.
– Чего? – Макс решил, что ослышался. – Какие электрички, зачем?
– Ненавижу их, – Настя смотрела перед собой в одну точку и вцепилась обеими руками в подлокотники кресла, – пять лет в них, считай, живу, уже столько намотала, что земной шар можно несколько раз обогнуть. Разбогатею и буду их взрывать. У богатых свои причуды, верно? – Макс снова чувствовал на себе жесткий и серьезный взгляд, и уже не казалось, что Настя шутит. За лесополосой загудела ненавистная «собака», Настя зажала уши.
– Помнишь, пару лет назад в новостях показывали, как богатые люди на дороге развлекались, водителей и пассажиров убивали. Я ничем не хуже, только денег у меня нет. А так бы и миллионов своих не пожалела, честное слово!
– Почему в Заборске не работаешь?
Понятно, что Настя уже на пределе от усталости, попробуйте пять дней в неделю вставать с рассветом, а ложиться в половине двенадцатого ночи. Он и сам бы в таком режиме долго не протянул, а тут пять лет.
– Предлагаешь считать общую, производственную, фактическую себестоимость и делать ценообразование за еду?
– В каком смысле? – Макс снова не успевал за ходом ее мысли.
– В прямом. За десять тысяч рэ в месяц грязными, – зло бросила Настя. – У меня было такое предложение, когда я без работы полгода сидела. Услышала и тоже обалдела. Мы вам хоть что-то заплатим, – с издевкой проговорила она, точно передразнивая кого-то.
«Ничего себе», – Макс прикусил язык. Ситуация Насти была, пожалуй, похуже его собственной. Он-то в крайнем случае работу вахтой всегда найдет, а ей куда, тоже на месторождение?
– Сняла бы в Москве, зачем так убиваться, – сказал Макс, – а банку в кабалу всегда залезть успеешь. Кредит, это только начало, а потом пойдет: страховка каждый год, оценка, декларации в налоговую с пятого раза, если повезет. На макароны только денег и останется.