всеобщая ярость была сфокусирована и поставлена под контроль. А всеобщая ненависть направлена в одну сторону, очищена от примеси иных чувств… и употреблена если не во благо, то во имя достижения некоей цели.
Отвратительный спектакль наконец закончился. Толпа начала неторопливо рассеиваться, пожарные принялись убирать все еще дымящиеся угли. Нынче вечером начнутся пиры – в городе Мерсия будут праздновать освобождение от тирании. Никто не поставит под сомнение тот факт, что смерть Матери освободила жителей города от господства ракхов. Никто не вспомнит о том, что аналогичные расправы, уже прошедшие во многих городах чуть ли не по всему побережью, стали не триумфальным завершением событий, а, зловещей прелюдией.
Дэмьен посмотрел на Тарранта; Охотник промолчал, однако едва заметно кивнул. Когда толпа вокруг обоих путешественников подрассеялась, они побрели в северном направлении, причем Таррант организовал Затемнение, с тем чтобы люди смотрели в другую сторону – куда угодно, только не на них. Довольно скоро они подошли к дворцу Регента – или теперь его уже следовало называть дворцом Патриарха? – и без каких бы то ни было осложнений вошли внутрь. Стоило кому-нибудь из гвардейцев обратить на них внимание, как Творение ликвидировало внезапно вспыхнувший интерес. Так они поднялись на верхние этажи частного флигеля, в котором жил Тошида. Так, незваные, получили аудиенцию.
– Ваша Святость.
Таррант заговорил и поклонился первым, признавая новый статус Тошиды и подчеркивая его. Дэмьен поступил точно так же. Он видел, какой радостью заблестели глаза Тошиды, удостоившегося подобной чести от заморских гостей. «Сколько же лет он лишь втайне мечтал о чем-то в этом роде? И какого накала достигли эти мечты», – подумал Дэмьен.
– Я полагал, что вы придете, – обратился Тошида к Дэмьену. – Хотя, честно говоря, ожидал, что вы прибудете ко мне с участниками вашей экспедиции, а не с местным жителем.
И он многозначительно кивнул в сторону Тарранта.
Тот холодно улыбнулся:
– Я прибыл на борту «Золотой славы» вместе с преподобным Райсом. Но поскольку предпочел сойти на берег, не доходя до Мерсии, получилось так, что мы с вами не встретились. Сэр Джеральд Таррант, Владетель Меренты.
И, представившись, он вновь поклонился.
– Ах вот оно как. Значит, вы и есть тот самый западный колдун, против которого нас предостерегали Матери. – Тошида натянуто улыбнулся. – Мне кажется, я имею право сказать, что любой враг Матерей является желанным гостем у меня в городе.
– Все Матери мертвы? – спросил Дэмьен.
– Нет еще. Некоторые бежали в горы, но погоня уже снаряжена. И у них есть собственная цитадель далеко на севере, где они обучают и готовят себе подобных; эту крепость еще предстоит взять штурмом. Но не упрекайте нас, преподобный Райс. Мы ведь совсем недавно осознали истинный смысл положения страны, причем наши познания увеличиваются изо дня в день. Дайте нам немного времени, и мы очистим от них все земли, заселенные человеком.
Дэмьен выслушал последнюю фразу, с трудом сдерживая отвращение, – размах и направленность происходящего здесь в последние недели были для него чересчур очевидны.
– Не могли бы вы подсказать нам, какая судьба постигла корабль, на котором мы сюда прибыли.
Тошида замешкался с ответом. Что-то в его лице подсказало Дэмьену, что не следует ожидать ничего хорошего.
– «Золотой славы» больше нет, – в конце концов сообщил Тошида.
– Ушла на Запад? – спросил Дэмьен, прекрасно понимая, что ответ окажется иным.
– Потерпела крушение. В бурю возле Альмаранда. Большей части экипажа удалось безопасно высадиться на берег, но ваш корабль пошел ко дну. И весь груз тоже. Мне очень жаль, – вроде бы с искренним сожалением добавил он.
– А капитан Рошка? А штурман Марадез?
Лицевые мышцы Тошиды напряглись.
– Капитан – в Пяти Городах, подыскивает себе новое судно. А Рася…
Дэмьен затаил дыхание.
– Утонула?
Тошида покачал головой, лицо его по-прежнему выглядело скованным.
– Она выбралась на берег. Провела неделю в Альмаранде, изучая тамошние древние морские карты. Затем отправилась в протекторат Лурал на поиски какой-то старинной лоции, которая там вроде бы хранилась. Насколько я понимаю, реликвия одной из первых экспедиций.
– И?..
Тошида отвернулся.
– Она была пришлой, – тихо сказал он. – А сейчас дурные времена для пришлых.
«О Господ…» Дэмьен представил себе Расю, окруженную разъяренной толпой, – рост, цвет кожи и акцент без всяких сомнений выдавали в ней иностранку, возможно, замаскированного врага… Он представил себе, как она становится жертвой разъяренной толпы, и невольно задрожал. «О Господи. Прошу Тебя. Только не это».
– Бывает, – проскрипел Тошида. И хотя он сказал это как бы в утешение, Дэмьену показалось, что эти слова прозвучали как-то грубо. Бесчеловечно. – Такова цена, которую приходится платить, преподобный.
– За что?
– За свободу. За уничтожение тирании. Страна нуждается в очищении, и если при этом возникают болезненные побочные результаты…
– Господи небесный, – взорвался Дэмьен. – Неужели вы сами верите в подобную чушь? Честно говоря, я ждал от вас большего, Патриарх!
Последнее слово он произнес с нажимом, и прозвучало оно чуть ли не издевательски.
Тошида насупился:
– Кто вы такой, чтобы осуждать нас? Если для исцеления народа следует пролить кровь, то пусть она прольется. Такие эмоции нельзя держать под спудом на протяжении долгого времени – рано или поздно они выплеснутся наружу, и если этот выплеск станет неуправляемым…
– А то, что происходит у вас, вы считаете управляемым? Вам и на самом деле так кажется?
– Они убивают ракхов. Я называю это справедливостью.
– Они убили Расю! – Голос Дэмьена дрожал – от ярости, от горя, от недоумения. – И сотни других людей. Тысячи других. Каждого, кто встанет им поперек дороги, или усомнится в их справедливости, или просто попадется под горячую руку.
– Эту цену нам приходится платить, преподобный Райс. Поймите.
– За что?
– За наше единство. – Регент глядел уже угрожающе. – Или вы забыли? За великую Святую Церковь, которой мы оба служим. За единство веры. Единство цели. Единство судьбы, достигаемое любой ценой.
– Нет, – внезапно вмешался Таррант. – Не любой ценой.
Тошида повернулся к нему:
– А теперь вы возьметесь учить меня вере? Меня воспитала Святая Церковь, я достаточно знаю писания Пророка.
– Может быть, и знаете, – невозмутимо возразил Таррант. – Только не понимаете.
В глазах Тошиды вспыхнула ярость, краска гнева залила все лицо.
– Как вы смеете! Как будто кто-нибудь, прибывший со стороны, может понять мир, построенный нами здесь, и оценить предпринятые нами усилия…
– Хотите узнать, что вы тут построили? – Гнев самого Охотника наполнил комнату, сделав сам воздух стылым и жутким. Над головой у него замелькали порождения ярости. – Хотите посмотреть на мир, построенный вами на религии ненависти? Что ж, я вам покажу!
Комнату заполнило буйство переливающихся красок, в котором затерялись и Тошида, и Дэмьен. Стены утратили материальную субстанцию, пол и потолок куда-то исчезли. Даже сила притяжения внезапно прекратила что-либо значить – все начало втягиваться в сердцевину цветного вихреворота, в воронку, – все мысли и чувства, все телесное и духовное, все надежды, страхи и мечты…
И перед ними предстало грядущее. Не какой-то отдельно взятый момент или период. Перед ними разверзлась бездна грядущих времен, хаос кое-как сходящихся друг с дружкой возможностей. Дэмьен увидел миры, в которых всеобщее уничтожение, затеянное Калестой, охватило целые города, целые края, подняв брата на брата с единственной целью истребить все живое. Он увидел миры, в которых Святая Церковь стала инструментом тотального контроля, орудием убийственной тирании, и мечта Пророка окончательно сошла на нет в эксцессах ритуальной жестокости. Перед его взором миры проплывали за мирами: кровавые, убийственные, безнадежные, охваченные порчей. Он видел, как порча расходится кругами, подобно волнам, как поражает сперва народ, потом Церковь, а вслед за этим – и Фэа, пока не растекается по всей планете единым океанским валом, губя каждую душу, к которой прикоснется. Воплощенная мечта Калесты – и голод Калесты. И посредине всего этого лишь один мир, в котором осталась хоть какая-то надежда, один клочок земли, на котором сияет свет. Лишь один мир – и в нем только один человек, мудрый и решительный, которому, пожелай он этого, удалось бы отразить этот натиск, этот напор, удалось бы спасти свой город – и с ним свой мир, поведя его по другому пути. Только что избранный Патриарх – темнокожий, торжествующий…
Раздался внезапный крик – наполовину гневный, наполовину испуганный, – и видение взорвалось, рассыпавшись на хрустальные брызги. Фрагменты реальности дождем полились на Дэмьена, пытавшегося кое-как прийти в себя, но на протяжении целой минуты ему это не удавалось, – а к тому времени, как он вновь увидел дверь, ту уже закрыли с другой стороны, и человек, сделавший это, пропал из виду.
– Джеральд!..
Он не мог думать сейчас о Тошиде, он и сам рванулся к двери, надеясь догнать и остановить Владетеля. Но Охотник шел быстро, да и фору взял изрядную, – и пока Дэмьен не выбежал из дворца, растолкав и распугав по дороге добрый десяток гвардейцев, он так и не увидел Тарранта. Но вот и он – его длинные ноги стремительно шагают по дворцовым угодьям.
– Джеральд! Остановитесь! – Он не знал, услышит ли его посвященный с такого расстояния, однако попытаться стоило. – Прошу вас!
Никакого эффекта. Дэмьен побежал еще быстрее, стремясь наверстать отставание, хотя ни силой, ни выносливостью ему было с Таррантом не сравняться.
И наконец в каком-то безлюдном месте ему удалось догнать Охотника, не потому, что он бежал быстрее, а потому, что остановился сам Таррант. Страх читался на его смертельно-бледном лице, страх читался в серебряных глазах.