– Уверен. – Макс выключил свет и отошел к столу. Бабка уже давно окоченела, на коже проступают синеватые пятна. Она мертва уже несколько часов, похоже, что перестала дышать еще вчера вечером. Одета в то же платье, что виднелось из-под плаща, волосы влажные от дождя. Наводила порядок, прилегла отдохнуть и заснула.
– Приедете, точно? – Витька с телефоном отвернулся в угол. – На трупы, значит, бензин у вас есть. Не, я это я так, мысли вслух. – Витька продиктовал адрес и присел у стены на корточки.
– Сказали, приедут, а ментам сами позвонят.
Макс подошел к столу, там за коробками с лекарствами стояли фотографии. Большие цветные фото, три штуки: на центральном веселый темноволосый мужчина лет сорока с небольшим, сидит на пеньке, у его ног полная корзина грибов. На втором фото молодая женщина в лесу на лыжах, кудрявая, в очках, веселая, что-то кричит за кадр. На третьем девушка, ей лет двадцать или около того, серьезная, с прямыми темными волосами, очень похожа на женщину и на мужчину с фото, но больше на мужчину. Девушка пристально смотрит в кадр и держит за ошейник светлого крупного пса. Тот рвется бежать куда-то, молодой еще, полный сил, девушка с трудом держит его, но пес вот-вот вырвется.
– На общагу похоже, – подал голос Витька. Он крутил головой по сторонам, но к дивану так и не подошел, лишь поглядывал туда с опаской и жалостью. – До нее тут Вова и Марина Алтыновы жили, обычная семья, только детей не было. Спились оба, Вову в дурку увезли, Марина куда-то пропала бесследно. Квартира долго пустая стояла, а прошлой осенью баба Надя приехала.
Макс осмотрелся еще раз: Витька прав, квартира точно нежилая. Новой мебели нет, ремонтом и не пахнет, бабка будто собрала лишь все необходимое и переехала на время, как в гостиницу или в гости. С улицы послышался гул двигателя и голоса. Витька вскочил на ноги:
– Пошли встречать.
Это оказалась «скорая», усталая бледная женщина-фельдшер и звероватого вида водитель. Он в дом не пошел, остался за рулем тупить в телефон. Фельдшер осмотрела мертвую старуху, оставила какую-то справку «для полиции», как она сказала, и уехала. Потом к луже подкатил синий «уазик», Витька задумчиво поглядел на него из окна.
– Иди погуляй пока, – предложил Макс. Витька моментально свинтил к себе, закрылся там и притих. В подъезд вошел совсем молодой парень, чуть ли не курсант, но уже с двумя звездочками на погонах, тоже бледный и замученный, как фельдшерица. Макс повел лейтенанта в бабкину квартиру, тот быстро оценил обстановку, пробежал глазами справку от «скорой» и присел за стол, вытащил из папки бумаги, разложил их, нашел пустой бланк, принялся что-то быстро писать.
– Когда обнаружили?
– Сегодня утром, – врать не приходилось, и Макс лишь пересказывал недавние события. – Увидели свет, стучали, кричали, потом взломали дверь, а она тут… лежит.
– Одна жила? Родственники, семья у нее есть?
– Без понятия, – опять же честно сказал Макс. За полтора месяца, что он сам тут прожил, про бабкину родню он слышал только от нее самой: то она в гости едет, то брат с женой к ней собираются, но и только. Говорить лишнего не стал, решил смолчать. Полицейский положил на стол фуражку, поглядел на фотографии и царапал ручкой по бумаге дальше.
– Болела она?
– Не знаю. Наверное. В ее возрасте все болеют.
– А сколько ей лет, и паспорт где? – лейтенант заинтересованно глянул на Макса. Тот опять с самым честным и недоумевающим видом пожал плечами, потом спохватился.
– Лет восемьдесят или даже больше, она войну помнит. А паспорт не знаю где.
Вспомнил, что в коридоре видел бабкину сумку, принес ее. Лейтенант покопался внутри, ничего кроме лекарств, ручки и выключенного кнопочного мобильника не обнаружил.
– Запишем как неизвестную…
– Ее Надежда зовут, – оборвал полицая Макс, – в смысле, звали. Она не неизвестная.
Подумал, что фамилию бабки даже Витька вряд ли знает, решил пока ограничиться этим. И сам себе поклялся, что как только закончится этот ад со стройкой и домом, то сам найдет бабкину родню, чтобы все было честь по чести: и могила, и две даты через черточку, и полностью имя, фамилия, отчество на могильной плите.
– Ладно, – лейтенант расписался под строчками с текстом, – тело заберут, полежит до опознания или востребования, а квартиру потом опечатаем.
Он проглядел написанное, прищурился, поднял голову.
– У вас улица Озерная, дом четыре?
– Да, она самая. А что такое?
Лейтенант снова полез в свою папку, принялся перебирать бумаги, потом достал сложенный вдвое лист, развернул.
– Медведкина Анна Николаевна тут проживает? – он чуть запинался, разбирая чьи-то каракули.
– Медведкина Анна? – Макс не сразу сообразил, о чем идет речь, полицейский на него не смотрел, крутил исписанную бумажку и одновременно листал адресную книгу в своем мобильника.
– Медведкина Анна Николаевна, безработная, тридцать шесть лет, у нее двое детей. Сыну Дмитрию восемь, дочери Елизавете шесть, у нее олигофрения. У вас живет?
Дошло, наконец, о ком это он. Анька, будь она неладна, и тут о себе напомнила.
– Знаю такую, – сказал Макс, – Анька-шалава, как же, как же.
– Где она, где ее квартира? – полицейский занес ручку над листом бумаги.
– Где она, без понятия, уже несколько дней ее не видел. А квартира на первом этаже, могу показать.
Лейтенант быстро корявым почерком писал то, что говорил Макс. Послышался треск рации, с улицы посигналил «уазик». Полицейский принялся собираться, сгребал в папку бумаги.
– Ее детей подобрали на станции, они воровали у пассажиров еду и деньги, милостыню просили. Где их мать, не знают, вчера нашли на путях изуродованное тело женщины, возможно, это их мать. Была то ли пьяная, то ли под веществами. Экспертизу пока не проводили, возможно, это она. Сюда завтра наши сотрудники подъедут, квартиру осмотрят. Не трогайте ничего.
– Мы не трогаем, – Макс пошел провожать лейтенанта. В коридоре со стен начала обваливаться штукатурка, полицейский потрогал пальцем обнажившуюся дранку, глянул на Макса. Тот вздохнул, развел руками:
– Стройка, все же законно, да?
Лейтенант отвел взгляд и заторопился вниз. Макс догнал его, придержал за рукав и показал в сторону коридора, где за одной из дверей тише мыши сидел Витька.
– Вон там ее квартира. А детей теперь куда?
– В приют, потом в детский дом. – Лейтенант вырвался, глянул на обгоревшую стенку, перепрыгнул битый кирпич и был таков. Едва «уазик» укатил со двора, из квартиры вылез Витька, Макс рассказал ему про Анькиных детей и неизвестно чей женский труп на «железке».
– Туда им и дорога, – буркнул Витька, – один фиг ничего путного из них при такой матери бы не выросло. Бабу Надю жалко, а их нет, веришь?
Старуху увезли вечером, белая с глухими окнами «газель» приехала в одиннадцатом часу. Толстые, похожие друг на друга мужички сноровисто завернули тело в одеяло и унесли, погрузили в машину. Та врубила дальний свет, тронулась с места, заехала в лужу, потом выбиралась оттуда, подняв фонтан грязной воды, потом укатила-таки к мосту, пропала там. Стало очень тихо, дом будто вдохнул и так затаился, ветра не было, трава не шевелилась, лишь трещали оттуда кузнечики и прочая мелкая живность, с реки подползал туман. Электрички гремели где-то далеко, точно вполсилы, небо заволокло тучами, по границе неба и леса полыхнуло синим, и снова все успокоилось. Витька сел на верхнюю ступеньку, Макс устроился рядом. Было уже очень темно, из открытой двери подъезда падало совсем немного света, тянуло сыростью.
– Ты не знаешь, как ее фамилия?
Неподалеку что-то зашуршало. На едва освещенной стене показался здоровенный таракан, он непринужденно топал по стенке и водил усами. Витька хлопнул в ладоши, таракан притормозил, повел башкой по сторонам и двинул дальше.
– Плохи наши дела… Нет, не знаю. Она же тут недолго прожила, здоровалась всегда, потом попросила как-то в аптеке кое-что купить. Я купил, а фамилию не спрашивал. Помянуть надо.
– Надо. – Макс прислушался. От моста доносились звуки шагов, будто кто-то бежал по брусчатке, ну или очень быстро шел к дому. Шаги стихли, потом стали ближе, в дверном проеме появилась темная тень.
– Блин, я же просила свет не выключать. – Настя сделала острожный шаг вперед. – Ну что за люди….
Макс включил фонарик в мобильнике, девушка зажмурилась, отшатнулась.
– Смешно, очень, – она шарила ладонью по стене, – я оценила. А вы чего тут расселись, больше выпить негде?
– Насть, баба Надя умерла. – Витька поднялся с места и щелкнул выключателем. Желтоватый свет озарил разгром и оторопевшую девушку. Она растерялась, смотрела то на одного, то на другого, и, судя по взгляду, еще не верила.
– Вчера вечером или ночью, – сказал Макс, – мы утром ее нашли, «скорая» и полиция приезжала, сейчас увезли уже. Надо помянуть, давай с нами.
В хозяйстве имелась бутылка хорошего виски из дьюти-фри, купленная еще в прошлом году, когда они с Наташкой в Австрию на Адвент летали. Прихватил ее с собой в надежде отметить новую работу, новую жизнь, а вот как оно повернулось.
– Пошли ко мне, – Витька достал ключ и двинул к своим дверям, – у меня все есть. Заходите.
Настя нерешительно глянула на Макса, в Витькину спину, прижала ладонь к губам и вошла в открытую дверь. Свет включили только в коридоре, сами расположились в кухне, Настя села у стола, поставила сумку на колени, Макс встал у двери, Витька хозяйничал и накрывал стол. Первым делом поставил три стопки, потом появился хлеб, огурцы и колбаса. Настя хотела помочь, потянулась к ножу, но Витька сам порезал все толстыми ломтями и разложил по тарелкам. Расставил их в одну линейку, вытащил из шкафчика на стене бутылку, ловко свернул пробку.
– Это водка? – Настя присматривалась к этикетке. За окном полыхнула молния, водка на мгновение окрасилась синим.
– Само собой, – Витька доверху налил в три стопки, поставил бутылку, вздохнул.
– Давайте, что ли, помянем. Бабе Наде будет приятно.